Его лицо было мягким, добрым, голос - низким, протяжным.  Лея, закрыв глаза, откинулась на подушки. «Конечно, - поняла она, - конечно. Я покажу ему ребенка, и он поверит...»

-Авраам, - внезапно спросила она, дрогнув ресницами, - это ты? Ты со мной сейчас?

Серые глаза мужа подернулись льдом - на единый, краткий миг. Он нежно ответил: «Ты просто устала, милая. Тебе надо отдохнуть, а те снадобья, что Иосиф прописал - они могут быть вредны для ребенка. Не стоит их пить. Просто поспи, и все».

Он вышел и Лея обрадовалась: «Дверь не закрыта. Очень хорошо, когда придет Иосиф, я спущусь в гостиную, и он увидит, что ошибается. Вот только как..., - она оглянулась и заметила на столе какой-то  металлический блеск.

-Нож, - радостно поняла женщина. «Правильно, так будет правильно. Он увидит ребенка, я ему покажу..., - Лея неслышно встала, и спрятала нож под подушку. Лея, внезапно, нахмурилась: «Откуда он? Но ведь у Авраама  тоже не было ножа, когда Господь приказал ему принести в жертву Исаака. И Господь сделал так, что появился и нож, и дрова для жертвенника. Это Господь, Он о нас заботится...».

Женщина глубоко, успокоено задышала и сама не заметила, как задремала.

Она проснулась, когда в ставни уже било заходящее солнце. Лея поднялась. Оправив постель, одернув платье, она  спрятала нож за спиной. Женщина вышла в коридор и прислушалась - снизу доносился аромат готовящейся еды, стукнула дверь, и веселый голос падчерицы сказал: «Дядя Иосиф! Мама Лея спит, с ней все хорошо.  Утром она снадобье выпила, а днем ей папа относил лекарство. Он тоже дома, проходите».

Муж сидел в гостиной, склонив голову к Талмуду, отпивая чай из серебряного стаканчика.

Иосиф стоял к ней спиной и Лея громко позвала: «Господин Кардозо!»

Он обернулся и еще успел подумать: «Мания. Надо было ей большие дозы настоев прописать. Глаза блестят, и дышит часто. Раскраснелась вся».

-Вы сейчас увидите ребенка, господин Кардозо! - торжествующе сказала Лея. Женщина одним быстрым, неуловимым движением, провела ножом по своему животу.

Иосиф  устало спустился вниз, в гостиную: «Ничего страшного, это просто царапина. Однако надо ее держать под присмотром, и не забывать о снадобьях, рав Судаков. Ханеле сейчас  с ней».

Белая, холеная рука  мужчины легла на кружевную скатерть. Иосиф вспомнил, как, он выбил нож из руки женщины, поддерживая ее. Темные глаза Леи расширились. Она, скребя пальцами по окровавленному платью, закричала: «Там дитя! Дитя! Я вам докажу, господин Кардозо!»

Рав Судаков даже с места не сдвинулся, отпивая чай, пристально глядя на жену. Рыжая борода посверкивала в лучах заката. Ханеле вбежала в гостиную и остановилась на пороге: «Дядя Иосиф...»

-Давай отведем твою мачеху наверх, - вздохнул Иосиф. Лея позволила вывести себя из комнаты. Степан, проводив их глазами, поднявшись,  раздраженно походил по гостиной. На большом комоде красного дерева сверкало серебро, тикали часы, пахло воском и немного - сандалом.

-Я был уверен, что она доведет дело до конца, - злобно подумал мужчина. «Яд ей давать опасно, да и покупать его где- то надо..., - он посмотрел на свой протез слоновой кости, что был скрыт под тонкой, кожаной, черной перчаткой. Подойдя к зеркалу, он огладил бороду, и кивнул: «Так тому и быть».

-Просто царапина, - повторил Иосиф. Рав Судаков вздохнул: «Я буду молиться, читать Псалмы, Ханеле  испечет халы и раздаст их бедным…, Мы все будем строже соблюдать заповеди..., Господин Кардозо, - он взглянул на Иосифа, - как вы считаете,  моя жена излечится от своего, - Степан пощелкал пальцами, - расстройства?»

-Со временем, - возможно, - осторожно ответил Иосиф и посмотрел на часы. «Простите, рав Судаков, мы вечером отправляемся в Яффо..., Я оставил Хане все указания по уходу. Рана не опасна, даже зашивать ее не надо».

-Моя жена, - рав Судаков помолчал, - она понимает, что с ней происходит? Она в здравом уме?

-Что вы, - отозвался Иосиф, - вы сами видели..., У нее мания, болезнь сознания, она не в себе...

-Напишите, - попросил его Судаков, подвинув к нему стопу хорошей бумаги и эмалевую чернильницу, - напишите, пожалуйста, ваше заключение, господин Кардозо. Чтобы я мог показать его здешним врачам.

