От нее, понял юноша, тоже пахло табаком, - едва уловимо, -  а еще - чем-то горьким, пряным. Джоанна внезапно улыбнулась и усадила его рядом: «Мы можем потом убежать в библиотеку, кузен Нат. Я вам покажу те книги, о которых говорила за ужином». Джоанна оглянулась: «И я там смогу покурить».

-Начнем с Бетховена, - Марта положила руки на клавиши. Петя, глядя на рыжую голову Юджинии, что стояла рядом с роялем, перелистывая ноты, рассмеялся про себя: «Она на Менуху похожа. Такая же смешная, девчонка еще».

Он ощутил на губах вкус имбиря, услышал нежный шепот: «Зол зайн мит мазл!». Юноша тихонько вздохнул: «Пусть тоже - будет счастлива».

На простой, сосновой конторке были разложены бумаги. Дофин, переступив порог маленькой комнаты,  недовольно оглянулся: «Что это вы, месье Жан, в какой-то каморке ютитесь, и зачем вам это? - он указал на походную, холщовую кровать.

-Попросил не выбрасывать, ваша светлость, - Джон поклонился и отодвинул рассохшийся стул. «Здесь  была адъютантская у Бонапарта, от них осталось. Я, понимаете ли, - Джон стал разливать кофе, - случается, и здесь ночую. Работы много. А что скромно, - он одернул темный сюртук, - так роскошь в нашем деле ни к чему, главное - результат». Он подвинул дофину фаянсовую кружку: «Слушайте».

Маленькое окно выходило на задний двор, теплый, летний ветер шевелил занавеску.

-Как вы понимаете, - Джон обрезал сигару перочинным ножом, - осведомители остались со старых времен. Еще те живы, - он усмехнулся, - что во времена вашего старшего брата доносили. Если человек таков, то он не изменится. Например, - герцог взглянул на дофина, - месье Фуше. Кому он только не служил, а вы его привечаете.

-Он сторонник Бурбонов, - заметил наследник престола, просматривая бумаги.

-Он сторонник того, кто платит, - отрезал Джон.

-Обратите внимание, это интересно, - герцог поднял какой-то документ.

-Тайные сборища бонапартистов в Париже, несомненно, существуют, - начал читать  дофин, - по слухам, они организуются доверенным лицом, близким к Наполеону. Он остался в городе после  изгнания  Бонапарта на Эльбу. Человек этот осторожен, с большим военным опытом, однако найти его не представляется возможным...- дофин отбросил бумагу и негодующе спросил: «Как это не представляется возможным? Месье Жан...»

-Мой отец и мачеха, - Джон спокойно курил, - здесь жили, во время революции. Вы знаете, думаю.

Холеные щеки его собеседника чуть покраснели.

-В трущобах, у Бастилии, - добавил Джон. «Мой отец шил обувь депутатам Конвента, а мачеха и сестра  устроились прачками в Тампль. Под носом у Робеспьера и Комитета Общественного Спасения. Если бы их не предали, - жестко продолжил Джон, - никто бы их не нашел.

Дофин молчал. Потом, поднявшись, он велел: «Отыщите этого посланца узурпатора и расстреляйте его. Без суда и следствия. Не для того люди проливали кровь, чтобы Франция опять вернулась к временам беззакония».

Дверь закрылась. Джон пробормотал себе под нос: «О временах беззакония - я бы поспорил. Отличный правовой кодекс, равенство сословий, французское гражданство для всех, какого бы ты ни был цвета, и какую религию бы ни исповедовал. Я, конечно, им, - он вздохнул, - такого в лицо не скажу, но Бонапарт сделал для Франции столько, сколько вся их династия не сделала».

Герцог еще покурил, подставив лицо солнцу, и вернулся к работе.

В квартире на рю Мобийон было тихо,  только из-за двери доносились голоса штукатуров. После того, как прошел обед, Изабелла решила заняться гостиной. Девочки сидели в классной комнате, склонившись над тетрадями. Юджиния, встряхнув косами, заметила: «Так смешно. Здесь еще  Элиза занималась. А куда Джоанна пошла?»

-В библиотеку, - вздохнула Сидония. «Папа мне два часа выговаривал - мы с тобой очень неосторожно себя повели. Теперь нас никуда не отпустят».

Юджиния покусала кончик рыжей косы и мрачно отозвалась: «Мне мама тоже, который день нотации читает. Но ничего, - девочка оживилась, - с взрослыми все равно можно гулять. Например, с Джоанной».

