Лошади медленно ступали по тропинке вдоль реки.

— Вообще, — сказал Теодор, оборачиваясь к Дэвиду, указывая на трубы ткацкой фабрики, — когда будет подписано перемирие, я хочу и сам заняться мануфактурами. Сырье у нас отличное, не хуже британского, незачем тратить золото на импорт тканей. Что там слышно, — он оглянулся на дочь и понизил голос, — вы ведь вчера ездили в Уотертаун?

— Лорд Кинтейл подбирается к Бостону, — так же тихо ответил Дэвид, — с тремя полками и артиллерией. Надеюсь, они смогут выкинуть этих бандитов, — карие глаза зло заблестели, — из города.

— Ну, — заметил Теодор, — в Бостоне и окрестностях много ополченцев. Сами знаете, атаковать город, который стоит на холмах — сложно. Тем более с равнины, тем, более не имея поддержки с моря. Все британские военные корабли сейчас собрались вокруг Нью-Йорка. Марта, — он улыбнулся, — ты о чем задумалась?

— Так, — девушка подогнала своего рыжего коня, — какой вечер сегодня красивый. Жалко, мистер Дэвид, что Мэтью ногу растянул.

— Он завтра уже и оправится, — Дэвид посмотрел на багровую полосу заката над дальними лесами. Небо над ним было окрашено в глубокий, темно-синий цвет. Чуть поблескивали еще слабые, звезды, над поляной метались стрижи.

— По-мужски ездит, — подумал он, глядя на то, как девушка уверенно сидит в седле. Бронзовые косы спускались на куртку тонкой кожи, расшитую бисером.

— Это микмаков одежда, мистер Дэвид, — усмехнулась Марта. "Я на фактории часто в индейском наряде ходила, на охоте так удобнее".

— Пора и домой, — Теодор повернул своего гнедого, красивого жеребца. "Я завтра в Бостон еду, это на рассвете вставать надо".

Марта, на мгновение, коснулась руки отца и тот ласково улыбнулся.

Гнедой жеребец, вдруг, дернул головой, и, поднявшись на дыбы, гневно заржал. Лошадь поскакала, не разбирая дороги, по каменистому берегу реки.

— Папа! — отчаянно крикнула Марта, с ужасом увидев, как отец, пытаясь сдержать коня, привстает в стременах. Жеребец попытался сбросить всадника, тот потерял равновесие, и, зацепившись за стремя, рухнул на прибрежные валуны.

Лошадь с негодованием всхрапнула и, таща за собой человека, — ринулась прочь, вниз по течению.

— Папа! — не успел Дэвид опомниться, как Марта, пришпорив своего коня, крикнула: "Avant!"

— Еще не хватало, чтобы и она голову разбила, — подумал плантатор. Он спустился вниз по склону, и увидел окровавленные камни.

— Отлично, просто отлично, — усмехнулся про себя Дэвид и прищурился — Марта, на своей рыжей лошади, догоняла гнедого жеребца.

— Не смей! — было, хотел крикнуть он. Девушка, поравнявшись с взмыленным конем, ловко перехватила поводья. Соскочив на землю, она что- то сказала жеребцу.

Тот, остановившись, — коротко, горько заржал.

— Надо вынуть шип, — решил Дэвид, подъезжая ближе. "Не приведи Господь, конюх заметит. Сейчас отправлюсь в усадьбу, потом за врачом, и возьму с собой этого жеребца, что ему тут оставаться. Но какая смелая у нас мисс Марта, я и не ожидал".

Марта подняла зеленые, блестящие глаза, и закусила губы: "Мистер Дэвид…, Надо врача…Папа…, - она часто подышала. Держа голову отца у себя на коленях, наклонившись, девушка шепнула: "Папа, ты меня слышишь? Дай знать, если слышишь, пожалуйста".

Светлые волосы на затылке мужчины слиплись от крови, голубые глаза с расширенными зрачками смотрели вверх, на уже почти ночное небо.

— Марта, милая…, - осторожно сказал Дэвид, опускаясь рядом с ней. "Мне очень жаль…"

— Он дышит, — сухо сказала девушка, не глядя на плантатора. "Дышит, и сердце у него бьется, проверьте сами". Дэвид взял покрытую ссадинами руку и прислушался. "Действительно, бьется, — понял он. "Хотя это ненадолго, с проломленным затылком не живут. Надо и вправду врача привезти".

