Товарищ кивнул головой. Они медленно, ступая по своим следам, стали отходить в лес. Кусты заколыхались, и опять распрямились, лошадь, подняв голову, — тихо заржала. От родника все доносился женский крик — свободный, счастливый.

Эстер проснулась, и, ощутив его тепло рядом, не открывая глаз, — улыбнулась. Хаим лежал, обнимая ее, прижав ее к себе. Эстер, едва заметно потянулась: "Как хорошо. Господи, как мы кричали, всех зверей распугали, наверное. Пойду, искупаюсь, — она высвободилась из его рук, и, как была, обнаженная, — открыла дверь избушки.

На поляне еще стоял туман, трава была покрыта росой, первые лучи солнца золотили верхушки сосен. Эстер собрала растрепанные волосы на затылке. Встав на прохладную траву, вздрогнув, она добежала до источника, что журчал в своем каменном ложе. "Какая она теплая, — Эстер блаженно погрузилась в воду и услышала веселый голос мужа: "А я тебя искал".

— Какой он красивый, — подумала Эстер, покраснев. Хаим опустился рядом. Усадив ее к себе на колени, он тихо спросил: "Поняла, зачем искал?"

— Кажется, да, — девушка подставила ему губы. Он распустил жене волосы, и, целуя нежную шею, белые плечи, усмехнулся: "А теперь?"

— О да, — томно сказала Эстер. "Да, Хаим! Прямо здесь? — она улыбнулась. "Я потерплю, — пообещал ей муж, — но недолго. Пошли, — Хаим поднял ее на руки и вынес из воды.

— Как…, в раю, — шепнула ему Эстер, когда он опускал ее на землю. "Так не бывает…"

— Бывает, — он застонал, и, прижимая ее к себе, целуя чуть дрожащие веки, добавил: "Теперь так будет всегда, любовь моя".

Эстер закричала, вырывая нежными пальцами траву. Хаим еще успел подумать: "Господи, спасибо тебе".

Они лежали, тяжело дыша, обнимая друг друга. Девушка грустно сказала: "Жалко, что уезжать надо".

— На Хануку, — он погладил жену по спине, — я приеду, и сразу отведу тебя в спальню. Не выпущу оттуда дня три, по меньшей мере. Иди сюда, — он перевернулся на спину и застыл.

— На Хануку я уже, наверное, носить буду, — зардевшись, подумала Эстер. Увидев глаза мужа, она спросила: "Что такое?"

— Надо одеться и немедленно уезжать отсюда, — Хаим потянулся и снял с куста обрывок бахромы. "Тут были индейцы, ночью. Быстро, — он поцеловал жену и помог ей подняться. "Чтобы и духу нашего тут не было".

— Но они, же ушли, — недоуменно сказала Эстер, оглядываясь.

— Просто делай, как я говорю, — Хаим подтолкнул ее к двери, и еще раз повторил: "Быстро".

Дэниел замер. Оглядываясь, он подумал: "Правильно меня отец учил — в лесу нельзя шуметь. Отец…, - он поморщился, вспомнив запах табака, и его веселый голос: "Отлично стреляешь, малыш, не зря я тебе в три года пистолет подарил".

Они стояли на берегу небольшого ручья. Натаниэль тихо спросил сзади: "Капитан, а почему они уходят? И Кинтейла мы так и не увидели".

— Не знаю, — Дэниел пожал плечами. "Но этой тысячи индейцев у Бергойна не будет, поверь мне. А Кинтейл, — он усмехнулся, — мы же с тобой во все вигвамы не заглядывали. Может, он вообще в ставке. Пошли, — он кивнул головой, — нам надо быстрее добраться до лагеря, обрадовать генерала Арнольда".

Они перебрались через поток, ступая по мокрым камням. Дэниел, подняв голову вверх, рассматривая утренний, почти беззвучный лес, вздохнул: "Где же Мирьям? Может быть, погибла? Как ее здесь найдешь, да и где искать? Жить дальше, вот и все. Как получится".

— Поохотиться бы, — бормотал себе под нос сержант Фримен. "Тут олени, индейки, рыбы — хоть руками лови, а у нас одна солонина и каша кукурузная. Хоть ром дают, пусть и разбавленный. После войны, капитан, когда я постоялый двор открою…"

— Тише, — шикнул на него Дэниел. "После войны я сам приеду и проверю, — что там у тебя за бургундское в погребе будет. А пока еще война не закончилась, так, что смотри по сторонам".

