— Верю, деточка, — вздохнул Фальк. "Так бывает, милая моя. Знаешь, как говорят — любовь есть дар великий, нам за нее Господа благодарить надо. Радоваться".
Светло-голубые, прозрачные глаза вдруг заискрились и Джо улыбнулась: "Каждый день. Я каждый день радуюсь. Просыпаюсь, и думаю — Господи, спасибо тебе, я его люблю, и он меня тоже, я его увижу сегодня. Даже сейчас, — Джо кивнула на дверь, — его нет, и мне одиноко уже. Вот, — она прерывисто, глубоко вздохнула и Фальк поднялся: "Ну, пойдем".
— Я вам дам записку, — сказал он, глядя на них: "И, правда, никого вокруг себя не видят".
— Записку к другу моему, его зовут Исаак Судаков, он глава ешивы, в Иерусалиме. Напишу, что рекомендую — Фальк усмехнулся, — вас поженить. Не сразу, конечно, года через два…, - он прервался и увидел, как Джо, не вытирая слез, смотрит на Иосифа.
Тот помолчал, и, сглотнув, проговорил: "Мы даже не знаем, как…"
— Детей родите, — улыбнулся Фальк и пожал Иосифу руку.
Уже выйдя на Веллклоуз-сквер, Джо остановилась. Подняв голову, глядя в его темные глаза, она тихо сказала: "Я и не знала, что бывает такое счастье, Иосиф".
Оглянувшись, посмотрев на пустынную площадь, он обнял Джо — сильно, нежно, не выпуская из рук.
— Помнишь же, как сказано, — шепнул он, — и служил Яаков за Рахиль семь лет, и они показались ему, как несколько дней, потому что он любил ее. Вот так же и я, Джо — поеду с тобой, буду рядом и буду ждать. Столько, сколько потребуется. И потом, — он улыбнулся, — это же Святая Земля, я смогу поучиться у мусульманских врачей, и денег я тоже заработаю, доктора везде нужны.
— Надо папе сказать, — озабоченно заметила Джо, когда они шли к Мэйферу. "Он расстроится, конечно, но мы вернемся. Расскажи мне об Амстердаме, Иосиф, — попросила девушка. Он, на мгновение, закрыв глаза, вспомнил кусты роз в крохотном садике, лодку, привязанную на канале и мелкие переплеты чисто вымытых окон.
— Мы заведем бот, — Иосиф улыбнулся, — чтобы ты могла выходить в море. А сейчас слушай, какой у нас там дом.
Они шли, рядом, оба высокие, незаметно держась за руки, дул летний, теплый ветер, от светлого, шелкового платья Джо немного пахло солью. Иосиф, вспомнив свой сон на корабле, вдруг проговорил: "Я тоже, Джо, — пока тебя не встретил, и не жил вовсе. Вот так, любовь моя".
В мастерской было тихо. Иосиф, присев на табурет, потрепав Ратонеро по спине, подмигнул ему: "А где же твой хозяин?"
— Тут, — раздался со двора смешливый голос Аарона. "Ходил на обед к миссис да Коста, и заодно — игрушки детям раздал".
Он устроился за рабочим столом, и, взглянул на лицо друга: "Слава Богу, все хорошо. Помог им этот Фальк".
— Мы в Иерусалим едем, — Иосиф следил за ловкими пальцами Аарона. "Фальк нам дал письмо, к тамошнему раввину. Нам на Святой Земле года два придется прожить, не меньше, пока Джо учится. Да и я тоже, — добавил он. "А потом вернемся в Амстердам, и тебя навестим".
Аарон потянулся за глиняной плошкой с разведенной позолотой. Зажав в руках кисть, сдув древесную пыль с рамы, он спокойно ответил: "Я с вами поеду. Во-первых, я обещал тебе, что мы женимся в один день…"
— У тебя же еще невесты нет, — усмехнулся Иосиф.
Юноша полюбовался прокрашенным завитком: "На Святой Земле и найду, дорогой мой. А вообще, — Аарон рассмеялся, — Фальк этот опять сюда приходил, раму заказывал, и говорит мне: "Вы, молодой человек, в Иерусалим отправляйтесь, у вас голова хорошая, — это мы с ним Тору обсуждали, — вам надо серьезно учиться. Я ему сказал, что писцом хочу быть, и он обрадовался: "Тем более, в святом городе и надо этим заниматься. Так что, — он погладил Ратонеро за ушами, — поедем все вместе. Так что, — Аарон помолчал, — я там останусь, в Иерусалиме. Не спорь со мной".
