Сиди зарделась и попыталась затолкать письмо в рукав своего простого, холщового платья.

Юджиния закатила лазоревые глаза: «Сиди, если ты  думаешь, что я не узнаю почерк своего брата…»

-Никому не говори, - паническим шепотом потребовала у нее подруга. Юджиния улыбнулась: «Конечно, не буду. Давай, - она подтолкнула подругу, - быстро выпьем чаю. Я три часа из-за инструмента не вставала. Мама прислала новые ноты, и потребовала все выучить к моему возвращению в Лондон. Шуберт и Бетховен»

-У тебя концерт будет, - заворожено сказала Сиди. «В этом новом обществе, филармоническом. Мы все придем, обязательно!»

Юджиния нежно покраснела: «Там не одна я буду, конечно. Этот юноша, скрипач, мистер Мори - он тоже играет, вместе со мной».

-Придем и подарим цветы, - пообещала, Сиди. Девочка, смутившись, добавила: «Ты не думай…, Твой брат мне о Кембридже пишет,  и все….»

-Ничего я не думаю, - успокоила ее Юджиния. Подруги, рассмеявшись, побежали к дому.

Рэйчел вышла из дома священника, что стоял на заднем дворе собора святой Троицы. Оправив траурное платье, перекрестившись, женщина поднялась по ступеням собора. Она вспомнила слова Пьетро: «Не люблю пышные церкви».

Все было скромно. Ничего не изменилось с тех пор, как Пьетро служил  здесь дьяконом, в своем первом приходе. Рэйчел опустилась на деревянную скамью, и, взяв молитвенник, всхлипнула. Она вспомнила их маленький домик, дождливое лето, мокрые розы в саду, и то, как они, вечерами, сидели у камина. Пьетро занимался, она вязала, или вышивала. Только иногда, отложив иголку, девушка краснела: «Не смотри на меня».

-Не могу, - серьезно отвечал муж. «Как ты прекрасна, возлюбленная моя, как ты прекрасна, - улыбаясь, говорил он. Рэйчел, присев на ручку его кресла, чувствовала, как Пьетро обнимает ее. В его руках было тепло и спокойно. Прижавшись к нему, Рэйчел слышала то, что он шептал ей на ухо, и, смеясь, кивала. Наверху, в спальне, где были задернуты шторы, она погружалась в сладкое, блаженное тепло, и становилась вся его, до самого потаенного уголка.

Она закрыла лицо молитвенником и сдавленно, глухо зарыдала, опустив голову, сжимая длинными пальцами спинку скамьи впереди. Женщина плакала, не замечая ничего вокруг, и очнулась,  услышав мягкий голос рядом: «Не надо, не надо, кузина Рэйчел…»

-Он уже снял траур, - невольно подумала женщина. «А я никогда не сниму, и с детей тоже. Девочки, когда замуж выйдут, конечно, больше не будут его носить, а я…»

Майкл был в хорошо сшитом, темно-коричневом сюртуке, с кремовым, шелковым галстуком. Мужчина,  перехватив ее взгляд,  улыбнулся: «Деловые встречи, с владельцами шахт. Мы будем железную дорогу  дальше прокладывать, пятью милями дело не ограничится. А я тоже, - Майкл помолчал, - молился, кузина Рэйчел. Пойдемте, - предложил он, - я как раз хотел чаю выпить, дома. Я рядом, по соседству».

-Неудобно, - подумала Рэйчел, но отогнала эти мысли: «Он тоже жену потерял. И он родственник, сын дяди Питера.  Он так мне помог, с детьми, развлекал их, возил по окрестностям, девочкам математику преподавал. Ничего неприличного в этом  нет. Выпью чаю, и пойду домой».

От нее пахло ладаном и немного пряностями. Голубые, большие глаза чуть припухли.  Майкл, идя вслед за Рэйчел через Парк-сквер,  - вокруг цвели липы, жужжали пчелы, - вздохнул: «Плакала». Он и сам до сих пор просыпался в слезах. Ему снился сын - мальчик был темноволосым, с зелеными, как у Мэри, глазами. Он брал Майкла за руку, и тихо спрашивал: «Зачем ты меня убил, папа?»

Майкл был на вскрытии и знал, что жену невозможно было спасти. Он знал, что Иосиф не ошибся, - ребенок, если бы он родился, был бы неизлечимо болен. Он помнил все это, но, лежа в пустой спальне, Майкл шептал: «Прости меня, сыночек, прости…». Майкл засыпал и слышал свой резкий голос: «Вскрывайте череп!», хруст костей. Он видел окровавленные останки ребенка и плакал, уткнувшись в подушку.

Отец, уезжая из Лидса, привлек его к себе: «Милый мой..., Просто должно пройти время…, Поверь мне, у меня тоже так было, когда я твою маму потерял, когда Жанна умерла».

