Они вышли на рю Мобийон. Федор, расплатился с кучером: "Езжайте, я отсюда пешком доберусь".

Он проводил Марту наверх. Та подняла бровь: "Наверное, на набережную Августинок вернешься".

Федор покраснел: "Пройдусь, подышу воздухом". Марта только улыбнулась и перекрестила его.

Дома было тихо, слуги спали. Марта, пройдя через анфиладу золоченых комнат, заглянула в детскую — Тедди сопел, уткнувшись в подушку, няня дремала на кушетке у окна.

В ее спальне пахло жасмином. Джо лежала, пристроив темноволосую голову на сгибе руки. Она зевнула, приподнимаясь: "Мы гуляли, с Иосифом и Аароном, целый день и вечером тоже. Тут так красиво, Марта, как в раю".

— Вот и спи, как в раю, — женщина наклонилась и поцеловала белый лоб. Джо натянула на себя парчовое одеяло и свернулась в клубочек. Марта прошла к туалетному столику орехового дерева, расписанному цветами. Открыв фарфоровую шкатулку, она взяла тонкую сигарку.

В гардеробной она скинула платье, завернувшись в шелковый халат. Распустив прическу, собрав волосы на затылке, Марта прошла на кухню.

Сварив себе кофе, она закрыла дверь кабинета. Распахнув створки окна, устроившись на широком, каменном подоконнике, она посмотрела на рю Мобийон. Марта выпустила клуб дыма. Залпом, осушив чашку, придвинув к себе серебряную чернильницу, взяв лист бумаги, женщина стала покрывать его рядами цифр.

Закончив, она взглянула вниз — черная, закрытая карета с багажом на крыше завернула за угол улицы, направляясь к площади Сен-Сюльпис.

— Вот, должно быть, и аббат Корвино, — задумчиво пробормотала Марта, обхватив колени руками, щурясь от солнца, что вставало над крышами Парижа.

Хозяин тира снял картонные мишени. Разложив их на деревянном прилавке, он одобрительно улыбнулся: "Просто отлично, месье, если бы вы мне не сказали, что вы врач, я бы подумал, что имею дело с офицером".

Иосиф вытер руки холщовой салфеткой и сказал невысокому, некрасивому человеку, что стоял, прислонившись к прилавку: "Вот видишь, Жан-Поль, а ты мне не верил. Мы, когда с месье Горовицем по джунглям бродили, пришлось еще из лука стрелять научиться. Порох надо было беречь".

В тире пахло гарью, свежими опилками, сквозь деревянную, щелястую крышу светило полуденное солнце.

— Помотало тебя немало, конечно, — Марат присвистнул, — и опять куда-то едешь. Обосновался бы уже на одном месте, Жозеф.

Иосиф хмыкнул и взял у хозяина свой сюртук: "Сейчас вернемся со Святой Земли и осядем в Амстердаме, вернусь личным врачом к штатгальтеру, и в университете начну лекции читать, как раньше".

Они вышли на посыпанный песком двор, и Марат, принимая от слуги поводья, неодобрительно заметил: "Я думал, ты в колониях останешься. Сейчас это единственное место, где евреи имеют такие же гражданские права, как и все другие. Я слышал, они даже в армии служат".

— Моя сестра, Эстер, — Иосиф вскочил в седло, — была замужем за капитаном Хаимом Горовицем, он был военный медик. Погиб в битве при Саратоге. Так что, — он вздохнул, — она там будет жить, в Америке. А я обещал своей невесте не увозить ее от семьи.

— Когда-нибудь, — задумчиво сказал Марат, трогая свою лошадь, — и у нас будет так же, обещаю. Тут, во Франции. Евреи станут полноправными жителями страны, смогут воевать, голосовать…

— За кого голосовать? — Иосиф расхохотался, — у вас же монархия. У вас даже парламента нет, мой друг.

— Это пока, — темные глаза Марата блеснули холодом, — пока, Жозеф. Очень скоро тут все изменится.

— Все революции, — сказал Иосиф, когда они выехали на широкую, полную всадников, тенистую аллею, — заканчиваются одним и тем же — кровью. Впрочем, — он повернулся и посмотрел на упрямое лицо Марата, — ты это знаешь, я думаю. Ваши разговоры у "Прокопа", — мужчина махнул рукой, — я там пару вечеров посидел, — это просто болтовня. Лучше уж лечить людей, или как мой друг, Корнель — в шахтах работать. Познакомить вас?

