-Ничего сложного, - Рахели повернулась к нему и лукаво спросила: «А еще? Наверное, - девушка подвинулась ближе и положила голову ему на плечо, - она любит мужа, а? Как ты думаешь?»
Ее губы были мягкими, теплыми, и пахло от нее - свежевыпеченным хлебом. С неохотой оторвавшись от них, Пьетро шепнул: «Я думаю, что ты права, любовь моя».
-Еще! - потребовала Рахели, устраиваясь у него в руках. «Мне понравилось».
-Я рад, - смешливо заметил юноша, - а то я волновался, счастье мое. У меня это в первый раз было, - он внезапно покраснел.
-У меня тоже, - призналась Рахели. Встав на колени, взяв его лицо в ладони, целуя его, она тихо проговорила: «Я с тобой ничего, ничего не боюсь, Пьетро. Сказано же - куда ты пойдешь, туда и я пойду, где ты будешь ночевать, там и я, твой народ будет моим народом, а твой Бог - моим Богом».
Пьетро обнял ее:
-А еще сказано: «Да оставит человек отца своего, и мать свою, и прилепится к своей жене, и будут они одна плоть. Ты мой дом, - он прижал ее к себе поближе, - ты часть меня, и так будет всегда. И твоему отцу я так же скажу, - Пьетро посмотрел на ее раскрасневшиеся щеки, на блестящие глаза, и потянул Рахели за руку: «Твой папа поймет, обещаю».
На каменный купол гробницы, сел жаворонок, и, склонив голову, разглядел их. Птица запела - сладко, долго. Пьетро и Рахиль все стояли, затаив дыхание, обнявшись, слушая его. Потом, держась за руки, они пошли к дому Горовицей.
Они сидели на резной скамейке, под гранатовым деревом. Аарон, держа дочь за руку, вытер влажные глаза. «Папа..., - дрожащим голосом сказала Рахели, - папочка, милый, прости нас, пожалуйста..., Меня прости...»
Аарон все молчал, глядя на вечернее небо. Закат был нежным, розовым, на западе уже всходила бледная, маленькая луна. Он почему-то вспомнил, как скользило каноэ по воде озера, как в просыпающихся джунглях что-то шуршало, щелкало, как отец, нагибаясь, шепча - срывал травы и говорил: «У каждого растения есть душа. Надо попросить, чтобы она меня простила, и тогда этот корень вылечит больного. А иначе пользы не будет».
Аарон вдохнул свежий, уже не жаркий воздух: «Мой отец верил духам воды и земли, дорогие мои. И был достойным, хорошим человеком. Помните, как в Псалмах говорится: «Всякое дыхание да славит Господа». Так что, - он погладил Рахели по щеке, - будьте счастливы».
-Рав Горовиц, - решительно сказал Пьетро, - вы знайте, пожалуйста, что я никогда, никогда не обижу Рахиль. Она для меня..., - он осекся, увидев улыбку мужчины.
-Да знаю я все, - вздохнул Аарон. «Жаль, конечно, вы далеко отсюда будете, но так лучше, - он подмигнул дочери, - незачем, чтобы сплетни ходили. Девочкам скажем пока, что ты в Англию поехала, к родственникам нашим. Как подрастут - я с ними поговорю. Сестры у тебя хорошие, они поймут». Он взглянул на уже темное небо: «Тебе еще собираться надо, милая. Я вас завтра провожу. Иди, - он подтолкнул дочь, - пожелай своему жениху спокойной ночи».
Они стояли на пороге дома, держась за руки. Пьетро шепнул: «Я кольцо в Вифлееме куплю, любовь моя. Оттуда в Яффо поедем, и с Моше встретимся. Он ничего не скажет, о том, что мы поженились, он человек чести».
-Я знаю, - выдохнула Рахели. «Ханеле будет рада, она тоже - как папа, все понимает. Пьетро, - девушка посмотрела на него, - почему так? Почему праведники больше страдают? Ханеле мать свою не знала, слепой была, в детстве, папа один жил, и сейчас маму потерял. Почему Господь их так строго судит? - девушка замолчала.
-В Мишне, - задумчиво сказал Пьетро, - рабби Ишмаэль говорит: «Я искупление для сынов Израиля». Комментатор объясняет: «Все страдания, которые должны были выпасть на их долю, я принимаю на себя, чтобы искупить их вину». Иисус тоже так говорил, - он наклонился и робко поцеловал ее в щеку: «У меня даже слов нет, чтобы сказать, как ты прекрасна. Я так тебя люблю, так люблю, Рахиль...»
-И тебе не пришлось служить семь лет, - девушка потянулась. Обняв его, Рахели прижалась белокурой головой к плечу юноши.
