Она потянулась к его губам. Прижав его к себе, Ева шепнула: "Сегодня можно, милый мой".

— Даже плачет, — смешливо хмыкнула про себя девушка, глядя на расписанный цветами потолок спальни, гладя его по спине. "Ему недолго жить осталось. Конечно, — она вдруг вспомнила ранее утро в замке, и чуть не застонала вслух, — конечно, ни Теодору, ни папе он в подметки не годится".

Ева услышала его тяжелое дыхание. Она слабо, жалобно, прошептала: "Я тебя люблю!".

Уже потом, нежась в его руках, положив голову ему на плечо, Ева рассмеялась: "Я сегодня ходила в лавки и видела этого инженера, Корнеля. Того, что ты в замок привозил, помнишь?"

— Конечно, — Пьетро приподнялся на локте и поцеловал ее глаза — большие, серые, блестящие серебром в свете свечей.

— Он был с дамой, — Ева блаженно, нежно улыбнулась. "Я потом спросила у кружевницы, она у нее тоже — постоянная покупательница. Мадам Марта де Лу ее зовут, эту женщину. Я подумала, может, тебе будет интересно".

— Очень, — Пьетро взял ее лицо в ладони. "Спасибо тебе, любовь моя. Спи, у меня еще кое-какие дела есть".

— Ночью? — зевнула Ева. Чувствуя, как он подтыкает вокруг нее шелковое одеяло, девушка довольно подумала: "Не зря я всю его переписку читаю. Теодор на него работает, с осени еще. Пьетро еще в Риме это все обсуждал — они боялись, что к Теодору подошлют кого-нибудь, женщину. Вот и подослали. Теперь мадам де Лу мне больше не помеха, Пьетро о ней позаботится. А я позабочусь о Пьетро, устрою ему несчастный случай".

Ева нашла его руку, и поднесла к губам. Пьетро, наклонившись, перекрестил ее: "Какая она красивая, Господи. Утром сделаю завтрак и принесу ей в постель".

Он вышел на площадь. Обогнув церковь Сен-Сюльпис, священник взглянул в небо — луна была огромной, бледной. Пьетро увидел в ее сиянии черные силуэты летящих птиц.

Пьетро постучал в дверь дома причта и увидел в прорези заспанные глаза отца Анри.

— Что же вы мне не сообщили, — ядовито сказал Пьетро, — что наш с вами подопечный обзавелся дамой сердца? Вы тут сидите, и ничего не делаете, а я два дня, как приехал из Рима, и уже, как видите, выяснил это.

— Клянусь, он мне ничего…, - забормотал отец Анри.

— Так разузнайте, — зло велел Пьетро. "Мадам Марта де Лу. Она, скорее всего тут, неподалеку где-то живет, их вместе на улице видели".

Он повернулся и направился к своему дому — высокий, тонкий, в темном сюртуке. Свет луны упал на него. Пьетро, на мгновение, остановился и поднял голову к небу. "Господи, грех так и думать, — пробормотал отец Анри, вспомнив свое деревенское детство, — но ведь словно оборотень. Так и ждешь, что сейчас завоет".

Он захлопнул прорезь, и, перебирая четки — перекрестился.

— Вот тут, — сказал Иосиф Аарону, остановившись у двухэтажного дома, напротив церкви Сен-Сюльпис. На булыжниках набережной толкались голуби, ставни лавок были уже открыты, пахло свежим хлебом, медленно, размеренно бил колокол.

— Ты думаешь, она нас впустит? — недоверчиво спросил Аарон. Тут же, отвернувшись, он стал рассматривать купол церкви. Иосиф увидел высокого, рыжего мужчину, что выходил из парадного подъезда: "Вот и аббат Корвино, точно такой, как его Теодор описывал. Очень хорошо, незачем нам встречаться".

— А чего бы ей нас не впустить? — хмыкнул Иосиф, краем глаза следя за Корвино, — тот, не оглядываясь, свернул на рю Гарансьер и пошел к Люксембургскому дворцу. "У меня на руках предписание из госпиталя Отель-Дье, с печатью главного врача. По распоряжению префекта Парижа, проверка здоровья гостей города. Боимся эпидемий. Тем более, они из Италии приехали, там до сих пор чума случается".

— Так если младенец в деревне, как она говорит, — отозвался Аарон, — мы его и не найдем в квартире. А если ты ее спросишь, — она тебе соврет, что никакого ребенка у нее не было.