Они шли по узкой, еле заметной тропе, вокруг был высокий кустарник. Дэниел усмехнулся: "Вот сейчас выберемся к источнику — а там капитан Горовиц с женой. Неудобно получится. Хотя нет, они еще спят, наверное. Я бы спал, — он вспомнил берег реки в Филадельфии, ее горячие, ласковые губы. Встряхнув головой, Дэниел велел сержанту: "И не топай так".

— Да тут нет никого, — обиженно заметил Фримен. Из-под их ног выпорхнула какая-то птица. Дэниел услышал приглушенные голоса, — где-то вдалеке, впереди них.

Кинтейл зашел в открытую дверь избушки. Принюхавшись, подняв пересеченную шрамом губу, он обернулся к индейцам: "Белые уже сбежали, братья".

Он посмотрел на разбросанные простыни. Наклонившись, Кинтейл вдохнул свежий, чуть металлический запах крови: "Еще можно догнать, дорога тут одна. Нет, рисковать не стоит, патриоты рядом, в десяти милях".

— Ладно, — Кинтейл снял с плеча мушкет и подогнал индейцев: "Спасибо вам, братья, но их мы отпустим. Я не хочу, чтобы из-за какой-то белой шлюхи проливалась кровь благородных воинов".

— Ты всегда сможешь взять жену из наших племен, Менева, — заметил один из индейцев, отпив из кувшина. "Любой отец будет рад отдать дочь такому вождю".

— Зачем мне скво, — усмехнулся Кинтейл. "Ладно, может быть, еще попадется по дороге ферма, хотя вряд ли, конечно. Надо было эту Джейн Мак-Кри не отдавать индейцам, а себе оставить, летом, но нет — они меня после этого еще больше стали уважать — вождь подарил им белую".

Он вспомнил отчаянный, нечеловеческий крик стоявшей на коленях, связанной девушки, и индейца, что, сев на ее плечи, собрав в кулак светлые волосы — орудовал ножом. "Зарыть надо было ее, вот что, — хмуро подумал Кинтейл, — а не вешать на дерево, выпотрошенную, со снятым скальпом. Хотя мне теперь какая разница — Бергойну я больше не подчиняюсь. Я теперь вообще никому не подчиняюсь".

Кинтейл взял у индейца кувшин, и, поднеся его к губам — выронил черепки на пол. Один из воинов, коротко вскрикнув, повалился вперед — из разорванного пулей горла хлестала кровь.

— Руки вверх, ваша светлость, — спокойно сказал русоволосый, высокий юноша, в грязной холщовой куртке, что стоял на пороге избушки. "Иначе я стреляю".

— Тот юнец, — Кинтейл незаметным движением потянулся за пистолетом. "Сын мистера Дэвида. Я же читал, он какой-то герой у патриотов. Капитан Вулф".

— Стой, Менева, — не разжимая губ, шепнул индеец рядом. "Скальп лучше снимать с живого".

Прогремел мушкет, снаружи раздался отчаянный крик. Дэниел горько подумал: "Я же его оставил у окна и велел не высовываться. Ну что же ты так, Нат?"

Он выстрелил, не целясь, несколько раз. Успев увидеть, как Кинтейл медленно оседает на пол, как падает рядом с ним индеец, Дэниел рванулся на крыльцо.

Нат полусидел на траве. Дэниел, опустившись на колени, взвалил его на плечи: "Потерпи. Капитан Горовиц с женой не успели далеко уехать. Потерпи, Нат, миленький мой".

— В ребра, — услышал он шепот. Потом Нат потерял сознание, и Дэниел, выбираясь сквозь кусты на дорогу, сказал себе: "Он легкий. Он же изящный, как девушка. Я его донесу, обязательно. Нат, ты только не умирай, нам еще тебя женить надо, надо миссис Бетси освободить — не умирай, пожалуйста".

Дэниел вышел на лесную, пересеченную корнями сосен, устланную сухими иглами дорогу, и увидел в отдалении двух всадников.

— Это Дэниел и Фримен, — Хаим развернул коня. "Сержант ранен". Эстер, ни говоря, ни слова, последовала за ним. Хаим спешился. Скинув куртку, оставшись в одной рубашке, он осторожно положил Натаниэля на землю.

— Черт, — подумал он, — ничего с собой нет. Пуля под ребрами, кровотечение вроде несильное, но надо его на стол, медлить нечего.