— А что, — поинтересовался мальчик, — всем священникам нельзя жениться?

— Ну почему, — хмыкнул Федор, — англиканским священникам — можно. Твой отец хотел снять с себя сан, но не успел, — в урагане погиб. Я его и хоронил. А потом твоя мама родила тебя и умерла".

Он коротко вздохнул, поймав взгляд Джованни: "Это ложь, конечно. Что же делать — их обоих в живых уже нет, дай им Господь покой. А мальчик-то в чем виноват? Ни в чем".

— Когда вырасту, — твердо сказал Пьетро, — поеду в Иерусалим, на их могилы. Можно будет, папа?

— Конечно, — Джованни замахал рукой и с корабля сбросили трап.

— Я тебе потом еще кое-что покажу, — тихо заметил он Федору, уже оказавшись на палубе, — я в Риме работал в папской библиотеке. Они же, — Джованни с плохо скрытым отвращением прикоснулся к своей грубой рясе, — там чертежи синьора да Винчи держат. Те, которые никто никогда не видел. И еще, — его губы чуть искривились, — много всего.

Он подозвал к себе десятника и, показав ему изящный, четкий рисунок, стал медленно выговаривать арабские слова: "Все очень просто. Грунт, собранный со дна, будет складываться на плот, укреплённый между двумя лодками. Трос привяжем к молу. При повороте вот этого колеса, — палец уперся в чертеж, — он будет наматываться на барабан, и установка будет двигаться".

— А как за глубиной следить? — уважительно спросил десятник.

— Ось вращения барабана регулируется вертикально, так что все будет в порядке, — успокоил его Джованни. "Сделаем три…, нет, четыре таких механизма, и через неделю тут будет самая лучшая гавань в Марокко".

— Я такие механизмы на золотых приисках ставил, — добавил Федор по-французски. "Драга Леонардо, только ты ее усовершенствовал. Барабан лучше стал".

— Если бы еще придумать, как сюда втиснуть машину Уатта, — усмехнулся Джованни, — мы бы за день со здешним портом закончили.

— Верблюды! — крикнул Пьетро, стоя у борта корабля. "Смотрите, какая процессия!"

Федор взглянул на мол — закрытые шелковыми покрывалами носилки окружала охрана.

— Это архитектор, — благоговейно сказал десятник, — тот, что город строил.

— Интересный архитектор, — ядовито шепнул Федор на ухо Джованни, — он так всегда от людского глаза и прячется? Калека, что ли, какой-то?

В носилках тонко, неуловимо пахло розами. Изабелла высунула наружу холеную руку и коротко велела: "Подзорную трубу".

Она приложила ее к глазу и долго изучала мужчин, что стояли на корабле. Эфес сабли блестел сапфирами. Изабелла едва слышно сказала себе: "Это не он. Его бы я сразу узнала. И папа сказал, что его убили. Но сабля…, Это его сабля, ошибки быть не может. Европейцы, — она взглянула на высокого, темноволосого, красивого монаха. Раздув ноздри, вернув подзорную трубу евнуху, женщина приказала: "Узнайте — кто они такие".

Малик остановился перед высокими, резными дверями, и оглядел своего спутника с головы до ног: "Опять эта сабля. Сказать, что ли, его величеству? Но ведь у меня никаких доказательств нет. Может, это и не тот клинок, из-за которого бедному Аль-Джафару глаза смолой выжгли и голову отрубили".

Федор посмотрел на мозаичные стены передней: "А почему мы встречаемся с его величеством у вас, а не в его загородной резиденции?"

— Так удобней, — Малик поджал губы и напомнил: "Надо поклониться, месье Теодор".

Они зашли в полукруглый, выходящий окнами на океан зал. Высокий, крепкий пожилой мужчина, почти седой, рассматривал в подзорную трубу гавань.

— Семьдесят пять ему, — присвистнул про себя Федор. "Хотел бы я так выглядеть в его годы. Впрочем, я не доживу — в шахте завалит или газ, какой-нибудь взорвется".

— Очень умный механизм, — одобрительно сказал султан Марокко, на хорошем, без акцента, французском языке. "Они уже довольно далеко продвинулись. Здравствуйте, — он повернулся и махнул рукой: "Обойдемся без церемоний. Я привез из Марракеша карты той местности, садитесь, — султан повел рукой в сторону шелковых подушек, что лежали на коврах, — будем говорить. Малик, — он щелкнул пальцами, — свежего чаю".