— Я и не собирался, — тихо сказал Иосиф: "Спасибо тебе. Втроем нам будет легче, конечно".
Ратонеро обиженно клацнул зубами. Иосиф спохватился: "Вчетвером, дружище, прости, пожалуйста".
— Будете уезжать в Амстердам, — Аарон потянулся за тонким ножом, и стал вырезать дальше, — щенка от него возьмете. Он тоже, наверное, кого-нибудь там встретит, кто ему по душе придется.
— Как туда приедем, мне Джо и наедине будет видеть нельзя, — грустно сказал Иосиф, поднимаясь. "Она в семье у кого-нибудь жить будет, ты женишься…"
— Ну, — протянул Аарон, — не сразу же я женюсь. Снимем с тобой комнаты, вместе. Я в мастерскую устроюсь, ты к пациентам ходить будешь, по вечерам учиться начнем. Все будет хорошо, доктор, — он поднял темные глаза. Иосиф уверенно повторил: "Все будет хорошо, да".
Полуденное солнце заливало комнату косыми, теплыми лучами. На булыжниках площади, у собора, курлыкали, толкались голуби. Марта, поигрывая пером, задумчиво повторила: "Любовница".
— Да, — Джон сидел на подоконнике, обхватив колено руками. "У меня в Париже работает отличный человек, но он двойной агент. Его хозяева — формально, — иезуиты. Они очень подозрительны. Обыскивают его квартиру, рабочий кабинет, могут подослать к нему кого-нибудь…, В общем, я хочу, чтобы он жил спокойно".
— Со мной, — бронзовая бровь взлетела вверх.
— Для вида, разумеется, — герцог повернулся к ней. "Мы вам снимем хорошую квартиру, у вас будет салон, — у моего человека отличные знакомства, — будете появляться с ним в обществе, в театрах, и пару раз в неделю он будет ночевать у вас".
— А что, — поинтересовалась Марта, — иезуиты меня проверять не будут? И потом, мне же понадобятся слуги, у меня Тедди на руках…
— Будут, конечно, — Джон набил трубку, и, покосившись на девушку, улыбнулся: "А что вас проверять? Миссис Марта де Лу, из Квебека, вдова. Документы я вам сделаю, разумеется. А слуги, — он выпустил клуб дыма, — не будут врываться к вам в спальню в середине ночи, поверьте. Он вам будет все рассказывать, а вы — шифровать и пересылать донесения, я вам объясню — как. И конечно, если кому-то из моих людей понадобится безопасный дом в Париже — он остановится у вас. Или она. Мне давно надо было это сделать, но не подворачивалось никого подходящего, — Джон вздохнул.
Марта покачала носком черной, шелковой туфли и рассмеялась: "А я, значит, вам подвернулась".
— Простите, — Джон покраснел. Он взглянул на еле заметные веснушки на ее переносице: "Через год они обвенчаются, конечно. Да что там, — через полгода, держу пари. Зачем я ей нужен, я ее на два десятка лет старше. Поставь меня рядом с Теодором, понятно, на кого она смотреть будет. Ну и пусть венчаются, для работы так только лучше".
Девушка поднялась, — Джон тут же встал, — и протянула ему руку: "Я подумаю и дам вам ответ. Я только хочу вас предупредить — я не буду работать против своей страны, никогда. Это я колонии имею в виду, — пояснила Марта.
Джон тяжело вздохнул: "Поверьте мне, я не собирался вас заставлять. Я колониями вообще не занимаюсь. У нас с королем Георгом и членами кабинета министров немного разные точки зрения на их судьбу".
— А какая у вас точка зрения? — Марта стояла совсем близко. Он увидел, как играют изумруды на ее крохотном, детском золотом крестике. Сквозь черные кружева, закрывающие декольте, ее кожа казалась совсем белой, как снег.
— Как будто в детстве, — вдруг подумала девушка. "Когда мы с папой охотились, осенью, вдвоем, и разжигали костер. Так же пахнет — хвоей, влажными листьями, дымом…"
Джон откашлялся, избегая ее взгляда: "Я с самого начала считал, что им надо быть независимыми. Там другая страна, не Британия, и другие люди. Вот, как вы, например".
— От вас, — серьезно заметила Марта, — это комплимент, мистер Джон. Я сейчас иду встречаться с Бромли и управляющим моими счетами. На обратном пути оставлю вам у привратника записку. Всего хорошего.