-Я не так хорошо знаю турецкий, - предупредил Иосиф.

-Пишите на святом языке, - обаятельно улыбнулся Судаков. «Только печать поставьте, обязательно. Вы же известный врач, к вашему мнению прислушиваются..., Вот и сургуч, - он передал ему палочку.

Иосиф невольно покраснел. Присев, он пробурчал: «Не такой уж известный...». Он  посыпал чернила песком и передал Степану лист. Тот пробежал его глазами. Поднявшись, рав Судаков пожал Иосифу руку: «Я надеюсь, вы не против, пожертвовать деньги, которые вам причитаются за лечение - в благотворительный фонд для бедняков?»

Иосиф едва не рассмеялся вслух: «Я бы все равно не стал брать платы, рав Судаков, это же заповедь - помогать другим евреям в беде».

-Даже не проводил, - хмыкнул он, выходя во двор. Ханеле стояла у калитки. «Он там, - вдруг подумала девушка. «Я знаю, там. Все будет хорошо. Мы еще встретимся, обязательно». Она прикоснулась к медальону - металл ласково грел пальцы.

-Я буду ухаживать за мамой Леей, - тихо сказала Ханеле. «Я постараюсь..., - она не закончила. Махнув, рукой, девушка улыбнулась: «За меня не беспокойтесь, дядя Иосиф, я все устроила. Вы с дядей Аароном попрощались?»

Иосиф кивнул и, оглянувшись -  что-то шепнул ей. «Мы с ним  договорились, - сдерживая улыбку, призналась Ханеле. «Папе это не понравится, конечно, но мне уже двадцать три. Мне не надо его согласия на брак. Следующей осенью разведемся, и я уеду».

-Куда? - было, хотел спросить Иосиф, но потом только вздохнул: «Храни вас Господь».

-И вас, - отозвалась Ханеле, увидев летящие ядра, блеск штыков, бесконечную, залитую дождем равнину. «Как много, -  подумала она. «Их там будет так много..., И не спасти, никого не спасти...»

Девушка подняла засов и вздрогнула - он стоял на той стороне площади, невысокий, легкий, с прямой спиной.

-Погоди, Жозеф, - велел Наполеон и быстрым шагом пошел к ней. Он был много ниже. Закинув голову,  глядя в ее серые глаза, мужчина весело сказал: «Слушайте. Я сейчас уезжаю, по делам, но я вернусь...»

Алые губы приоткрылись, и он услышал шепот: «Меня тут не будет...»

-Наплевать, - отмахнулся Наполеон. «Где бы вы ни были - я вас найду, понятно? Хана, - рассмеялся он. «Анна, то есть. Мне всегда нравилось это имя. Так что ждите».

Она все молчала, а потом попросила: «Остерегайтесь воды. И сейчас, - она повела рукой на запад, - и потом».

-Я погибну в морском сражении?  - поинтересовался Наполеон.

-Вы умрете в своей постели, - терпеливо ответила Ханеле. «Я вам уже говорила. Просто вода вам принесет неудачи».

Он положил крепкую, смуглую руку на медальон, что сверкал в распахнутом воротнике белой, льняной рубашки, и смешливо спросил: «Вы меня проверяли? Когда я сказали, что я должен отказаться от любви?»

-Разумеется, - пожала плечами Ханеле, и лукаво добавила: «Вы отказались, помните?»

-Отказался, - пробурчал он. Встряхнув каштановой головой, все еще смотря на нее снизу вверх, Наполеон заметил: «Вы же все равно не поверили».

Она помотала черными косами.

-Так я и думал, - удовлетворенно заметил Наполеон и напомнил: «Ждите».

-Буду, - просто ответила Ханеле и захлопнула калитку. Она прислонилась к каменной стене - сердце часто, взволнованно билось, и прошептала: «Все верно. Все было верно. Спасибо тебе, Господи».

Она  услышала настойчивый, жалобный крик ребенка. Поморщившись, пробормотав: «Не хочу это видеть, не буду», - Ханеле пошла к дому.  Отец уже стоял в передней, надевая свою соболью шапку. Он холодно посмотрел на нее: «Я в ешиву, вернусь поздно». Ханеле только кивнула. Не оборачиваясь, девушка поднялась на второй этаж.

-Нельзя, - велела она себе. «Нельзя ничего делать.  Мама Лея больна. Надо, чтобы она выздоровела. Надо спокойно родить, и тогда..., - она вспомнила слова Иосифа: «Это просто бред». Она прислушалась - отец ушел. Тяжело вздохнув, Ханеле велела себе: «Спросишь у дяди Аарона о той ночи, когда умер дедушка. И надо сходить к дедушке на могилу. Что-то не так..., - Ханеле нахмурилась.