— Спасибо, — изысканно, ядовито ответил Марат, — мы знакомы. Я делал доклад в академии наук и позволил себе критику некоторых утверждений Ньютона. Корнель потом встал и сказал: "Господа, я не понимаю, почему мы теряем время на то, чтобы слушать человека, пойманного на подтасовке научных опытов".

— Да, — вспомнил Иосиф, — Теодор же мне рассказывал. Марат пригласил его и Франклина в лабораторию, — утверждал, что резина проводит электричество. А Теодор в этой резине потом нашел иголку. Лучше бы Жан-Поль оставался врачом, право слово, доктор он отменный.

— Вообще, — прервал молчание Марат, — я чувствую в себе призвание трибуна, народного вождя, а вовсе не натуралиста. Вот увидишь, когда третье сословие возьмет власть в свои руки, я оставлю медицину ради политики.

Иосиф придержал коня: "Очень надеюсь, что это случится, как можно позже, Жан-Поль. Очень надеюсь".

Марат только сжал губы. Он тихо заметил, оглядывая блистающую шелками и парчой череду колясок, где сидели дамы: "Когда будешь ехать в Ливорно, Жозеф, не поленись, загляни в пару деревень. Люди едят желуди и траву, а эти, — Марат сочно выругался, — на доходы от своих поместий покупают бриллианты. Долго так продолжаться не может".

— А, — Иосиф приподнялся в стременах, — вон и мадемуазель Жозефина с месье Горовицем, поехали.

— Хорошо, — вдруг подумал Иосиф, — что я ему не стал говорить о титуле Джо, а то бы он и ее стал называть паразитом. И вообще, — не надо никому знать, что она англичанка, все-таки война идет, мало ли что.

— Как вы постреляли? — лукаво спросила Джо, — в платье аметистового шелка, — поравнявшись с ними. "Теперь наша с месье Горовицем очередь, подождете нас тут?"

— Ваш жених, мадемуазель, — ответил Марат, спешиваясь, — один из самых метких стрелков, что я когда-либо встречал в своей жизни.

— Это, — Джо надменно подняла бровь, — вы еще меня не видели, месье Марат. И месье Горовица тоже. Поехали, Аарон, — велела она по-испански.

Иосиф проводил ее глазами: "Сегодня она к этой мадемуазель Бенджаман переезжает. Марта сказала — аббат Корвино рано или поздно ее посетит, незачем ему Джо видеть. И правильно. Господи, быстрей бы уже пожениться, и как я только еще два года вытерплю".

Ведя за собой лошадь, он положил руку на плечо Марату: "Вон там есть отличная лужайка, можно посидеть на солнце".

Федор прошел по рю Фоссе-Сен-Жермен и толкнул тяжелую, деревянную дверь кофейни Прокопа. Из-за столиков поднимался сизый табачный дым, пахло кофе, шуршали газеты. Он не сразу увидел в углу знакомую, коротко остриженную рыжую голову.

— Сан с себя сняли, святой отец? — хохотнул Федор, усаживаясь за стол, оглядывая темный, строгого покроя сюртук аббата Корвино.

Тонкие, бесцветные губы улыбнулись. Пьетро, закинув ногу на ногу, поиграл трубкой: "Я получил особое разрешение Его Святейшества, мой дорогой месье Теодор".

— Не сомневаюсь, — ехидно сказал мужчина, заказывая кофе. "Не зря вы полгода в Риме болтались, даже больше".

— У меня были дела, — Пьетро закурил. Помолчав, он заметил: "Я тут позволил себе послушать разговоры, пока вас ждал. Жили бы вы в другие времена, Теодор — на костер бы пошли. Это я вашу вторую книгу имею в виду. Ее все обсуждают, хоть она еще и в типографии. Там, говорят, есть глава, где вы спорите с Библией. Это я об окаменелостях — Корвино поднял бровь и посмотрел на Федора зеленоватыми, прозрачными глазами.

Федор достал сигару. Обрезав ножом кончик, прикурив от свечи, он усмехнулся: "В семинарии, вас, разумеется, такому не учили, святой отец".

— Называйте меня просто Пьетро, — прервал его аббат.

— Инкогнито в Париже, — Федор принял от официанта кофейник. Отпив из серебряной чашки, он добавил: "Я к вам в теологию не лезу, а вы — не лезьте в геологию. И в другие науки тоже. Сделайте одолжение. Не забудьте, — он рассмеялся, — со времен Джордано Бруно и Галилея — много времени прошло".