Султан посмотрел на рыжие, коротко стриженые волосы, на упрямые, голубые глаза: "Я читал вашу книгу, месье Корнель. "Reflections sur l’age de la Terre". Очень хорошая. Только скажите мне, — Сиди Мохаммед погладил седую, пахнущую розовой водой бороду, — ведь нет никакого пути доказать настоящий возраст Земли? Даже принимая во внимание те окаменелости, о которых вы пишете".

Федор смешливо развел руками: "Пока таких методов не существует. Но, ваше величество, — он потянулся за бумагой и карандашом, — если вы, хоть раз побываете на открытом разрезе, например угольном, — такие есть во Франции, — вы увидите, что ископаемые лежат слоями. Понятно, что самый ранний слой образовался первым. И потом, — он порылся в своей суме, — смотрите, это я привез из Англии, из тамошних шахт".

Сиди Мохаммед зачарованно взглянул на два плоских камня — один с отпечатком завернутой спиралью раковины, а второй — с очертаниями тонких, перистых листьев. "Но ведь они могли образоваться совсем недавно, — хмыкнул султан.

— Это из Лайм-Реджиса, — нежно сказал Федор, — на западе Англии, в Дорсете, есть такой городок. Там рядом скалы, их называют Голубыми — известняк и глинистый сланец. Эти образцы из среднего слоя, где-то, — он задумался, — на сто футов вниз от вершины скалы. Пришлось висеть на веревке, чтобы их добыть. И потом, — добавил Федор, — вы видели, когда-нибудь, такое растение?

Султан покачал головой. "Оно, — сказал Федор, принимая от Малика стакан с чаем, — росло на Земле, когда не родились еще ни Ромул с Ремом, ни Иисус, ни пророк Мухаммед".

Малик закашлялся. Султан ворчливо заметил: "Ты послушай, послушай, что знающий человек говорит". Федор улыбнулся: "Возьмите их себе, ваше величество. Если мы найдем здесь, в Марокко, что-то подобное — не позволяйте уничтожать такие вещи, они очень важны для науки. Я вам привез подарок, — он протянул султану что-то и с удовольствием заметил восхищение в темных глазах.

— Это янтарь, — сказал Сиди Мохаммед. "Я слышал о таком чуде, — он все рассматривал небольшого, прекрасно сохранившегося паука, — но никогда их не видел. Сколько ему лет?"

Федор пожал плечами: "Это с берега моря, из Германии. Этот паук — он рассмеялся, — ползал по стволам тех самых деревьев, о которых я говорил. Потом на их месте зашумела вода океана, их смола стала янтарем, а прилепившийся к ней паук — сохранился таким, каким он был тогда. Миллионы лет назад, — сам от себя не ожидая такой смелости, добавил Федор.

— Аллах…, - начал Малик. Сиди Мохаммед вздохнул: "Ладно. Наши богословы вас бы камнями побили, а ваши, из Европы, — отправили на костер. Он полюбовался янтарем: "Надо Зейнаб показать. Потом велю вставить его в четки. Буду смотреть на него, и думать о величии Аллаха".

— Спасибо вам, — он разложил на столе карты. Федор, внимательно их, разглядывая, сказал: "Так это не в пустыне, я-то думал…"

— На южном склоне гор, — остановил его султан, — у истоков реки Дра. Пустыня оттуда видна, как на ладони, месье Теодор. У меня там касба, остановимся в ней. Берберы в тех краях давно усмирены, так что это путешествие совершенно не опасно.

— А хоть бы и опасно было, — пробормотал Федор, — все равно, — он поднял голубые глаза, — раз уж я взялся за дело, ваше величество, то надо идти до конца. Да и золото вам пригодится, — он усмехнулся.

Сиди Мохаммед помолчал: "Там, в горах, до сих пор есть львы. Устроим ночную охоту, с факелами, месье Теодор. Ну, мы обо всем договорились, — султан поднялся и протянул ему сильную, совсем не старческую руку, — недели через две отправимся. Я должен побыть с семьей, — объяснил он, увидев недоуменный взгляд Федора, — тут, в Эс-Сувейре".