Мишель взял ее лицо в ладони: «Но ты не веришь в Бога, Джоанна. Я не хочу, чтобы...»

Она покачала изящно причесанной головой и устроилась у него под боком. «Все это неважно, - девушка перебирала его пальцы, - неважно, капитан де Лу. Важно, чтобы мы были вместе».

Она потрогала бархатный мешочек у себя на запястье. Там лежал паспорт и свидетельство о крещении. Они с Вероникой родились в Вене, и крестили их в католическом соборе святого Стефана. Джоанна тряхнула головой: «Ничего. Разберемся. Мы с Мишелем любим, друг друга, а когда любишь -  все получается. Только домой надо будет вернуться..., - она, на мгновение, остановилась и успокоила себя: «Ничего страшного. Приду и сразу в ванную. Дома, никого не будет, я успею». Джоанна сжала зубы: «Потом Мишель уедет, а я объяснюсь с родителями. Ничего мне не сделают. У нас законный брак, венчанный, пусть отец хоть к папе Римскому идет, он ему, то же самое скажет».

Мишель обернулся. Джоанна, как всегда, подумала: «Какая  у него улыбка красивая. Добрая. Надо ему рассказать, о Лидсе. Мы будем мужем и женой, нельзя такое скрывать».

-Я тебя люблю, - сказал он, одними губами. «Меня крестили в этой церкви». Мишель  вздохнул: Потом здесь был Храм Победы,  как это тогда называлось». Мужчина показал на портик: «Даже надпись сохранилась».

Площадь была залита солнечным светом. Джоанна, прищурившись, прочла: «Le Peuple Francais Reconnoit L’Etre Suprême Et L’Immortalité de L’Âme».  «Народ Франции признает Верховное Существо, и бессмертие души, - она повернулась к Мишелю: «А почему это не закрасили?»

-Чтобы помнили, - он, осмотревшись, взял ее за руку. Джоанна вздрогнув, шепнула: «Я  тебя  люблю. Только  мне надо тебе что-то сказать, милый».

Мишель слушал ее. Потом, так и, держа  Джоанну за руку, другой рукой, он прикоснулся к нежной щеке. «Ты сделала то, что надо было сделать, любовь моя, - серьезно проговорил он. «Я тобой очень горжусь, и так  будет всегда». Он посмотрел на часы: «Аббат Грегуар уже в притворе, сейчас свидетели появятся».

Он проводил глазами белокурую голову, украшенную гребнем с бирюзой. Девушка поднималась по ступеням. Мишель увидел тонкую щиколотку в шелковом чулке - Джоанна чуть приподняла подол.

-Всего два часа, - горько подумал он. «Я Ната попрошу, он сходит куда-нибудь, но, Господи, мы будем мужем и женой. Как мерзко, как отвратительно это скрывать, от ее родителей, от мамы с папой. А что делать? Его светлость, не задумываясь, отправит меня в тюрьму, будь я хоть трижды его зять. Нельзя рисковать. Ладно, - он вздохнул, - его величество вернется на трон, а я приеду в Англию за Джоанной. Хотя, они же, наверняка, опять будут с нами воевать. Тогда украду ее, и все, - разозлился Мишель. «Отправимся в Америку, как я обещал Нату. Негры еще поднимутся против рабства, и Джоанна мне поможет. Она отлично стреляет, разбирается в медицине, будет им грамоту преподавать. Уедем на запад, и будем там жить. Организуем колонию, на принципах всеобщего равенства. На западе Америки нас точно  никто не найдет».

Он увидел рыжие волосы брата и помахал ему.

-Что случилось? - озабоченно спросил Петя. «Почему такая спешка, Мишель?»

Лазоревые глаза усмехнулись: «Я, милый мой, венчаюсь, - Мишель развел руками, - свидетели нужны».

Петя постоял, глядя на его ласковую улыбку. Брат, озабоченно, спросил: «Но как, же это? Я православный и Нат не католик..., - он обернулся к юноше.

-Аббат Грегуар сказал: «Ничего страшного», - Мишель подтолкнул их к входу. «Быстрее, быстрее, сейчас там нет никого. Утренняя месса закончилась, надо поторопиться».

Петя перекрестился, заходя в огромное, уходящее вверх пространство нефа. Было тепло,  поблескивало золото алтаря. Они, пройдя в боковой притвор, увидели белокурую девушку. Та, стоя рядом с невысоким, полным священником, о чем-то тихо с ним говорила.

Петя замер. «Моя невеста, - нежно шепнул ему Мишель. «Пожелайте нам счастья, что ли, дорогие мои».

-Это леди Холланд, - потрясено сказал Нат, глядя на тонкий профиль невесты. «Я и не думал, что они знакомы».