Он ждал. Ждал, а сейчас, сидя в гостиной, смотря на то, как ее нежные руки разливают чай, Майкл горько сказал себе: «Никогда, никогда, ничего не изменится. Я так больше не могу. Я просто хочу забыть обо всем, хотя бы ненадолго».

Рэйчел обвела глазами затянутую голубовато-серым шелком гостиную: «Кузен Майкл…Мне так жаль, так жаль…Я помню, когда кузина Мораг венчалась, вы шафером были, а Мэри подружкой. Она тогда такая красивая была…»

-Очень, - глухо повторил Майкл. Поднявшись, пройдясь по комнате, он взглянул на шпиль собора и солнце, что опускалось над черепичными крышами Лидса. Над мануфактурами виднелись столбы дыма. Он положил руку на медальон: «Я снял кольцо. Не захотел, чтобы Мэри его с собой в могилу унесла. Как я могу, ведь только год прошел…, Предавать ее память. Но я просто хочу закрыть глаза, и заснуть рядом с кем-то. Спокойно заснуть, больше ничего».

-Спасибо вам, - он посмотрел на изящную, всю в черном шелке фигуру Рэйчел. Из-под траурного чепца виднелись мягкие, белокурые волосы. «Мне тоже, - тихо  сказала она, не поднимая глаз, – тоже очень тяжело, кузен Майкл».

Бронзовые часы с фигуркой Меркурия пробили пять вечера. Майкл остановился рядом с ее креслом: «Кузина…, Можно сделать так, чтобы нам стало легче, хотя бы ненадолго…»

-Господи, - еще успела ужаснуться Рэйчел, - что же это…

Женщина  почувствовала сильные, крепкие ладони у себя на плечах. Майкл наклонился и медленно, нежно поцеловал ее. Рэйчел, всхлипнув, пробормотав: «Нет, нет, это грех, нельзя…., - оказалась у него в объятьях. Она вдохнула запах сандала и заплакала, - жалобно, как ребенок, - спрятав лицо у него на груди. Траурный чепец полетел на ковер, светлые, золотящиеся в лучах солнца волосы, с легким шорохом скользнули вниз, по стройной спине. Майкл, подняв ее на руки, понес в спальню.

-Отпустите меня! - гневно потребовала Джоанна. Девушка внезапно испугалась: «Здесь нет никого, меня не услышат..., И пистолета нет, а он меня сильнее...»

Она извернулась, встряхнув растрепанными косами,  и укусила его запястье. Парень сдавленно выругался. Отвесив ей звонкую пощечину, - голова девушки сразу загудела, - он швырнул Джоанну на пол склада. Вокруг были какие-то тюки,  пахло свежим деревом, Девушка почувствовала, как стружки щекочут ей шею. Рука парня полезла ей под платье. Джоанна задыхалась под его тяжестью, ее нижняя юбка затрещала. Девушка, пошарив рядом с собой, скосив глаза, сжала пальцами рукоятку молотка. Парень грубо раздвинул ей ноги. Джоанна, закусив губу, изо всех сил ударила его по виску.

Она подождала, - парень не шевелился. Сдвинув его, отдышавшись, Джоанна попыталась подняться на ноги. Голова все еще кружилась. Девушка наклонилась. Перевернув парня, она отпрянула - на нее взглянули мертвые, остановившиеся глаза.

-Карие, - отчего-то подумала Джоанна. Крови почти не было - маленькая струйка из уха, и все. Джоанна осмотрелась и аккуратно приоткрыла дверь, что вела на канал. Баржи разгружали впритык со зданиями складов, низкий, широкий проем выходил прямо на темную воду. Джоанна оторвала кусок муслина от своей нижней юбки. Нагнувшись, намочив его,  она аккуратно протерла пол - там, где натекла кровь.

-Скоро высохнет, - безучастно сказала себе девушка. Она подтащила труп к воде и сбросила его в канал. Вода заколыхала тело и понесла его дальше, к западу.

-Там шлюзы, - Джоанна швырнула молоток вслед за трупом - он сразу пошел ко дну. «Но это еще десять миль вниз по течению, - девушка  закрыла дверь. Подняв засов, оправив платье, пригладив волосы, она выскользнула на улицу. «В шлюзах его найдут, а, может, и раньше. Никто ничего не заподозрит. Мало ли в пьяных драках людей убивают. Но какой он мерзавец, -  Джоанна постояла, глубоко дыша.

-Когда человечество вступит в новый век, век всеобщего труда, - думала Джоанна, идя к дому Корвино, - ничего такого не будет. Мужчины и женщины станут равны, и союзы сердец будут заключаться по взаимному влечению». Она оглянулась на склады: «Это все потому, что женщина сейчас в подчиненном состоянии, потому, что мужчина чувствует себя хозяином положения. Мы добьемся  изменений, обязательно».