Луиза поднялась на второй этаж. Заперев дверь своей спальни,  она присела  на большую, под кисейным пологом кровать. Пахло лавандой. Луиза  сжала руки, почувствовав быстрые, горячие слезы у себя на глазах.

Это случилось не здесь. Прошлой осенью, когда кузен Питер уехал на плантации, муж небрежно сказал: «Я тоже, милая, отправлюсь в Дели, по делам. Не скучайте, - он поцеловал Луизу в щеку и шепнул: «Я тебя навещу, перед отъездом».

Ни в каком Дели он, конечно, не был. Луиза знала, что он проводит время на севере, за городом. Там у одного из его приятелей был особняк. Она помнила, как, еще в Батавии, подростком, спросила у матери: «Почему папа нас никогда не берет с собой, когда уезжает с друзьями?»

-Мужчинам надо побыть в мужской компании, - только и ответила ей мать. Больше они о таком не говорили.

Проводив мужа, в один из жарких, солнечных дней ранней осени, Луиза, сидела в саду, за вышиванием. Слуга-индиец принес ей серебряный поднос, с визитной карточкой.

-Мистер Грегори Вадия, - прочла она, - управляющий филиалом «К и К» в Калькутте.

-Как неудобно, - подумала Луиза, - Виллема нет, и Питера тоже, как на грех…

Он был высоким, худощавым, с большими, темными глазами. Луиза, услышав его отменный английский язык, смущенно сказала: «Мистер Вадия, я не знаю, как вам помочь. Мистер Кроу в провинциях, проверяет плантации, а моего мужа нет в городе…, - она почувствовала, что краснеет.

-Я  предупреждал мистера де ла Марка, что приеду, - вздохнул индиец, - кабелем, на той неделе…Ничего, миссис де ла Марк, - он улыбнулся и Луиза подумала: «Он не красавец, конечно, но у него такое доброе лицо…»

-Ничего, - повторил Вадия, - я вернусь обратно в Калькутту. Навещу вас позже.

-Вы целый континент проехали, - Луиза, решительно, поднялась со скамейки, - я вас не отпущу без обеда, мистер Вадия, даже и не думайте. И вообще, - она повела рукой, - мой муж скоро должен вернуться. У вас же есть, наверное, какие-то дела в конторе…, - она замялась.

-И очень, много, - весело подтвердил индиец, - я сюда весной переезжаю, сменить вашего мужа. Мне надо как следует разобраться в делах. И, пожалуйста, миссис де ла Марк, - он покраснел, - называйте меня просто Грегори.

За обедом он рассказывал детям о Калькутте, о дельте Ганга и соборе святого Павла, об Индийском музее и форте Уильям, что завоевал Роберт Клайв.

Виллем и Маргарита замерли, открыв рты.  Мальчик, недовольно сказал: «Мы и в Дели-то не были, и мама тоже. Только и знаем, что Бомбей. Мама, правда, из Батавии…, - Луиза улыбнулась и Вадия заметил: «Я как раз не был нигде, кроме Индии, и с удовольствием послушаю вашу маму».

Они пили кофе на террасе, дети играли в саду, Луиза говорила. Женщина, неожиданно, подумала: «Он и правда  слушает. Виллем так никогда не делает. Я и забыла, как это, говорить самой. Кузен Питер тоже такой, с ним легко».

Вадия рассказал ей, что учился в Шотландском Колледже, в Калькутте и получил диплом юриста. Он уже три года управлял конторой «К и К». Его покойный отец работал в канцелярии бенгальского губернатора и был там чуть ли ни единственным индийцем. Мужчина, усмехнулся: «Мы не такие, как индийцы, миссис де ла Марк. И не такие, как англичане. В общем, - Вадия развел руками, - нас не любят ни те, ни те».

-Ерунда, - ласково отозвалась Луиза. Она вспомнила, как еще в Батавии, матьсказала: «Все полукровки, все местные, пусть они даже и крестились, никогда не станут белыми. Кровь, - мать похлопала себя по нежной руке, - не изменишь. Цветной, он и есть цветной».

-Нет ни эллина, ни иудея, - пробормотала Луиза. Мать вздернула бровь: «И те, и те были белыми, дорогая моя. Дай цветным волю, - она указала за окно, - они и камня на камне не оставят ни от этого города, ни от всех нас. Они нас ненавидят, их мужчины хотят…, - мать оборвала себя и не закончила.

Потом Луиза увидела Вадию на мессе в соборе святого Фомы. За чаем, в саду, Грегори подошел к ней: «Мой прадед здесь крестился, восемьдесят лет назад. Он был судовой мастер, на верфях работал. А потом уехал в Калькутту».