-Я тоже, - Петя увидел, как они, держась за руки, опускаются на колени перед алтарем. Закрыв глаза, вдыхая запах ладана, юноша попросил: «Пусть и вправду, будут счастливы».

Нат и Петя расстались на углу площади Сен-Сюльпис. Петя все-таки успел сбегать в первую попавшуюся лавку и купить бутылку моэта.

-Нельзя же без шампанского, - улыбнулся он, вручая ее Мишелю.

Джоанна крепко пожала им руки: «Спасибо вам, большое спасибо. Мы еще встретимся».

Она ушла с мужем к Латинскому кварталу. Петя, вдруг, сказал: «Думаю, у Мишеля все получится. Рано или поздно, мы прекратим воевать. Нам с тобой, дорогой кузен, - он похлопал Ната по плечу, - надо сейчас держать язык за зубами».

-И будем, - Нат взглянул на свой хронометр.

-Два часа дня, - подумал он. «Контора сегодня закрыта, суббота. Значит, буду просто гулять, и все. И булочная, наверняка, закрыта. Они в субботу только до обеда работают».

-Пойдем, - сказал он Пете, - побродим, что ли. Завтра у аббата Грегуара встретимся, раз он согласился с нами кофе выпить. Я уже начал его книгу переводить. Когда вернусь в Америку -поговорю с издателями аболиционистских журналов. Наверняка, они заинтересуются.

Они шли под цветущими, сладко пахнущими липами. В городе было тихо - пользуясь хорошей погодой, парижане разъехались - кто в Булонский лет, кто в Венсенн.

Петя приостановился: «Смотри, булочная открыта. Я бы купил что-нибудь, можно в Люксембургском саду устроиться, на траве». Юноша вспомнил записочку, что ему прислала Юджиния: «Дорогой кузен Пьер, тетя Изабелла будет гулять со мной и Сиди в Люксембургском саду, в субботу. Буду рада вас видеть, кузина Эжени».

Она была, - подумал Петя, - будто вся соткана из воздушных, белых облаков. Глядя на нее, он, сам не зная почему, улыбался. А еще она слушала его - открыв глаза, не дыша: «Вы, правда, вот так, - девочка показала, как, - видели Наполеона?»

-Видел, кузина Эжени, и даже говорил с ним, - кивнул Петя.

Он никому не рассказывал о мельнице в глуши леса и маленькой, сероглазой девочке, что махала им вслед, стоя рядом с матерью на осенней дороге. Только отцу, через несколько дней после сражения под Березиной, когда Петя уже отоспался и надел военную форму. Вернее, отец сначала рассказал ему о том, как, вместе с Мишелем они спасали Кремль, как Иосиф и Давид его оперировали. «Если бы не Мишель, не Кардозо, дорогой мой, - серьезно сказал отец, - мы сейчас с тобой не сидели».

Петя, молча, налил себе чаю, а потом покраснел: «Папа, я дочку дяди Степана встретил. Тетю Хану. Я у нее на мельнице после ранения отлеживался. Там...»

Отец поднял большую ладонь. «Ты, Петька, помни - чем меньше народа об этом знает, тем лучше, - голубые глаза Федора заледенели - мгновенно. «Что бы ты там ни видел, а я, в общем, - отец затянулся сигарой, - догадываюсь, с кем ты там познакомился».

Они сидели в деревенской горнице, гудела печь. Петя, наконец, вздохнул: «Я хотел его убить, папа. Но не смог, не смог…, Скажи мне, а тетя Хана - она ведь не такая, как все? Почему?»

-Господь решил, - отрезал отец, - а этого, дорогой мой, нам не понять. А что она не такая, - Федор вздохнул, - так я даже боюсь подумать - насколько. Однако, - бодро закончил отец, - она моя племянница. Как мы ей писали, как на Святую Землю весточки передавали, так и будем дальше. А что плохого Ханеле не говорит, - отец усмехнулся, - так, то  к лучшему, поверь мне. Меньше знаешь, Петька - крепче спишь».

-Лавка открыта, - Нат робко взглянул на дверь и недоуменно  сказал: «Странно, покупателей нет». Петя заметил, как покраснел кузен и присвистнул: «Ах, вот оно как. До Люксембургского сада я и один доберусь. Иди, иди, - он потрепал Ната по плечу.

Тот постоял  еще немного на углу, провожая глазами кузена. Потом, набравшись смелости, Нат переступил порог лавки. Пахло пряностями, чем-то сладким. Мадемуазель Бланш, - в переднике, с закатанными до локтя рукавами платья, - смазывала растопленным маслом круассаны, что лежали перед ней на медном противне.