-Начнем, - велел Фурье. Он заговорил. Джоанна стала быстро покрывать бумагу стенографическими значками. Закончив, она спокойно порылась в своем бархатном мешочке и отстранила руку Фурье: «Я и сама могу чиркнуть кресалом. Я против того, чтобы мужчины оказывали женщинам старомодные, отжившие свое знаки внимания. Оба пола равны, и между нами нет различий».

Джоанна затянулась своей сигаркой. Покачивая ногой, девушка стала читать:

-Обращаясь, в поисках причин, к условиям современной организации, прежде всего, замечаешь, что ведь только какая-нибудь одна треть населения действительно трудится, а остальные или ничего не делают, или даже служат делу разрушения. Таких «паразитов» я делю на три группы:

Первая - домашние паразиты, это  большая часть женщин и почти всех дети, а также прислуга. Вторая - социальные паразиты,  - сухопутные и морские армии, бесполезные соединения людей, употребляемые на то, чтобы ничего не производить в ожидании того времени, когда их бросят на разрушение, добрая половина фабрикантов,  купцов, агентов транспорта на море и на суше, сборщики податей, - Джоанна прервалась, и вскинула прозрачные, голубые глаза:

-Я не согласна с вашим мнением относительно женщин, месье Фурье. Работающая женщина, вовсе не паразит, а полезный член общества. Я, например, умею готовить, ухаживать за детьми..., Джоанна все смотрела на него: «Насколько я помню, в фаланстере работы распределяются не на основании пола, а по очереди, по жребию».

Фурье развел руками: «Согласитесь, что женская природа более приспособлена...»

-Не соглашусь, - упрямо оборвала его Джоанна. Он усмехнулся:

-Я бы хотел с вами подискутировать открыто, мадемуазель Холланд. Приходите на собрания моего кружка». Серые глаза Фурье остановились на ее груди: «Или можете остаться здесь, - он показал на диван, - сейчас». 

Джоанна помолчала и поднялась: «Я подумаю, месье Фурье, и напишу вам. Я считаю, что женщина и мужчина должны соединяться, ведомые взаимной симпатией, а я пока, - она подхватила свой мешочек, - ее к вам не чувствую. В любом случае, я против брака».

- Я тоже, - Фурье удобно устроился на диване. Девушка вдруг подумала: «Надо же, я стою, а он сидит. Никто из мужчин моего круга себе такого бы не позволил. Но ты, же сама сказала, надо избавляться от предрассудков».

Фурье закурил: «Я за анархическую конкуренцию, мадемуазель Холланд. Если вы встретите товарища, что вам больше понравится, уйдете к нему. Если я познакомлюсь с женщиной, и мы почувствуем влечение - она станет моим компаньоном».

-Надеюсь, - не удержалась Джоанна, - не одновременно со мной. Мы не для того строим новое общество, месье Фурье, чтобы скатываться к нравам, от которых человечество избавилось еще на заре своего существования.

-Об этом мы тоже с вами поспорим, - он передал девушке рукописную афишку и улыбнулся: «Жду от вас письма, мадемуазель Холланд».

Джоанна вышла на улицу. Фурье жил в бедном районе, у холма в квартале Бевиль. Стараясь не наступать в грязь, девушка сердито подумала: «Надо погулять, пока запах табака выветрится. Тети Марты со мной не было, и папы тоже, некем отговориться. Здесь кладбище, - Джоанна вытащила из мешочка свой блокнот и сверилась с записями, - новое, Пер-Лашез. Там дедушка похоронен. Папа мне отметил, где его могила. Молиться не буду, я в Бога не верю, но навестить ее надо - из уважения».

Она поднялась по узкой улице на холм. Посмотрев на маленькую карту у себя в тетрадке, пройдя в каменные ворота, Джоанна повернула налево. Склеп, - белого мрамора, - было видно издали. Мужчина, - невысокий, в темной, суконной куртке ремесленника, с беретом на голове, - стоял рядом с изящной оградой.

-Рабочий какой-то, - решила Джоанна. Приподняв подол платья, - пока она сидела у Фурье, прошел короткий, летний дождь, - девушка направилась к могиле.

Когда Нат вернулся с обеда, Мишель сидел у стола, углубившись в книгу. Он поднял голову, услышав скрип двери. Нат, виновато, заметил, снимая сюртук: «Только не ругай меня, Мишель. Я брату твоему сказал, что ты здесь».

