Жена обернулась, — на мгновение, — и, раздув ноздри, сказала: «Отпустите девочку».

— Отпустим, — ухмыльнулся матрос. «Если вы сейчас сядете в шлюпку и не будете нам мешать».

— Это смерть, — Генри вспомнил пустынные, низкие, заболоченные берега. «Пусть бы уж лучше убили».

Мэри убрала пистолет и спокойно сказала: «Снаряжайте шлюпку и будьте вы прокляты. Тут есть кто-то, кто еще верен капитану? — повысив голос, спросила женщина.

Несколько человек выступило из толпы.

— Хорошо, — кивнула Мэри. «Пойдемте в трюмы, господа, — нам надо взять порох, оружие, и припасы».

— Ничего вы не возьмете! — крикнул от румпеля какой-то матрос.

Мэри достала пистолет, и, почти не целясь, выстрелила в него. Мужчина упал с разорванным пулей горлом.

— Снаряжайте шлюпку. Джон, перевяжи отцу ногу, — велела женщина и, не оборачиваясь, сбежала по трапу вниз.

Энни подсекла, лосося и тихо сказала: «Ты просто не видел капитана Кроу раньше, Джон. А я видела — в Джеймстауне. Он был очень красивый, а теперь…, - девочка поежилась.

Джон посмотрел на широкую, медленную реку, на берегу которой сидели рыбаки, и вдруг подумал: «Как тут красиво. Только одиноко очень, нас так мало. Мэри говорила, что рано или поздно обязательно должны появиться местные. Они, наверное, тут такие же, как в Гренландии, — он — почувствовал, что улыбается.

— Ты что? — подозрительно спросила Энни, насаживая на согнутый гвоздь кусочек тюленьего мяса.

— Вспомнил, как мы с тобой в Гренландии на собаках катались, — Джон рассмеялся.

— Когда мы полдороги упряжь распутывали, а полдороги — пытались понять, как их заставить повернуть. Вот бы нам сюда собак, все веселее было бы. А капитан Кроу, — он взял руку девочки и поднес ее к губам, — ну ничего страшного, можно привыкнуть. Я уже привык, — он обернулся и, посчитав лососей, весело сказал: «Они тут просто на гвоздь клюют, непуганые».

— Пошли, — поднялась Энни, — надо их потрошить и развешивать. Как раз тепло, быстро высохнут.

Джон собрал рыбу в мешок из тюленьей кожи, и, подростки, взявшись за руки, стали подниматься на холм, за которым, в распадке у ручья, лежал лагерь.

Николас Кроу открыл глаза и увидел свою одежду — выстиранную и вычищенную, что лежала рядом. «Сапоги не надевайте, — сказала Мэри, наклонившись над костром, отвернувшись от него. «Я кипячу инструменты, вы пройдитесь, прогуляйтесь, и будем начинать».

Он вздрогнул, и женщина мимолетно улыбнулась: «Ром у нас выдается порциями, но для вас я сделаю исключение, кузен Ник. Не бойтесь, это быстро, вы же не хотите, чтобы гангрена распространилась дальше».

— Не хочу, — он помотал головой. «Спасибо, кузина Мэри. Можно без рома, я потерплю».

— Немножко я вам дам, не спорьте, — она разложила на покрытом шкурами полу палатки кусок оленьей кожи и подцепив котелок, сняла его с огня.

Одевшись, он обернулся, и, глядя на стриженый, белокурый затылок, сказал: «Кузина Мэри, я должен…»

— Все потом, — ласково отозвалась женщина. «Идите, кузен, там такое солнце — даже припекает».

Он откинул полог и пошатнулся — воздух был чистым, сладким, сухой мох пружинил под ногами. Ник посмотрел на яркое, голубое небо и услышал крики чаек. Мужчина поднял голову — на вкопанном в землю шесте, что стоял посреди лагеря, развевался флаг.

Ник посмотрел на холщовое полотнище с алым крестом святого Георгия и услышал рядом гордый голос одного из матросов: «Капитан сама сшила. А красное — это оленья кровь.

Добро пожаловать на землю Англии, капитан Кроу».

— Спасибо, — сказал Ник, все еще глядя на флаг. Он бился на теплом, чуть заметном ветру, и капитан все смотрел на него, — пока не услышал сзади, из палатки, веселый голос: «Все готово, кузен, выпейте свою порцию рома, и садитесь».

Он перекрестился, и, глубоко вздохнув, сказал: «Я готов, да».

Николас, прихрамывая, спустился к морю, и присел на теплые, нагретые солнцем камни.

Вдалеке, в заливе, виднелась лодки. Он прищурился и присвистнул: «Надо же, сумели!»

Джон Гудзон, ловко орудуя веслом, подплыл ближе и улыбнулся: «Мы с Энни еще в Гренландии научились с ними управляться».

— Как вы себя чувствуете, капитан? — девочка вытащила каяк на берег. Энни и Джон были в штанах из тюленьей кожи и матросских куртках. Она взглянула в изуродованное шрамом, — от угла рта к виску, — лицо и заставила себя улыбнуться.

— Гораздо лучше, спасибо твоей маме, — ответил Ник, рассматривая лодки.

— Мы такую вам с собой дадим, — Джон погладил свой каяк. «Я видел в Гренландии — их можно складывать. Раму я сделаю из дерева, она легкая, а шкуры свернете. Заодно накрываться ими будете. Мало ли, — мальчик прищурился и взглянул на восток, — вдруг там, впереди, большие реки.

Николас посмотрел туда же и подумал: «Правильно Генри говорил, — на восточном побережье можно встретить китобойные суда. Доберусь до Акадии, и сделаю то, что должен сделать. А потом — в Лондон».

— Пошли, — подогнала Энни Джона, — нам еще гарпуны надо наточить.

Она взглянула на Николаса и рассмеялась: «Хотите нам помочь, капитан?»

— Ну конечно, — он протянул руку и девочка взяла его за ладонь. «Мне ваша мама велела больше ходить, чтобы разрабатывать ногу, — добавил Ник.

Джон Гудзон почесал русые, густые волосы и сказал, глядя куда-то вдаль, на бесконечное, сверкающее под летним солнцем пространство воды: «Папа тоже будет ходить, обязательно. Всего ведь месяц, как…, - подросток вздохнул и не закончил.

— Будет, конечно, — ответил Ник. «А я вернусь из Лондона с двумя кораблями, и мы пойдем дальше на запад, обещаю. И твой отец тоже».

— Если вернусь, — добавил про себя капитан Кроу.

В палатке вкусно пахло жареным мясом. Гудзон потянулся, и, сняв с костра оленину, разложив ее по тарелкам, рассмеялся: «Я тут на досуге и коком стал, и швеей. Как твоя нога? — он покосился на Ника.

— Двух пальцев больше нет, — вздохнул капитан. «Впрочем, по сравнению с тобой, — это мелочи, — он посмотрел на обмотанную холщовыми тряпками культю.

Генри откусил хороший кусок: «Удалось сохранить колено, Мэри достала пулю, когда мы были еще в лодке. А вот остальное, — он пожал плечами, — мне разрубили ногу топором, оставалось только одно — ампутация».

— Очень жаль, — Ник взглянул на аккуратно подстриженную, темно-рыжую бороду Гудзона.

Каре-зеленые глаза улыбнулись и Генри сказал: «Ничего, по прошлой зимовке я знаю, что лед тут встает только в октябре, так, что я еще успею порыбачить, маленький Ник. Точно не хочешь с нами остаться?»

Ник помолчал, и, прожевав, облизывая пальцы, ответил: «Незачем оттягивать, Генри. Если уж мне придется пройти через трибунал — то надо это сделать. Я ведь так и не выкупил у Адмиралтейства «Независимость», а теперь она погибла, и экипаж — тоже. Так что…, - он не закончил и вдруг добавил: «Ну, этих мерзавцев, которые подняли бунт на «Открытии» — их совершенно точно повесят».

— Нет, — Генри потянулся и закинул руки за голову. «Они нас высадили в виду берегов, летом — это не бунт, дорогой Ник, суд будет это рассматривать, как покушение на убийство».

— Все равно, — упрямо сказал капитан Кроу.

Генри хмыкнул. «Не так уж много в Англии моряков, которые знают эти воды. А они — знают.

Любой суд решит, что неразумно разбрасываться такими людьми».

Николас тихо выругался, и, вытерев пальцы, развернув судовой журнал, сказал: «Сейчас я нарисую карту, ты смотри, — если я вернусь, мы с тобой пойдем дальше на запад, а если нет…»

— