— Держи, — из-за его плеча сказала жена. Хаим принял оторванный от подола платья кусок ткани. Кое-как перевязав рану, подняв глаза на Дэниела, он спросил: "Много их там?"

— Трое, — Дэниел вытер пот с лица. "Кинтейл и двое индейцев. Одного я убил, а остальных, кажется, ранил. В сторожке".

— Езжай с Эстер и Натаниэлем к первой заставе, — велел Хаим. "Я схожу туда, проверю, — он кивнул на лес. "Садись на коня, я устрою Фримена впереди. Только не рысью, чтобы его не растрясло".

— Ты никуда не пойдешь, — злым шепотом сказал Дэниел, отведя его в сторону. "Я не разрешаю, Хаим, не смей!"

— Я не отпущу свою жену с раненым одну, по безлюдной дороге, — Хаим стряхнул его руку с плеча. "Сержанта нельзя тут оставлять, он кровью истечет".

— Вот и отправляйся с ним в лагерь, а я пойду обратно, — Дэниел встал перед ним. "Ты не имеешь права мне приказывать, мы в одном звании".

— Имею, — Хаим помог жене сесть в седло и шепнул: "Ни о чем не волнуйся. Скажи Абрахамсу, что пуля могла задеть легкое, пусть будут осторожны. Я скоро вернусь".

Эстер быстро поцеловала его в губы: "Люблю тебя".

— Я тоже, — Хаим поднес к губам ее руку. Обернувшись к Дэниелу, он вздохнул: "Я тебе приказываю, как врач, дружище. Там ведь, — он кивнул на лес, — могут быть раненые, ты им не поможешь, а я помогу. Садись, — он наклонился над Фрименом и весело сказал: "Сержант, не бледнейте так, я еще не переночевал на вашем постоялом дворе!"

Сухие губы Фримена дернулись в едва заметной улыбке: "Вам…, будет нельзя…, капитан…, Горовиц…"

— А я все равно приеду, и миссис Горовиц тоже — рассмеялся Хаим и подтолкнул Дэниела к лошади: "Быстрее, нечего терять время".

— Там Кинтейл, — хмуро сказал Дэниел, принимая сержанта, придерживая его за плечи. "Он же…"

— Он раненый, — ответил Хаим. "Сам же знаешь, я всех с поля боя вытаскиваю — и патриотов, и британцев. И оперирую тоже. Я же врач, — он достал оружие, и велел: "Трогайтесь".

Эстер обернулась и увидела, как улыбается ей муж — нежно, ласково. А потом Хаим нагнул голову, и, с пистолетом в руках шагнул на тропинку, что вела к сторожке.

Кинтейл наклонился над индейцем и увидел, как толчками вытекает кровь из раны в боку. Губы воина медленно синели. "Меня этот мерзавец только зацепил, — мужчина приложил пальцы к шее. "Царапина. Ладно, нечего тут болтаться, пора уходить, — он забрал у индейца нож, и, подтянув к себе его мушкет, услышал стон: "Менева…"

Кинтел поднялся и, не оборачиваясь, — вышел на лужайку. Он уже перебирался через ручей, когда услышал сзади, в кустах чьи-то шаги. Мужчина затаился и увидел, как высокий, светловолосый юноша, с пистолетом в руках, осматривает поляну.

— Вот тут Фримена ранили, — Хаим взглянул на примятую траву. "Из окна выстрелили. Кто-то ушел отсюда, с кровотечением, капли на ступенях".

Хаим застыл и услышал слабый голос откуда-то изнутри. Индеец лежал, скорчившись, замшевая, с бахромой, куртка была пропитана чем-то темным. "Как крови много, — подумал Хаим, становясь на колени, положив пистолет на пол. Он ощупал рану. "Пуля в печени, я ему уже ничем не помогу, нельзя его страгивать с места".

Хаим устроил индейца удобнее. Взяв его руку, он медленно, раздельно, ласково сказал: "Ничего. Это ничего, милый. Я тут, я с вами".

Индеец прошептал что-то на незнакомом языке. Хаим горько подумал: "Сколько раз я это говорил? Сотни раз. На поле боя, когда люди на моих глазах умирали, и когда я тащил раненых до палаток, а приносил уже мертвых, и потом, после операций".

— Не надо тратить силы, — он погладил смуглые, холодеющие пальцы. "Просто отдохните, и все. Отдохните, милый".

— Вот так, — он увидел, как темные глаза подергиваются дымкой, тускнеют. Все еще не отпуская руки индейца, он вздохнул. "Хорошо, что я пришел, — подумал Хаим. "Никто не должен умирать один, и мудрецы нам, то же самое говорят. Надо, чтобы кто-то был рядом".

Он прикрыл труп курткой и почувствовал, как между лопаток ему упирается дуло мушкета. Хаим быстрым, мгновенным движением потянулся за своим оружием. Вскрикнув, он схватился за перебитый пулей локоть. Кинтейл отшвырнул сапогом его пистолет и выстрелил Хаиму в спину.

Доктор Абрахамс бросил один взгляд на лицо Фримена, и велел: "Носилки и немедленно его на стол!"

— Хаим…,-Эстер спрыгнула с коня, — то есть капитан Горовиц сказал, чтобы вы были осторожнее — пуля могла задеть легкое.

— Все будет хорошо, — Абрахамс надел фартук. "Мальчик молодой, здоровый, отлежится. А где капитан Горовиц?"

— Пошел смотреть, что там с другими ранеными, — Дэниел крикнул: "Эй, кто там есть из моего батальона, по коням! Быстро к сторожке, мигом!"

— Я тоже, — Эстер рванулась за ним. "Я с вами!"

— Нет, — Дэниел обернулся, — вы, миссис Горовиц, останетесь здесь. Доктор Абрахамс — под вашу ответственность.

Он вскочил на коня. Эстер, проводил глазами десяток всадников, что помчались на запад, грустно сказала: "Доктор Абрахамс, но как, же так…"

— Совершенно нечего тебе там делать, — проворчал старик, что мыл руки в медном тазу. "Иди в складскую палатку, вчера с вашей свадьбой — не все лекарства разобрать успели. И собирайся потихоньку, завтра мы отправляемся".

Он увидел лицо Эстер и сварливо заметил, вытирая пальцы: "Капитан Горовиц, дорогая моя — не первый день воюет. Перевяжет там, кого надо, и вернется. Все, пойду доставать пулю у Фримена, а то ему еще постоялый двор обустраивать".

Старик рассмеялся, исчезая в палатке. Эстер так и стояла, опустив руки, зло, безостановочно что-то шепча. "Надо было мне с ним остаться, — девушка всхлипнула и вытерла слезы рукавом платья. "Но он бы не позволил, я знаю. Господи, говорили же — индейцы эти безжалостные люди. Только бы все хорошо было".

Она взглянула на чистое, ясное утреннее небо. Бронзовые, золотые листья деревьев чуть шелестели, где-то пела птица, от кухонных палаток тянуло дымком и запахом солонины. "Да вернется твой муж, — услышала она рядом голос миссис Молли. "Яблоко возьми, можно ведь тебе?"

Эстер кивнула: "Какая я голодная!". Она с хрустом стала грызть яблоко, а пожилая женщина усмехнулась: "Сразу видно, времени вы там даром не теряли. Держи еще одно".

Девушка покраснела, и, поблагодарив, — пошла в складскую палатку.

Хаим чуть пошевелился, и, почувствовал боль в спине: "Я же сознание потерял, когда он в меня выстрелил. Только это в сторожке было, а не…, - он открыл глаза и повел руками, почувствовав под пальцами сосновую кору. "К дереву привязал, — понял Хаим. "Так, что не высвободиться".

Он поднял голову и увидел испещренное шрамами, уродливое лицо. Голубые глаза чуть усмехались. Кинтейл повертел в руках медный жетон: "Капитан Хаим Горовиц, медицинская служба".

— Спросить… — велел себе Хаим. "Спросить о Мирьям, обязательно. Локоть еще болит…, это все потом". Кинтейл отбросил жетон в траву и достал из-за пояса кинжал.

— Надо знать, как это делать, — подумал мужчина. "Чтобы потом, при воинах — не ошибиться. Менева должен быть сильным, безжалостным и уметь то же самое, что умеют они. Сейчас и научусь. Только надо быстро, а то еще этот Вулф вернется, с подкреплением".

— Моя сестра, — услышал он голос юноши, — Мирьям…Мирьям Горовиц, она была у вас в лагере, прошлым летом, и сбежала. Что с ней случилось?

Кинтейл посмотрел в серые, наполненные болью глаза и рассмеялся: "После того, как я с ней развлекся и отдал солдатам? Мы ее потом подстрелили, в лесу, там же и зарыли. Соболезную, — он ухмыльнулся, — капитан. А сейчас не болтайте, мне надо сосредоточиться. Я вам помогу".