Нат вспомнил, как Петя, сглотнув, побледнел. Оглянувшись на своих родителей, - они с Натом стояли у окна, что выходило на рю Мобийон, - юноша шепнул: «Я все понимаю, конечно. Передай ему, - Петя задумался, - передай, пусть приходит к могиле его матери. Он поймет».

Мишель отложил книгу. Потянувшись, закинув руки за голову, капитан задумчиво ответил: «Спасибо тебе, Нат. Я знаю своего брата, он меня не предаст. Я тогда записку ему оставлю, для мамы и папы. Чтобы они не волновались. Это что у тебя? - он посмотрел на «De la littérature des nègres», и улыбнулся: «Аббат Грегуар. Я его тоже сейчас читаю, одолжил, пока я в Париже».

-У кого? - удивился Нат, садясь на свою узкую кровать. Когда Мишель переехал к нему, они сколотили из старых досок еще одну,  хоть Мишель и настаивал на том, что может спать на полу.

-У самого святого отца, - ласково ответил Мишель. «Я к нему на исповедь уже несколько лет хожу. Умнее священника во всей Франции не найдешь. Он образованный человек, философ...»

-Познакомь нас, пожалуйста, - робко попросил Нат. «Я бы  хотел перевести эту книгу на английский. Для нас, цветных, она будет очень полезна. Впрочем, - юноша погрустнел, - я баптист, а он католик. Он со мной, наверное, и разговаривать не захочет…»

Мишель рассмеялся, показав крепкие, белые зубы: «У него таких предрассудков нет, поверь мне. Он домосед, так что я дам тебе рекомендательное письмо. Приходи к нему, конечно».

Сейчас Мишель стоял у могилы матери, на кладбище Пер-Лашез, ожидая брата. «Интересно, - вздохнул мужчина, - какая она была, моя мама? Мама Тео всегда говорила - она была добрая». Он посмотрел на белый мрамор, и чуть слышно прошептал: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».

Сзади раздалось какое-то шуршание. Нежный голос сказал: «Простите, месье».

Мишель обернулся и замер. Она была маленькой, стройной, с прямой спиной. Гордо посаженная, изящная голова была просто причесана, и такое же простое у нее было платье - синего шелка. Девушка посмотрела на него, прозрачными, большими глазами: «Здесь похоронен мой дедушка, герцог Экзетер. И его сын, младенец, Джордж».

-Я знаю, - Мишель все никак не мог отвести от нее взгляда. «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни, - он указал в сторону надписи. «Вашему деду отрубили голову, во время якобинского террора. Он пытался спасти сына короля, маленького Луи-Шарля».

Девушка отступила на шаг. Внимательно посмотрев на Мишеля, она улыбнулась. У нее были  красивые, розовые губы и пахло от нее чем-то пряным, и немного - табаком. Она протянула тонкую руку: «Леди Джоанна Холланд». Джоанна склонила голову набок: «Вы интересуетесь историей революции, месье?»

Вокруг было тихо, только шелестели листья платанов, да наверху, в уже чистом небе, метались какие-то птицы.

То, что он собирался сделать, - подумал Мишель, - было равносильно самоубийству. Он отлично знал, кого Бурбоны наняли для организации тайной полиции. Среди слуг в Тюильри были сторонники низложенного императора. Он даже думал сам пробраться в кабинет герцога и, как следует, порыться в бумагах, но это было слишком опасно. Наполеон, оставляя его в Париже, сердито сказал: «Не смей лезть на рожон. Побудешь тут до конца лета, поработаешь, а потом приедешь на юг. Контрабандисты тебя довезут до Эльбы».

-Ее отец, - обреченно понял Мишель. «Но я совсем, совсем не могу ей врать. И никогда не смогу». Белокурая прядь, выбившаяся из прически, щекотала  приоткрытую воротником шею девушки. Он увидел, как играет в ее волосах солнце. Тяжело вздохнув, капитан признал: «Интересуюсь, мадемуазель. Однако я здесь не за этим. Это могила и моей матери, - Мишель показал на высеченные в белом граните буквы: «Жанна Кроу, урожденная де Лу».

Она все молчала, стоя с протянутой рукой. Мишель неуверенно пожал ее и вздрогнул - ладонь девушки была неожиданно сильной.