-Ничего, - Элиза пожала его пальцы. «Ничего, милый. Хорошо, что Жюль не страдал».

Он не стал рассказывать Элизе о смерти Жюля.

-Правильно,  - хмуро сказал ему в Париже Теодор, - Иосиф уже в могиле лежит, Мишель, - даже если и найдется, - тоже не проговорится. А ей, - мужчина вздохнул, - так легче будет.

Первое время, на Святой Елене, Джон просыпался  в середине ночи, слыша жалкий, захлебывающийся крик: «Больно, больно как! Убейте, убейте меня!». Он видел кровь, что фонтаном хлынула изо рта Жюля. Он и сам, кашляя, стонал: «Прости меня, прости!»

Мадлен устраивала его удобнее, придерживала, обнимая за плечи, и просто сидела с ним, держа за руку, шепча что-то ласковое, - пока он не забывался усталым, коротким сном. Наполеон сразу узнал его, но только махнул рукой: «Любой на месте Жозефа сделал бы то же самое, месье Жан, что теперь о таком вспоминать».

-Мы с ним оба, - подумал тогда герцог, - инвалиды.

Бывший император страдал болями в желудке.  Джон спросил у племянника, лечится ли это. Давид развел руками: «Дядя Джон, он четверть века воевал, ел, как придется…Я, конечно, слежу за поваром, мы ему подаем протертую пищу, легкую, но вряд ли что-то изменится».

-Слежу за поваром, - повторил Джон про себя и вспомнил раздраженный голос короля: «Хватит ему там сидеть, Джон, мы на это большие деньги тратим, ты сам мне бюджет подаешь. Раз у него болит желудок, то никто ничего и не заподозрит. Возьми туда  мышьяк, и покончим с этим раз и навсегда».

-Надо ему сказать, что Мишель погиб, как вернусь, - Джон взял руку сестры. Элиза вздрогнула: «Какие у него пальцы холодные. И он очень похудел, конечно».

-А Джо  хорошо, - улыбнулся герцог. «У нее свой бот, как всегда, и она классы устроила - там ведь детей хватает. Дебора практикует, она там единственная акушерка, еще и младенцев лечит, сын их растет, так, что все в порядке».

Письма Наполеону приходили два раза в год. Еще после Ватерлоо Теодор сказал Джону: «Я ей, - он повел рукой на восток, - скажу, чтобы Элишеве их отсылала, а  она  будет тебе переправлять. Ничего подозрительного, она твоя племянница, а твою переписку не читают».

-Не читают, - согласился герцог.

Он передавал запечатанные конверты Наполеону. Тот, как-то, прогуливаясь по пустынному, серого песка пляжу, попросил: «Месье Жан, вы потом…- Бонапарт помолчал, - сожгите все. После того, как я…, - он посмотрел куда-то вдаль.

-Вы меня переживете, - сварливо ответил герцог,  - но конечно, я обо всем позабочусь.

В дверь постучали, и Марта ласково сказала: «Я тебе поднос принесла, доченька, а потом Майкл к тебе поднимется. Пойдем, Джон, сейчас на стол накрывать буду. Тебе все легкое, как обычно, овощи, салат, вода мальвернская».

Он медленно, задыхаясь, спускался по лестнице.  Марта, посмотрев на сгорбленную, в темном сюртуке спину, покачала головой: «Ничего нельзя. Вино запретили ему, курить - тем более, даже мясо, - и то, Мадлен говорит, ему хуже делается. И кровью кашляет. Пусть туда возвращается, там ему легче».

Герцог, будто услышав ее, обернулся. Блеснув светло-голубыми глазами, он тихо рассмеялся: «Пистолет-то, вы кому отдадите, миссис Марта?»

-Посмотрим, мистер Джон - улыбнулась женщина. Взяв его под руку, она помогла миновать последние ступени.

Юноши пили кофе в комнате у Бена. Окно было растворено в сад.  Маленький Джон, присев на подоконник, затянулся сигарой: «Поеду с родителями в Брюссель, посмотрю на племянника, а оттуда - на Святую Елену».

-Далеко, - присвистнул Бенедикт. Он  озабоченно посмотрел на свои ногти: «Так и не отмыл до конца. В Мейденхеде  девушки, неудобно все же».

Джон взглянул на цветущий сад. Родители сидели на мраморной скамейке, мать, взяв отца за руку, что-то говорила. Выпустив дым, юноша заметил: «Кто бы говорил, что далеко, ты уже под землю спускался. Сейчас парусники быстроходные, не заметим, как туда доберемся». Он почесал светлые, коротко стриженые волосы: «Давай-ка, эсквайр Кроу, строй нам пароходы. В Америке уже есть, чем мы хуже?»