Иосиф погладил ухоженную, короткую бороду. Он похлопал рукой по саквояжу: "Мне соврет, а инструментам — нет, дорогой друг. Пошли, — он осмотрел темный сюртук и белый, шелковый галстук Аарона, — из тебя тоже отличный врач получился".

— Как это мне Джо еще в Картахене говорила, — вспомнил Аарон, когда они поднимались по прохладной лестнице, — это тебе не джунгли, тут люди хуже ягуаров. Господи, быстрей бы уже до Святой Земли добраться. Там все по-другому будет, я уверен.

Дверь открыла высокая, тонкая, очень красивая девушка. Каштановые волосы были заплетены в толстые косы, монашеского покроя платья прикрывал холщовый фартук.

— Кто там, тетя Ева? — раздался звонкий, девичий голос. Маленькая, черноволосая девочка, тоже в фартучке, медленно, осторожно вышла из кухни. Она уцепилась за косяк двери.

— Тепло, — счастливо подумала Ханеле. "Это он, он, тот, кто во сне приходил. Я помню его песенку, я ему сейчас спою. И второй тоже, — она нахмурилась и помотала головой, услышав крики людей, ржание лошадей, — нет, этого не скажу ему. Не надо".

Девочка поискала рукой в воздухе и внезапно улыбнулась: "А вот это скажу. Он порадуется".

— Здравствуйте, мадемуазель, — Иосиф поклонился. Девочка, стоя у косяка, смотрела на него беловато-серыми, невидящими глазами. "Детская катаракта, что ли? — подумал мужчина. "Ее за полчаса снять можно, сразу видно — на ребенка им тут всем наплевать". На шее девочки поблескивал золотой медальон.

— По распоряжению префекта города Парижа, — улыбаясь, продолжил Иосиф, — мы врачи из госпиталя Отель-Дье, проводим санитарный контроль приезжих. Вот наши документы, — он подал Еве бумаги, — разрешите вам задать несколько вопросов.

— Ребенка тут совершенно точно нет, — подумал Аарон, оглядываясь. "Хорошо, что Марта нас предупредила об этой Анне, — я с собой игрушки взял. Только почему она так смотрит?"

Девочка оторвалась от косяка. Прошагав к ним, она ловко дернула Иосифа за полу сюртука. "Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее, — сказала она, ощупывая лицо мужчины, нагнувшегося к ней.

— Простите, — девушка покраснела, — я работаю у аббата Корвино, экономкой. Это его воспитанница, Анна. Она, к сожалению, слепа и слаба разумом, не обращайте внимания на ее слова.

— Какая красавица, — вдруг подумал Аарон. "Теодор же рассказывал нам, — она дочь этого отступника, Александра Горовица. Христиане, — он заметил простой, серебряный крестик на шее Евы. "Но ведь сказано же — еврей, даже согрешивший, всегда остается евреем. Надо поговорить с ней, увещевать…"

— Пойдемте, мадемуазель, — Иосиф оглянулся на девочку. Она стояла, улыбаясь. Мужчина вздохнул: "Забрать бы ее отсюда. Простая же операция, ее еще египтяне делали. А сказала она все правильно, конечно. Я Джо со вчерашнего дня не видел и уже одиноко мне". Он добавил: "Не волнуйтесь за Анну. Мой коллега побудет с ней, пока я провожу осмотр. В Италии до сих пор бывает чума, к сожалению. Мне надо удостовериться, что вы совершенно здоровы".

Аарон проводил их глазами и ласково сказал девочке: "Я тебе принес кое-что".

Ханеле быстро ощупала деревянную игрушку: "Крокодил!"

— Откуда ты знаешь? — удивился Аарон и посмотрел в ее глаза: "Господи, она же слепая. Как она…"

— Я все знаю, — отмахнулась девочка. Она протянула руки к его лицу и счастливо вздохнула про себя: "Это он. Теперь все, все будет хорошо".

— Ты будешь петь им песню, — шепнула Ханеле, гладя его по щеке. "Много, очень много. И все разные. Красивые. А песня такая".

Аарон замер, услышав ее голос.

— Durme, durme

mi alma donzella

durme, durme

sin ansia y dolor — Ханеле пела, наклонив голову. Потом, прикоснувшись губами к его щеке, она шепнула: "Без горя и несчастий, Аарон. Без горя и несчастий".

— Все в порядке, — раздался с порога голос Иосифа. "Мадемуазель Ева совершенно здорова, большое вам спасибо".