-Это сын мадемуазель Бенджаман, - нехорошо, зловеще улыбаясь, будто услышав его, сказала Марта. «Она вышла замуж за месье Корнеля. Пойдемте, гражданин Донатьен. Наша с вами прогулка еще не закончена».

Девочки, сопровождаемые Петей, ушли в сторону Лувра. Марта, доведя маркиза до здания префектуры седьмого округа, велела: «Стойте». Подталкивая его в спину дулом пистолета, женщина указала на подворотню: «Сюда».

Марта склонила голову: «Вы, наверняка, сбежали откуда-нибудь, гражданин Донатьен? Вы не в первый раз такое проделываете, я помню». Марта опустила пистолет: «Вы уже больше никуда не убежите».

Де Сад дернулся и отчаянно закричал - женщина прострелила ему колено.  За скрипом телег и голосами фермеров, - рынок разъезжался, - выстрела никто и не заметил. Марта быстро спрятала пистолет в саквояж. Отряхнув руки, она позвала: «На помощь! Здесь раненый!»

Он корчился от боли, зажимая руками рану, кровь хлестала на грязные булыжники. Он еще успел услышать спокойный голос: «Сдохни в аду, ублюдок».

Де Сад потерял сознание, и не увидел, как скромно одетая, маленькая женщина сказала полицейскому, что выскочил из дверей префектуры: «Я, ваше превосходительство, просто спустилась в подворотню». Она покраснела: «Сами понимаете, зачем. Мне остаться, вы же, наверное, показания хотите с меня снять? - она подняла большие, чистые глаза.

-Иди, тетушка, - махнул рукой полицейский, - сами разберемся. Ребята, несите его в префектуру, - велел он и проводил глазами темный капор женщины. «Швея, - подумал полицейский, - или цветочница. Пальцы, какие тонкие».

Марта остановилась на углу улицы. Увидев, как  закрываются двери префектуры, она зло пробормотала: «Скатертью дорога». Женщина подхватила саквояж удобнее и пошла к набережной Августинок.

-Мальчика одного гулять отпустили, - смешливо подумала Марта. «И вправду он похож на Теодора, как две капли воды». Уже подходя к дому Тео, Марта  замерла и оглянулась. «Нет, - подумала она, - померещилось. Я и не узнаю Мишеля, я его в последний раз видела, как ему  два года исполнилось. Потом короля вывозили,  мы в подполье ушли…, Двадцать пять лет ему,  большой мальчик».

Марта коротко вздохнула и потянула на себя большую, с бронзовой ручкой, так знакомую ей дверь.

В Латинском квартале было безлюдно. Студенты разъехались на каникулы,  занятия в Сорбонне закончились. Высокий юноша, в простом сюртуке, что шел по улице, зажав под мышкой папку с бумагами, подняв голову, посмотрел на вечернее небо.

-Жалко будет уезжать, - подумал Нат. «Месье Бернар предлагает остаться, сначала помощником адвоката, а там - посмотрим, как он сказал. Но ведь мама совcем одна…, И Дэвид, он, же подросток еще…, Он мой брат, и круглый сирота. Надо с ним рядом быть»

Мать написала ему о смерти отца. Потом стал писать Дэвид - аккуратным, еще ученическим почерком. Нат аккуратно отвечал на письма, рассказывая ему о Сорбонне и Париже.  Когда погибла Тони, Нат написал брату: «Я обязательно вернусь,  мы теперь  вдвоем остались. Летом я получаю диплом, так что к сентябрю буду в Америке. Меня в Париже ничего не удерживает».

Он лукавил. Увидев впереди еще освещенную булочную, Нат остановился и пригладил темные, чуть вьющиеся волосы. Он помялся на тротуаре, и услышал звонкий, веселый голос: «Месье Фримен! Заходите, я вам багет оставила, и пирожные ваши любимые, с кремом».

Она стояла за прилавком - маленькая, ладная, с черными, пышными волосами, и кожей цвета лучших, нормандских сливок. «Мы уже закрываемся, - девушка блеснула жемчужными зубами. «Как у вас дела в ресторане идут?»

-Отлично, мадемуазель Ле Блан, - Нат покраснел, рассчитываясь. «Заходите, я буду рад вас видеть»

-Неужели? - тонкая бровь поднялась вверх. Ее звали Бланш, Бланш Ле Блан, «белее белого», - смеясь, говорила она. Нат уже два года покупал хлеб в одной и той же булочной - просто, чтобы вдохнуть ее запах - выпечки и пряностей, чтобы увидеть, как она, с засученными до локтей рукавами платья, замешивает тесто.