-Пассажирские пароходы и у нас есть – хмыкнул Бен. «В Шотландии, даже в Ирландию рейсы открыли».

-Военные, - коротко сказал Маленький Джон. «За ними будущее. И за теми минами, что папа твой делает, - он подмигнул другу. «Сам слышал, дядя Теодор рассказывал, что русские нашли способ удаленно их подрывать. Нам нужны, - юноша стал загибать пальцы, - морские мины, торпеды, нужен телеграф, в общем, - он потянулся, - работы много».

-А ты откуда знаешь, что папа мины делает? - удивился Бен. «Это же…, - он повел рукой. Джон, потрогав оправленный в золото медвежий клык, что висел у него на загорелой шее, рядом с крестом, усмехнулся: «Мне двадцать один год, я уже пять лет всем этим, - он помахал в воздухе сигарой, - занимаюсь. Я многое знаю, друг мой».

Он помолчал: «Слушай,  можно будет с тобой в Мейденхед поехать? Я кузин Корвино и не видел никогда, они все время в Лидсе, а, когда Мартин венчался,  я на континенте был. Хоть отдохну, - юноша рассмеялся, - перед работой, на лодке покатаюсь».

-А какая у тебя на Святой Елене будет работа? - удивился Бен. «Или ты оттуда дальше?»

Джон потушил сигару: «Моя сестра благополучно нашлась,  я не еду в Южную Америку. Да, милый мой,  дальше».

Он соскочил с подоконника,  так и не сказав, куда собирается, и пробормотал себе под нос: «Если там девушки,  надо одеться изящней, - Джон подергал рукав своего простого, темного сюртука. Бен, зевнув, отставил чашку: «Они дети еще, Еве семнадцать, а Диане четырнадцать».

-Тебе самому семнадцать, - поднял бровь Джон, - ты только на второй курс перешел.

 Бен рассмеялся: «Я с тех самых четырнадцати лет в забое начал работать, сам знаешь. И каждые каникулы в шахте провожу. А вообще, -  он оживился, - хорошо, что ты едешь, хоть девчонок развлечешь. Аарон, наверняка, все время в церкви, с преподобным отцом занимается, а я хочу с дедушкой Джованни и дедушкой Теодором посидеть. Редко когда таких ученых вместе встретишь.

-Развлеку, - рассмеялся Маленький Джон, и они услышали голос бабушки Марты: «Спускайтесь, милые, мы вам тыквенного пирога оставили».

Когда они сбегали по лестнице, Бенедикт весело сказал: «Каждый раз, как она в Америку ездит, потом еще полгода тыквенный пирог печет. Или индейку жарит. Там, в Мейденхеде, еще кузина Тони, внучка капитана Кроу. Бабушка Марта говорила, она шпагу Ворона привезла. Хоть посмотрим на этот клинок».

У двери столовой Джон расхохотался, показывая крепкие, белые зубы: «Индейка индейкой, а раз тетя Элиза за твоего папу замуж вышла - ты сейчас бретонских блинов вдоволь наешься, как и я, в детстве».

-Она уже пекла, - отозвался Бенедикт, - гречневые, очень вкусные.

-Это если один раз, - уверил его старший юноша, и они вошли в столовую.

Заходящее, золотое солнце висело над Темзой. Мирьям, гладя каштановую голову Тони, что прикорнула у нее на коленях, позвала: «Девочки, милые, пойдемте, уже роса выпала».

Ева и Диана, приподняв подолы черных, простых платьев, шлепали по мелководью. Головы девушек были укрыты такими же черными чепцами. Мирьям вздохнула: «Даже здесь не разрешила им траур снять. И Аарон в черном сюртуке ходит».

Рэйчел привезла детей в Мейденхед после Пасхи - когда Марта вернулась из Америки. Еще ничего не было заметно. Мирьям, осмотрев женщину, - в закрытой на ключ спальне, - ласково сказала: «Все хорошо идет. Не волнуйся ни о чем, Элиза твоя ровесница, и тоже носит. Тем более, у тебя уже трое детей есть».

Голубые глаза блеснули, - будто Рэйчел хотела заплакать, но сдержалась. Одеваясь, она помолчала: «Я рада, что у Батшевы все в порядке. Малка  уже третьего мальчика родила, а две старшие дочки у нее замужем, и с детьми, так что у папы теперь правнуки есть».

-Я  знаю, - Мирьям помогла ей застегнуть платье, - строгое, глухое. «Твой папа нам тоже пишет».

Потом, сидя с Мартой в саду, Мирьям тихо спросила: «Как она согласилась-то?»