— Тогда цвели розы, — вспомнил мужчина. «Жаркое лето было, очень жаркое. Мы с ней сидели в саду, она приникла ко мне, всхлипнула и сказала: «Ник, ну почему так? Почему мама умирает? Я не хочу, не хочу!» А потом вышел отец, — Господи, какое у него лицо было, как будто он так хотел заплакать, и не мог, не умел, — и попросил: «Пойдем, доченька, мама тебя хочет увидеть».
— Дорогая тетя Марта! — услышал Николас. «Не понимаю — зачем вы спрашиваете? Конечно, это деньги Николаса, отдайте ему половину моей доли. Хосе передает, что он тут вообще не имеет права голоса, по нашим законам, но, на всякий случай — он, конечно, тоже согласен.
Если можно, пусть Николас зайдет в Амстердам, хотя бы на один день, повидаться с нами и племянником. Авраам уже хорошо говорит, он очень спокойный мальчик — весь в отца, и мы каждый день радуемся, глядя на него. Дон Исаак и донья Хана передают поклон, ждем вас с адмиралом осенью в гости».
— Ну, вот видишь, — сказала Марфа, опуская письмо. «И сомневаться даже не стоило. С Беллой тоже затруднений не будет, плати за свои фрегаты, строй корабль и отправляйся.
Дай-ка мне, — женщина показала глазам на шпагу Ворона, что висела над камином. «Пусть она у тебя будет».
Николас поднялся, и, посмотрев на зеленые лужайки двора, ответил: «Подождите, тетя.
Пусть, — он сглотнул, и, справившись с собой, продолжил, — пусть адмирал сюда придет. Мне вам надо что-то рассказать».
— О Санта-Ане? — тихо спросила Марфа, оказавшись рядом. «Не надо, милый, я знаю все — от Виллема».
— Не все, — Николас повернул голову, и она увидела слезы в лазоревых глазах. «Не все, тетя».
— Я знаю, что Майкл зашел к ним в комнату, — вздохнула Марфа. «И все увидел».
— Это был не Майкл, — Николас все глядел в окно. «Это был я, тетя».
Виллем открыл бутылку вина, и, погладив мужчину по голове, сказал: «Ну не надо, не надо, мальчик. Тридцать лет назад это было, не плачь так».
— Это я виноват, — Ник взял бокал, и повертел его в руках. «А Майкл мне, потом, никогда об этом не напоминал. Отец же нас всегда путал». Он выпил и горько сказал: «Вы тогда отплыли, адмирал, они, — Ник чуть дернул изуродованной щекой, — тоже, а отец пришел и сказал Майклу: «Если ты так хочешь быть мужчиной, то собирайся и поехали, мужчина не смотрит, а делает».
— А я, — Ник вздохнул, — стоял, молчал и ничего не говорил. Я ведь думал, тетя, — он помолчал, — что отец кого-то из нас просто изобьет, так часто бывало, мы привыкли. Майкл ответил: «Я никуда не поеду». Отец его ударил, — сильно, до крови, — и посадил в шлюпку. Они уехали в Порт-Рояль, и через три дня вернулись. Майкл — он стал другим, совсем другим, после этого.
Я его спрашивал, что случилось, а он, — Ник пожал плечами, — молчал. А потом отец отвез нас в школу, сюда, в Лондон, ну, дальше вы сами знаете…, - он допил вино и, поставив бокал на стол. «Если бы я тогда не струсил, тетя, Майкл бы таким не стал».
— Да кто ж знает, милый мой, — Марфа пожала плечами. «Что с нами станет, или не станет — то одному Господу Богу ведомо. Ты же знаешь, говорила я тебе о брате своем, — каким он был. И отец твой — тоже был разным. И Майкл, и ты».
Виллем снял с ковра шпагу и вложил ее в руку Николаса: «Возьми, мальчик. Она твоя по праву».
Мужчина посмотрел на золоченых наяд и кентавров и вспомнил резкий, соленый ветер с запада, бирюзовую воду моря и веселый голос отца: «Ну что, капитан Кроу — мы с тобой дошли до Кариб, а теперь — будем сражаться!»
— Да, — сказал Николас, почувствовав такую знакомую тяжесть клинка. «Да, тетя, спасибо вам». Он наклонился и поцеловал маленькую, в блеске колец, руку.
Теплый, южный ветер вздувал стружки на дворе верфи. Николас Смолл почесал в русой бороде, и, развернув чертежи, пристроив их на верстаке, рассмеялся: «Ну, такие корабли мы за неделю строим, адмирал, дело знакомое, я еще когда «Открытие укреплял, понял, как это надо делать. Сколько экипажа будет? — спросил он у Ника.
— Человек пятнадцать, не больше, — ответил капитан Кроу и помахал рукой мужчине, что спускался со стапелей.
Волк, в грязной, пропотевшей льняной рубашке, сладко потянулся, и, забросив на плечо топор, почесав белокурые волосы, сказал: «Господи, как хорошо-то руками поработать, а то все за карточным столом, уже и забыл, как доски стругают».
— Ну, вот и вспомните, — рассмеялся мастер. «Так что, дорогой сэр Николас Кроу, — он похлопал мужчину по плечу, — дней через десять принимай корабль. Потом отделка, паруса, такелаж — в море будете в конце августа.
— И правда, — подумал Николас, — надо будет зайти в Амстердам, на один день, подарки Мирьям и ее мужу привезти, с племянником познакомиться.
— Так что, — заключил мастер, складывая бумаги, — отправляйся, к поставщикам, занимайся провизией, экипажем — а мы тут все сделаем.
Ник вышел на пристань, и, оглянувшись, прочел большие золоченые буквы на деревянных, высоких воротах: «Британская Ост-Индская компания». Он прищурился и увидел бот, что, наклонившись под ветром, шел к южному берегу Темзы.
— Эй, на пристани, канат примите! — раздался веселый голос. Ник, вздрогнув, поднял глаза — сестра, в темных бриджах, рубашке и камзоле, стояла на носу лодки. Волосы девушки были свернуты в узел и убраны под шляпу с высокой тульей.
Белла выскочила на пристань, и, обняв Николаса, горячо проговорила: «Мы так рады, так рады! Нам тетя Марта все рассказала, поздравляю тебя, братик. И папина шпага, — Белла ласково погладила золоченый эфес, — у тебя, это правильно».
— Видите, сэр Николас, — раздался нежный голос, — я вам не зря пожелала удачи.
— Спасибо, леди Констанца, — он, наконец, набрался смелости и взглянул на девушку. Она сидела на борту лодки, закинув ногу на ногу, из-под темного, большого берета на стройную спину спускались рыжие косы.
— Как ей хорошо в мужском наряде, — подумал капитан.
— И спасибо за флаг на Темзе, — помолчав, добавил он, — мне это очень помогло, там, в Тауэре.
Констанца улыбнулась, — мимолетно, легко, — и сказала: «Мы с Беллой идем в Саутенд, испытывать мой прибор для определения координат».
Сестра внезапно посмотрела на Николаса и рассмеялась: «Может быть, ты сможешь меня заменить, ну, с парусом? Мне надо с Джоном поговорить, насчет твоих денег. Вы меня только высадите на пристани в усадьбе, — Белла махнула рукой в сторону северного берега, — и выходите в море».
Николас вдохнул горьковатый, острый запах апельсина, и увидел, как нежные пальцы Констанцы гладят борт лодки.
— Конечно, — сказал он, отвязывая канат, шагая в бот. «Конечно, я все сделаю».
— Спасибо вам, сэр Николас, — она все еще улыбалась. «Заодно, если все пройдет удачно, я вас научу пользоваться этим механизмом, возьмете с собой, в экспедицию».
Капитан оттолкнул лодку от пристани, и, увидев, как бьются по ветру ее косы, ответил: «Я буду вам обязан, леди Констанца».
Николас посмотрел на пустынное, темно-синее море. Вдали, на берегу, виднелась деревенька, — с десяток домов под черепичными крышами.
— Это Саутенд, — сказала Констанца. «Там у Джона есть дом, небольшой, и причал — для бота.
Вы не бросайте якорь, сэр Николас, я хочу показать вам, как прибор работает на двигающемся корабле».
— Ветер легкий, — Ник закрепил парус, — так что если нас и отнесет немного в сторону — не страшно.
Девушка открыла маленьким ключом шкатулку красного дерева.
— Все очень просто, — победно улыбнулась Констанца. «Достаточно принять некую долготу, — скажем, лондонскую, за нулевую точку отсчета и определить точное время на этой долготе.
После чего надо вычислить разницу между этим временем и временем, что показывают корабельные часы. Поскольку Земля делает оборот вокруг своей оси за определенный промежуток времени, то используя сферическую тригонометрию, — ее знают даже дети, — можно узнать положение судна по отношению к этой самой нулевой долготе».
Николас поднял ладонь: «Все это очень хорошо, леди Констанца, но нет таких часов, которые бы точно работали на кораблях. Они все с маятником, а маятник при качке, — капитан усмехнулся, — разбалтывается, и прекращает работать».
