— Значит, все-таки жена у него здесь, — подумал Федор, оказавшись на зеленом, ухоженном дворе рияда. Журчал фонтан. Он, присев на мраморную скамейку, хмыкнул: "Ерунда, он моей кузины на полвека старше. Хотя, если вспомнить, что мне Джованни рассказывал об этом императоре Хунли…"

— Месье Теодор, — раздался сзади шелестящий голос Малика. "Его величеству очень понравилась ваша сабля, он спрашивает — давно ли она у вас в семье?"

— Семь веков, — спокойно ответил Федор. "Видите, — он снял клинок и указал на эфес, — это руны. Такими писали люди с севера, в давние времена. "Меч Сигмундра, сына Алфа, из рода Эйрика. И да поможет нам Бог"

— И больше она ни у кого в руках не бывала? — все не отставал Малик. Федор, убрав саблю, твердо ответил: "Нет". Малик увидел ледяной блеск его глаз и вздохнул: "Не пытать же его. Нет, так нет".

Легкие, тихие волны наползали на белый песок пляжа. Изабелла сидела, рассматривая кусочек янтаря, а потом восхищенно сказала: "Удивительно, папа. Подумать только, этот паук жил миллионы лет назад. В Библии об этом не говорится".

— В Коране тоже, — рассмеялся Сиди Мохаммед, и махнул рукой. Безмолвный евнух снял с медной решетки над огнем рыбу и стал раскладывать ее по тарелкам.

— Этот месье Корнель, — султан разрезал лимон и передал половину Изабелле, — очень толковый человек. И тот итальянский инженер, отец Джованни, что гавань углубляет — такой же.

— Я его видела, — небрежно проговорила девушка, выжимая лимон. "Я была в порту, мне надо было посмотреть — где закладывать новый мол. Он ведь монах, этот итальянец".

— Да, — пожал плечами султан. Изабелла велела себе: "Вот сейчас. Он разрешит, если я как следует, попрошу. Этот отец Джованни — приятель месье Корнеля. Они разговаривали, как друзья. И я узнаю — откуда у него сабля капитана Стефано".

— Папа, — Изабелла подняла большие, зеленовато-серые глаза, — раз уж тут монах — можно я исповедуюсь? Я ведь десять лет этого не делала.

— И в чем тебе, интересно, исповедоваться? — проворчал Сиди Мохаммед. "Каяться в своих грехах надо перед Всевышним, а не перед каким-то человеком, все равно вы оба создания Божьи, чем он тебя лучше?"

— У нас по-другому, — упрямо ответила Изабелла. "Он меня даже не увидит, я буду за ширмой, как положено".

— Еще бы ты не была, — заметил отец, и бросил Гато, что лежал рядом с затухающим костром, — кусочек рыбы. Кот довольно заурчал. Сиди Мохаммед вздохнул: "Они же все равно, что евнухи, эти монахи. Никакой опасности нет".

— Ладно, — усмехнулся отец, — пусть приезжает сюда, выслушает тебя, я велю Малику это устроить.

— Спасибо, папа, — Изабелла отставила тарелку и взяла его руку. "Я должна знать, — твердо сказала она себе. "Если он выжил, он давно уже женат, и счастлив, и дети у него. Он все равно никогда меня не любил. Но я должна знать".

Сиди Мохаммед улыбнулся: "Что ты, девочка моя. Я сейчас уеду на юг, с этим Корнелем, до весны — как я могу отказать своей жемчужине, мы ведь так долго не увидимся".

— Вернешься с золотом, — поддразнила его Изабелла и вскочила: "Пошли, папа, я обещала тебе морскую прогулку. Охранники отправятся за нами. Я переоденусь".

Она побежала к вилле — невысокая, легкая, рыже-каштановые, распущенные волосы спускались из-под невесомой вуали на спину. Султан, глядя ей вслед, подумал: "Аллах, как мне тебя благодарить, за эти десять лет".

Сиди Мохаммед велел евнуху: "Пусть готовят лодки, мы идем в океан".

Пьетро повертел в руках пистолет и поднял на Федора глаза: "Какой красивый! А почему вы его сейчас папе не отдаете, дядя Теодор? А можно будет из него пострелять? А…". Федор приложил палец к губам мальчика и подмигнул ему:

— Отдам, когда уезжать будете, сейчас он твоему отцу ни к чему. Это его, — он забрал у племянника оружие и погладил рукоятку слоновой кости, — он у меня одиннадцать лет был. Пусть теперь к законному хозяину возвращается. Пострелять мы можем из моего, — Федор потрепал рыжие кудри мальчика, — сейчас папу твоего месье Малик заберет, а мы с тобой прогуляемся. Заодно научу тебя ножик кидать.