-Джоанна той неделей уже в Ренн едет – Сидония медленно, аккуратно переписывала французское упражнение. «С кузенами нам никто гулять не разрешит, да и заняты они. Нат у адвоката работает, а Пьер со своими русскими сослуживцами время проводит». Сиди выпятила губу: «Зачем мы им? Мы для них девчонки. Кузен Пьер всего два года воюет, а уже в партизанах побывал, как в Испании».

Юджиния нежно покраснела и вспомнила его голубые глаза и веселый голос: «Я, кузина Эжени, несколько месяцев в лесу жил, в землянке. Бороду отрастил даже. А потом..., - Петя  замялся, - потом на восток пошел, навстречу нашим войскам. Там с отцом и увиделся, в сражении под Березиной».

Профессор Госсек говорил, что года через три, она станет гастролирующей пианисткой, и будет играть при королевских дворах. «Я могу приехать в Санкт-Петербург, - поняла Юджиния. «Просто, - она все еще краснела, - он кузен,  мы увидимся. Хотя он меня старше, конечно, офицер…,- девочка вздохнула, - и я даже русского не знаю. Стыдно, папа знает язык. Майкл, Мартин, даже Бен и то говорит, а я нет. Тетя Тео выучила, и я смогу. Попрошу папу, когда мы в Лондон вернемся».

-Ты что задумалась? - подозрительно спросила Сиди. «И краснеешь».

-Жарко, - пожаловалась Юджиния, но тут в дверь постучали. Изабелла, стоя на пороге, спросила: «Закончили французский?»

-Сейчас, сейчас, тетя, - спохватилась Юджиния и вернулась к упражнению.

-Они в другой церкви молятся, - вспомнила девочка, смотря на спряжение глаголов. «Дядя Теодор говорил, в походной часовне, на Елисейских полях. Было бы интересно посмотреть».

За окном был летний, жаркий полдень, на балконе прыгал воробей. Юджиния, наклонив голову, стала писать.

В комнате стоял застарелый запах табака и пыли. Джоанна огляделась. Вокруг лежали стопки книг, с загнутыми страницами, диван, обитый протертым бархатом, был загроможден бумагами. Старые портьеры спускались до грязного, в пепле и каких-то пятнах, немытого пола. Грубый стакан с кофе, что стоял перед ней - был расколот когда-то, а потом склеен.

Она сразу, с порога, сказала, что времени у нее мало - надо вернуться домой. Сейчас она сидела на расшатанном стуле. Фурье, расхаживая по кабинету,  курил дешевую сигару. «Ему за сорок, - поняла Джоанна, - однако он очень плохо выглядит. Старше папы. Лысина, морщины... И еще эти зубы, - девушка незаметно поморщилась.  Зубы были испорченными, гнилыми, и пахло от него чем-то кислым, неприятным.

Она отхлебнула плохого кофе: «Месье Фурье, я считаю вашу идею фаланстера, совместного труда на благо общества,  поистине гениальной. Однако я год провела в среде рабочих, ткачей. У моей родственницы сиротский приют, в Лидсе, я ей помогала. Трудовой класс совсем не заинтересован в таких, - Джоанна поискала слово, - коммунах. У них очень развит индивидуализм».

Фурье затянулся, и махнул рукой. «Этоот недостатка образованности, мадемуазель Холланд. Рабочие не имеют доступа к литературе, памфлетам. Да что там, многие не умеют читать».

-Я могу, - с готовностью  сказала Джоанна. «Могу, месье Фурье. Я преподавала детям, сиротам, но могу и взрослым. Я знаю три языка, и вообще..., - она посмотрела на стопки рукописей, - я хорошо стенографирую. Я сумею вам помочь, - девушка выпрямила спину.

-Стенографировать? - заинтересовался Фурье. «Сможете записать то, что я вам буду диктовать?»

-Разумеется, - Джоанна вскинула бровь и потянулась за пером и бумагой.

-Она очень хорошенькая, -  Фурье расхаживал по кабинету. «Молодая девушка, двадцати нет. Я для нее буду учителем, наставником..., Она из богатой семьи, сразу видно. Платье простое, но шелковое, часы золотые. Конечно, я против брака, этой грязной клоаки, где все друг друга обманывают..., Однако если ей удастся достать деньги на эксперимент с фаланстером, будет очень хорошо. Надо ее к себе привязать, одной философии недостаточно, - он быстро взглянул в сторону дивана.