-А вы? - Луиза озорно посмотрела на него: «Бросили семейное дело, мистер Грегори?»

-Еще мой отец его оставил. Он  чиновником был, - Вадия взглянул на глубокое, синее небо: «Однако с лодкой я управляюсь хорошо. Могу покатать вас и детей, миссис де ла Марк. Если вы хотите, конечно, - он покраснел.

Она хотела. Дети бегали в прибое, они сидели на белом песке, на горизонте, в золоте расплавленного солнца, парили темные силуэты птиц. Луиза сказала: «Кузен Питер Кроу, вы с ним встретитесь еще…, Его дед в этом соборе венчался, с первой своей женой».

Вадия кивнул: «Мне отец  рассказывал. Мой прадед знал того Питера Кроу. И деда вашего мужа  тоже знал. У нас в семье есть традиция, - темные глаза отчего-то погрустнели, - помогать вашим семьям. Я ее поддерживаю, - он взглянул в сторону. Луиза спросила: «Что такое, мистер Грегори?»

-Ничего, - мужчина помолчал: «Ничего, миссис де ла Марк. Забудьте об этом, - он поднялся и подал ей теплую, большую руку.

Луиза и сама не поняла, отчего она вздрогнула. Белокурые локоны выбивались из-под ее шелкового капора. Она шла, придерживая подол платья, бившийся на легком ветру, пахло солью. Шуршали волны, дети что-то кричали, а он, - Луиза обернулась, - все смотрел ей вслед.

Она сидела на краю кровати, не стирая слез с лица: «Как это он сказал тогда? Я не могу, не имею права вас любить, миссис де ла Марк. Но никто не может запретить мне помнить о вас, пока я буду жив. Я обещаю вам, вы меня больше никогда не увидите».

Женщина поднялась. Открыв свою шкатулку с драгоценностями, Луиза достала из-под шелковой подкладки свернутый листок бумаги. Она не могла, не могла избавиться от него, хотя это было опасно. Он прислал ей это письмо, когда перед Рождеством Луиза отправила ему в Калькутту короткую записку. Она писала, что с их отъездом все решилось,  весной они покидали Бомбей. Луиза добавила, что она тоже будет помнить о нем, пока жива.

-И даже дальше, - шепнула Луиза, глядя на его четкий, разборчивый почерк. Еще она написала, что ждет ребенка.

Грегори еще осенью, сказал ей: «Я дождусь твоего мужа и сам с ним поговорю. Не останавливай меня. Я люблю тебя, и буду любить всегда. Все просто, - Грегори наклонился и поцеловал ее, - сейчас не прошлый век. Он даст тебе развод, вот и все».

-Он никогда не оставит мне детей, - Луиза приподнялась на локте. В комнате постоялого двора было жарко. Окна были распахнуты в осенний, шумный полдень, пахло пряностями и совсем немного, неуловимо, лавандой.

-Мы все взрослые люди, - упрямо сказал ей Вадия: «Разберемся, я тебе обещаю. Пожалуйста, Луиза, - он взглянул на нее, - не надо этого откладывать. Если ты его не любишь…»

-Не люблю, - она вздохнула и положила голову на смуглое, крепкое плечо: «И никогда не любила. Но я прошу тебя, прошу, Грегори, - Луиза потерлась щекой о его щеку, - надо его как-то подготовить…»

Она стояла, улыбаясь, читая уверенный почерк: «Все, любовь моя, хватит. У нас будет ребенок,  я приеду в Бомбей весной и поговорю с мистером де ла Марком. Я обещаю тебе, все устроится, мое счастье, и мы навсегда останемся рядом. Я, ты и дети».

-И дети…, - прошептала Луиза. Она едва успела убрать письмо, как в дверь постучали. Дочь, весело, позвала ее: «Мамочка, мистер Грегори приехал, и сестра его, мисс Люси! Она очень красивая, а еще мистер Грегори привез много подарков из Бенгалии. Они внизу, ждут тебя».

-Иду, - отозвалась Луиза. Она вымыла пылающее лицо. Попросив: «Господи, помоги мне», женщина отперла дверь.

Она спускалась в переднюю по широкой, дубовой лестнице. Люси, восхищенно подумала: «Какая красавица! Ждет ребенка, а все равно она очень изящная». У женщины были белокурые, густые, пышные волосы и глаза цвета лаванды, голубовато-серые, большие.

-Не смотреть на нее, понял Грегори, было невозможно. Он, не отводя глаз от лестницы, почувствовал, что улыбается. Это было, вспомнил мужчина, как тогда, осенью, золотым, тихим вечером. Он опять возил ее с детьми на море. Виллем и Маргарита, набегавшись, ушли спать, а они с Луизой сидели на скамейке, в саду.