Пьетро открыл рот и помолчал: "А вы умеете, дядя?"

— Угу, — рассмеялся Федор. "У меня в Париже знакомые есть — Робер и Франсуа, они много что умеют, такого. Вот и научился. Для тебя, кстати, мула приведут".

— Я на лошади хочу, — Пьетро обиженно вздохнул.

— Тут берберские лошади, они не для детей, — объяснил ему Федор. "У них характер очень горячий. А на верблюде, как ты и просил, прокатимся. Беги, — он взглянул на рясу мальчика, — переоденься".

Джованни сидел, скрестив ноги, разложив вокруг себя чертежи и заметки Федора. "Силы мускулов недостаточно, — сказал он, подняв темные глаза. "Ты просто не сможешь махать этими крыльями. Здесь нужна сила горения, как в воздушном шаре".

Федор прошелся по комнате и развел руками: "Воздушным шаром совершенно невозможно управлять, единственное, что, получается — опустить его на землю. Он слишком зависит от потоков воздуха, ветров…, В общем, я погорячился, когда обещал королю Людовику регулярные полеты из Парижа в Лондон".

— Полеты будут, — спокойно сказал Джованни, собирая в стопку тетради. "Я же тебе показывал, эти чертежи, что я по памяти скопировал. Корабля, который двигается силой пара. Мне так и не сказали — чьей они руки. Но не синьора, да Винчи, более позднего времени. Там и подводная лодка есть, в той папке, и крылатые ракеты".

Федор замер. "Ракеты, начиненные порохом, — пробормотал он, — с паровым двигателем. Как в Китае".

— В Китае нет парового двигателя, — рассмеялся Джованни, вставая, оправляя рясу, — если не считать ту копию машины Вербиста, что я построил. Но, — он прислушался, — я этого так просто не оставлю, Теодор. Не умру, пока не увижу такой механизм в действии. Вот и этот месье Малик приехал.

Провожая его к двери, Федор остановился: "Я понимаю, это исповедь, ты там почти не говоришь. Но все же — постарайся узнать, может, этот человек слышал о моей кузине. Кто это вообще такой?

— Член семьи султана, — Джованни пожал плечами, — а больше месье Малик ничего не сказал. А вообще, — он усмехнулся, — разные бывают исповеди. В Картахене мне просто велели облачение монахини достать, на этом все и закончилось. Не волнуйся, — он положил руку на плечо Федору, — я попробую задать тому человеку несколько вопросов.

Двери рияда открылись. Малик, на вороном жеребце, перегнувшись в седле, коротко спросил: "Вы готовы?".

Джованни помахал Федору. Тот взял Пьетро за руку: "Жена, что ли, у него христианка, у Сиди Мохаммеда? Вообще умный человек, многим монархам европейским у него бы поучиться стоило".

— А, — радостно сказал мальчик, — вот и мул, дядя Теодор, проводник его ведет.

Уже оказавшись на спине мула, пробираясь вслед за лошадьми по улицам города, Пьетро улыбнулся: "Как хорошо! Теперь мы с папой не одни, дядя мне все, рассказал — какая у нас семья большая. Я не сирота, — он закрыл глаза и шепнул: "Не сирота".

Он выехали на широкую, мощеную светлым камнем дорогу, что вела к северу. Мальчик, чувствуя на лице теплое, полуденное солнце, нагнав рыжего жеребца дяди, спросил: "А пообедаем мы где?"

— Уже проголодался, — усмехнулся Федор. "Полную тарелку кускуса с медом съел, чуть ли не кувшин молока козьего выпил — и уже проголодался".

— Я расту, — серо-зеленые глаза весело заблестели. Федор вздохнул: "Он на отца Корвино, конечно, похож. И на меня, и на Степу — мы же все кузены. На Степу…, - он вспомнил уклончивый взгляд брата там, на узкой иерусалимской улице. Федор сказал себе: "Ерунда. Он с Евой только на улице и виделся, им же нельзя наедине с женщинами оставаться. Ева…, - Федор тихо вздохнул: "Это я, конечно, во всем виноват, больше никто. Теперь ее сына надо в люди вывести, иначе нельзя".