-Они бы пролетели, как несколько дней, - смешливо ответил Пьетро, целуя ее глаза. «Очи твои, - сказал он, - очи голубиные. Я попрошу отца Бьюкенена, у него знакомые священники, в базилике Рождества Христова, ему разрешат нас повенчать».
-А я помолюсь на могиле праматери Рахели, - улыбнулась девушка. «Все- шепнула она, - иди, мой любимый, завтра утром увидимся».
-И больше никогда не расстанемся, - Пьетро поцеловал ее руки. «Пока не разлучит нас смерть».
Рахели внезапно вздрогнула: «Господи, отведи от нас беды и несчастья, я прошу тебя. Пусть с папой и девочками все будет хорошо».
Она вернулась в сад и устроилась под боком у отца. Аарон сидел, куря трубку. Погладив ее по голове, замявшись, рав Горовиц проговорил: «Я, конечно, не мама, упокой, Господи ее душу. Не принято, чтобы...»
Рахели рассмеялась, и, как в детстве, подышала ему в ухо. «Мама мне тем годом еще все объяснила, когда сваты приходили».
Она вспомнила веселый голос Дины: «Лучше меня сейчас послушай, а то потом тебе госпожа Судакова такого расскажет, что страшно станет. Этого нельзя, того нельзя...»
Рахели сидела за кухонным столом, просеивая муку. «А что можно? - она подняла на мать голубые глаза.
Дина наклонилась и поцеловала ее в испачканный мукой нос: «Почти все, - беззаботно сказала она. «Когда любишь, все само получается, но ты все равно - запоминай».
Рахели все сидела, обнимая отца, вспоминая, что ей говорила мать: «В микву меня здесь не пустят, конечно. Найду ручей какой-нибудь, рядом с Вифлеемом. И в Англии тоже окунаться буду, Пьетро поймет».
-Ты соберись, милая, - озабоченно посоветовал отец. «Все же по морю плыть. Там, в Англии, наши родственники, не нищенкой же тебе туда приезжать».
Рахели махнула рукой: «Возьму пару платьев, и все. Пусть девочкам останется, раз так может быть, что..., - она не закончила и Аарон усмехнулся:
-Я их прокормлю, не волнуйся. И вообще, - мужчина помолчал, - лучше бы им в Европу замуж выйти. Сама понимаешь, там люди другие. Если рав Судаков узнает, что ты с Пьетро уехала, от нас все отвернутся.
-Или в Америку, - задумчиво сказала Рахели и шмыгнула носом: «Папочка, милый, как же я без тебя...»
-У тебя муж хороший будет, - улыбнулся Аарон и взял ее руку: «Я приеду, как внуки у меня появятся, повожусь с ними».
-Спасибо тебе, - шепнула ему дочь. Он, ласково, ответил: «Что ты, девочка, я ведь и живу - ради вас».
-Я искупление для сынов Израиля, - вспомнила Рахиль. Замолчав , девушка прижалась щекой к теплой ладони отца.
Низкий, каменный потолок был покрыт капельками воды, в сводчатой комнате было жарко, белый пар стоял над круглым возвышением в центре.
Молодой человек, что лежал на нем, перевернулся: «Видишь, Жозеф, а ты беспокоился. Никто меня не узнал. Мы недели через две в Египет вернемся. Мне надо своими глазами посмотреть на местность, прежде чем вести сюда войска».
Иосиф плеснул на скамью холодной воды: «Хорошо еще, что он согласился на этом постоялом дворе переночевать, когда я ему объяснил, что турки ворота города на ночь закрывают. Но я бы не удивился, если бы он на стены полез. Не терпит задержек».
Наполеон лежал, закинув руки за голову.
-Яффо и Акра, - напомнил себе он, наслаждаясь влажной жарой. «Укрепления там слабые, мы оба города возьмем играючи. Проклятые британцы, на море они все равно, сильнее. Этот Нельсон где-то тут шныряет, со своим флотом. В море шпионов не пошлешь, это тебе не суша. Ладно, итальянская кампания закончилась нашей безоговорочной победой. Сейчас мы отрежем путь в Индию, и поставим их на колени. Только сначала я вернусь во Францию и возьму власть в свои руки. Хватит уже этого фарса с Директорией, страной должен управлять один человек. Я, - он потянулся: «Восток стоит завоевать только ради их бань. Я очень доволен, что ты мне их порекомендовал».
-Сейчас придет местный костоправ, - усмехнулся Иосиф, - он за восемнадцать лет не поменялся. Здесь делают отличный массаж, со снадобьями из того безжизненного озера, я вам о нем рассказывал.
