-Может, уехать? Меир и Эстер всегда нам рады будут, устроюсь там раввином..., Нет, мне без Иерусалима нельзя. Как тело без души. Если б остались мы тогда в Америке, может быть, и по-другому бы все повернулось...
Дверь скрипнула. Рахели робко спросила: «Папа, а почему господин Корвино не пришел? Вы же собирались...»
-Ему сейчас одному надо побыть, девочка, - ласково ответил Аарон. «Иди-ка сюда».
Рахели присела на ручку кресла и рав Горовиц улыбнулся: «Ты на маму свою похожа, милая. Она такой была, как мы встретились. Очень красивая».
-Папа, - Рахели посмотрела на его лицо, - папа, что случилось?
Аарон вздохнул и стал говорить. Лицо дочери исказилось брезгливой гримасой. Рахели гневно выпрямилась: «Папа! Как он мог! Это же грех, грех! Нельзя даже упоминать о таких вещах, нельзя сплетничать!»
-Я ему так и сказал, - усмехнулся Аарон, рассматривая свою ладонь. «Я тебя просто хотел предупредить…- он не успел закончить. Дочь выскочила из комнаты и крикнула снизу: «Я уверена, это все ложь, ложь, и больше ничего!»
Дверь хлопнула. Аарон грустно заметил: «Кое-что там, правда, конечно. Но все равно - я верно поступил, так, как надо». Он постоял еще немного, смотря в окно, а потом пошел в сад, к девочкам.
Рахели вырвалась на Виа Долороза: «Я знаю, где он. Господи, бедный мой, бедный…, Но ведь туда нельзя заходить, это запрещено! Кем запрещено, - разозлилась она, - лицемерами, вроде рава Судакова? Наплевать!». Она отдышалась. Проталкиваясь через полуденную толпу, девушка побежала к храму Гроба Господня.
Она несмело, робко заглянула внутрь - в церкви было полутемно, колебались огоньки свечей. Несильно, приятно пахло чем-то теплым, пряным. «Здесь идолы везде, - испуганно вспомнила Рахели, - и смотреть на них нельзя. Но мне, же надо Пьетро найти…»
Девушка огляделась - было тихо, на стенах она увидела тусклое, старое сияние золота. Рахели, наконец, заметила рыжую голову. Он стоял на коленях. Рахели, подойдя ближе, шепнула: «Господин Корвино…Пьетро…, Пожалуйста, не плачьте. Это все ложь, ложь - что он вам сказал, я уверена…»
Юноша все молчал. Потом, указав на стену, Пьетро тихо ответил: «Это Божья Матерь, Мария. Когда я был маленький, я смотрел на нее, и думал, что это - моя мамочка, и она меня держит на руках. Я слышал ее, - лицо юноши исказилось, - свою маму, она звала меня…, А теперь…- он не закончил и тяжело вздохнул.
-Пьетро, - Рахели потянулась. Не думая ни о чем, просто желая утешить, девушка прикоснулась к его руке. Она была теплой и надежной.
-Пьетро, - повторила она, - все это ложь. Рав Судаков очень плохо поступил. Мне стыдно, очень стыдно перед вами. Я уверена, - Рахели все держала его ладонь, - что ваша мама вас очень любила. И ваш отец, если бы он знал, что вы появитесь на свет - тоже. И что они любили друг друга, как, как…- она замялась. Пьетро глухо отозвался:
-Как я люблю вас, Рахиль. Простите, - он перекрестился. Поднявшись с колен, юноша покраснел: «Я больше ничего такого не скажу. Вам здесь нельзя быть. Давайте, я провожу вас домой. Спасибо, спасибо вам большое…»
-Рав Горовиц говорил, что мама меня искала перед смертью. И дядя Теодор рассказывал мне, как мой отец любил мою маму, - вспомнил Пьетро. «Почему я поверил ему, …а не хорошим, уважаемым людям?»
Рахели все смотрела на него - большими, доверчивыми глазами:
-Но я хочу. Быть тут, Пьетро. Я хочу быть там, где вы. Только расскажите мне - как это, а то я совсем, совсем, ничего не знаю, - она увидела, как Пьетро счастливо улыбнулся, и пообещала себе: «Никогда, никогда он больше не будет мучиться. Будешь рядом с ним, как сказал Господь - поддержкой и опорой. Всегда, пока вы живы».
-Рахиль, - он все не верил, - Рахиль, милая, если вы из жалости, чтобы меня утешить…
Она кивнула на улицу: «Пойдемте. Здесь, наверное, нельзя за руки держаться, - девушка хихикнула, - а я вас хочу взять за руку, Пьетро. Мы погуляем, хорошо?»
-Конечно, - он все любовался ее лицом. «Конечно, Рахиль…»
Им удалось несколько раз коснуться рук друг друга в толпе на Виа Долороза. Потом они вышли к еврейскому кварталу. Рахели грустно сказала: «Здесь так нельзя, все знают, что вы…, - она махнула рукой. Юноша и девушка шли рядом, и Пьетро улыбнулся: «Там, у гробницы Авессалома, нет никого. Хотите, туда пойдем?»
-Конечно, - кивнула она: «Я только домой забегу, шаль возьму, и папу предупрежу, что я с вами. Подождите меня здесь, - Рахели оглянулась - улица была пустой, в ешиве, что стояла на углу, занятия были в самом разгаре. Приподнявшись на цыпочках, девушка быстро провела рукой по его щеке.
-Господи, - попросил Пьетро, глядя вслед ее стройной спине, - пожалуйста, сделай чудо. Ты же можешь. Что тебе стоит, Господи? Сделай так, чтобы мы больше никогда не расставались.
Он и не заметил, как окно во втором этаже ешивы распахнулось.
-Вот оно как, - зловеще протянул Степан, смотря на высокого, рыжеволосого юношу, и стройную девушку. Та, быстро погладив Пьетро по руке, показала в сторону Яффских ворот. Рав Судаков затянулся трубкой, вдыхая ароматный, сизый дым. Присев за стол, взяв перо, он написал:
-Да будет всем известно, что Аарон Горовиц позволяет своим детям вести себя нескромно, не так, как подобает дочерям еврейского народа. Мы объявляем все написанные им свитки Торы и мезузы не кошерными, и запрещаем впредь пользоваться его услугами. Тот же, кто преступит этот запрет, будет подобен идолопоклоннику и апикойросу. Мы объявляем, что Аарон Горовиц отлучен от общины до тех пор, пока он не раскается в своих грехах и не вернется, вместе со своей семьей, на путь соблюдения заповедей.
Степан посыпал песком чернила: «Так-то, дорогой рав Горовиц. Скоро приду к вам, покажу это объявление. Выгоните этого гоя за порог, и духу его тут не будет. Через три месяца Рахели будет стоять со мной под хупой. Даже раньше, после смерти жены всего неделя траура положена.
Он спрятал бумагу в шкатулку и закрыл ее на ключ. Подхватив том Талмуда, рав Судаков пошел заниматься.
Здесь, на холме, было тепло. Они, сидя на шали, держась за руки, долго молчали. Наверху, в чистом, голубом небе, парили птицы.
Рахели, наконец, вздохнула: «Если я убегу с тобой, Пьетро, если об этом узнают…, папа потеряет работу, мои сестры никогда не выйдут замуж…, Так нельзя, - она грустно положила голову на колени.
-Нельзя, - согласился юноша. «Господь нам заповедовал уважать родителей, любовь моя. Поэтому я пойду к твоему отцу - просить твоей руки».
-Пьетро, - она испуганно ахнула. «Пьетро, он никогда…»
-Он хороший человек, - юноша улыбался. «Ты же знаешь, милая. Он, - Пьетро подумал, - праведник. Он поймет».
Рахели подняла какой-то камешек, и бросила его вниз: «О раве Судакове говорят, что он праведник».
-Не все, то золото, что блестит, - поморщился Пьетро и велел себе: «Скажи ей. Такое нельзя скрывать. Если Господь смилостивится, она станет твоей женой. Как можно от нее что-то утаивать? Рав Горовиц говорил - мой дом, часть меня. Так же и Рахиль».
-Ты что? - она заметила тень на его лице. «Что случилось, милый?».
-Если мы поженимся, - юноша замолчал. Рахели поправила его: «Когда мы поженимся».
-Когда…- Пьетро встряхнул рыжей головой. «Мне надо будет уйти из Кембриджа, милая. Надо будет работать, у меня ведь семья, - он ласково взял ее за руку. Рахели боязливо сказала:
-Пьетро…Я не хочу, чтобы…
Юноша внезапно рассмеялся:
-Дурак бы я был, если бы ради университета отказался от этого, - он наклонился и погладил ее белокурые волосы. «Не пропадем. Дьяконом меня уже сейчас сделают, а экзамены я сдам - мне всего два года в университете осталось. Я сам все это пройти могу, по учебникам. Потом сан приму. Так даже лучше, - задумчиво добавил он, - у меня будет больше опыта работы в приходе.
Рахели подумала: «А что делает жена дьякона?»
-Очень, много…, - Пьетро стал загибать пальцы, - учит девочек, следит, чтобы церковь была убрана, навещает больных, собирает благотворительные пожертвования, печет пироги для угощения прихожан…