-Завтра, - со значением сказала мадемуазель Бланш, - будут марципаны. Я вам отложу. В ресторан я бы пришла, - девушка развела руками, - но не с кем, месье Фримен. А одной  неприлично, - она сморщила изящный носик. «Спокойной вам ночи».

-И вам тоже, - он зарделся. Повернув во двор, поднявшись на четвертый этаж, Нат осторожно постучал в дверь своей каморки.

-Я здесь, - донесся до него мужской голос. Мишель лежал на кровати, закинув руки за голову, смотря в потолок. Нат положил покупки на стол. Присев на каменный подоконник, юноша взглянул на черепичные крыши Парижа.

Он услышал, как чиркнуло кресало. Мишель, раскурив сигару, привалившись к стене, обреченно сказал: «Приехали. Я их видел сегодня, всех - маму, отца, Пьера…».

Нат помолчал и осторожно заметил: «Может быть, ты на улице к ним подойдешь..., Хотя нет, это тоже опасно».

-Тебе почта пришла, - Мишель кивнул на стол. Он провел рукой по коротко стриженым, белокурым волосам: «Я маму так давно не видел, понимаешь. Только письмо передал, с отцом, когда мы из Москвы уходили. Я не хочу, чтобы они сейчас из-за меня рисковали».

Нат распечатал письмо: «Дорогой племянник Натаниэль, пишет вам отец Констанцы, дедушка вашего брата - Джованни ди Амальфи. Я приехал преподавать  в Сорбонну, на год. В Париже ваша тетя Марта, и кузины, мы были бы очень рады вас видеть. Меня вы можете найти на кафедре математики».

Нат передал записку Мишелю. Тот пробежал ее глазами: «Они же не знают, что я здесь».

- И не узнают, - уверил его Нат. «Слово чести. А ты бы ехал на Эльбу, дорогой мой, вместо того, чтобы  срок на каторге зарабатывать».

-Я еще не все сделал, - голубые глаза сверкнули в полутьме каморки. «И хватит об этом, пожалуйста. Накрывай на стол, - Мишель поднялся и прошел к нише в стене, прикрытой холщовой занавеской, - я мясом разжился. Потом я тебе с перепиской помогу, ты еще работу взял, как я вижу, - он кивнул на папку.

-Спасибо,  - ответил Нат. Поставив на стол грубые, фаянсовые тарелки, юноша неожиданно весело заметил: «Попробуем, что за ветчина у сторонников его величества».

-Отменная ветчина, - уверил его Мишель и оба расхохотались.

Нат сварил кофе с кардамоном. Хозяин его ресторана потерял ногу в египетском походе Наполеона. Когда его величество уехал из Парижа на Эльбу, Нат, зайдя в ресторан, остановился - все литографии с портретами императора были сняты со стен. «Что, месье Жилон, - не удержался Нат, - вы у нас теперь роялист, внезапно?»

-Язык свой прикуси, - посоветовал хозяин. Он, стоя на кухне, наблюдал за тем, как булькал на плите биск. Жилон в армии был поваром,  и привез из Египта множество восточных рецептов - острых, пряных. Когда они с Натом, сидя в задней комнате, разбирались со счетами поставщиков, Жилон затянулся кальяном, и хмуро сказал: «Это ненадолго, дорогой мой. Париж еще забурлит, и вся Франция тоже. А что я портреты снял - его величество меня простит, незачем каторгой рисковать. Надо просто спокойно работать и ждать его возвращения».

Нат тогда, неожиданно, спросил: «А вы видели, его величество?»

-Даже кормил его, - Жилон рассмеялся и вдруг посерьезнел: «Он, дорогой мой, каждого солдата в армии в лицо знал, и по имени. Нет других таких полководцев, как он, и не будет, никогда».

Так они с Мишелем и познакомились. Месье Жилон попросил приютить посланца его величества. Мишель был в Париже под чужими документами, надежными, как он сказал. Нат даже не стал спрашивать - чем  занимается капитан де Лу. Они в первый же вечер выяснили, что оба из одной семьи, что приемная мать Мишеля - младшая сестра покойного отца Ната. Мишель говорил, что он в Париже до конца лета, а потом, как он выразился: «отправится дальше».

Отпив кофе, приняв от Ната пирожное, Мишель усмехнулся: «К мадемуазель Бланш заходил, вижу. Так и будешь у нее багеты покупать, до тех пор, пока в Бостон не уедешь?»

Нат покраснел и что-то пробормотал. «Мне, - заметил Мишель, вытирая пальцы салфеткой, - она пирожных не оставляет, месье Фримен, - он подмигнул юноше.