— Я сейчас, — сказал он торопливо. "Сейчас доеду до усадьбы, пришлю сюда слуг и отправлюсь за врачом, милая. Теодор, — он посмотрел на мертвенно бледное лицо, — если вы меня слышите, пошевелите рукой".

Марта посмотрела на застывшие, не двигающиеся пальцы отца. Она подняла глаза: "Поезжайте, мистер Дэвид, пожалуйста, быстрее. Только почему Фламбе, — она указала на жеребца, — понес, он никогда такого не делал, он очень любил папу…, - голос девушки задрожал. Она, склонив голову, шепнула: "Папа, милый мой…"

Дэвид вздохнул и осторожно прикоснулся к растрепавшимся косам: "С лошадьми такое случается, милая. Мы теперь уж никогда и не узнаем — почему. Я возьму его в усадьбу".

— Да, — кивнула Марта, не отводя взгляда от пустых глаз отца. "Спасибо, мистер Дэвид".

Уже поднявшись на склон, ведя в поводу все еще беспокойную лошадь, Дэвид оглянулся — девушка сидела, не двигаясь, гладя руку отца, что-то тихо, ласково говоря.

— Фламбе, — хмыкнул Дэвид. Натянув кожаную перчатку, он быстро вынул шип из уха жеребца. "Мэтью отлично стреляет, метко, — улыбнулся плантатор, рассматривая темное, едко пахнущее снадобье. Он выбросил шип в густую траву, и жеребец благодарно посмотрел на него.

— Ты прости, милый, — Дэвид потрепал его по холке. "Ничего, теперь тебе легче. Поедешь со мной в Виргинию, там таких коней, как ты — он полюбовался изящным, сухим телом лошади, — и не видели. Ты у нас быстрый, да? Как пламя, — он улыбнулся. Ведя гнедого в поводу, мужчина поехал к усадьбе.

В опочивальне горели высокие, бронзовые канделябры. Марта, что сидела у изголовья постели, всматриваясь в лицо отца, вытерла распухшие глаза: "Доктор Смитфилд, но я не понимаю — папа ведь дышит, и сердце у него бьется…"

Врач вздохнул: "Господи, бедная девочка. И он тоже — здоровый мужчина, год до пятидесяти, и уже никогда не встанет с постели".

Смитфилд устроился рядом. Взглянув на забинтованную голову, он помолчал: "Мисс Марта, вы же видели — у него проломлен череп. Я поставил железную пластинку, но, — врач указал на расширенные зрачки, — у вашего отца полный паралич всего тела. Он может дышать, и вы сможете его кормить, потом, попозже, но мистер де Лу никогда не будет двигаться. И говорить — тоже. Но при хорошем уходе, — врач задумался, — ваш отец может прожить еще долго".

— Я буду, — всхлипнула девушка, — буду ухаживать, конечно, как же иначе? Доктор Смитфилд, — она помолчала, — а папа нас слышит?

— Даже если и слышит, — врач развел руками, — то мы об этом никогда не узнаем, мисс Марта. Мне очень жаль, — он взял саквояж и добавил: "Завтра придет преподобный отец, это его долг — навещать больных. Я тоже буду к вечеру, посмотрю на состояние мистера де Лу. Я бы вам советовал поспать, мисс Марта, — он помялся на пороге.

— Я буду с отцом, — покачала головой девушка. "Спасибо, доктор, давайте, — она быстро поднялась, — я с вами расплачусь".

— Надо поехать в Бостон, к Адамсу, — поняла Марта, — мне шестнадцать лет, нужны опекуны. Папа поправится, непременно, я его вылечу, но все равно — еще пять лет до совершеннолетия. Адамс посоветует кого-нибудь.

— Мистер Бенджамин-Вулф сказал, чтобы вы ни о чем не беспокоились, мисс Марта, — врач поклонился и снял холщовый, испачканный кровью передник: "Вы, пожалуйста, выпейте вот это, — он достал какую-то склянку, — это успокаивающее, вы все же так плакали…"

Марта шмыгнула носом. Налив в серебряный бокал воды, девушка передала его врачу. Она выпила залпом горьковатую жидкость, и опустилась в кресло: "Спасибо, доктор. Увидимся с вами завтра".

Смитфилд вышел в коридор и сказал плантатору, что курил у распахнутого в сад окна: "Мисс де Лу сейчас заснет, его положение теперь уже и не изменится, а ей надо отдохнуть. Я бы вам советовал послать за стряпчим, мистер Бенджамин-Вулф, раз вы, — Смитфилд чуть не сказал: "с покойным", но вовремя спохватился, — с больным были деловыми партнерами".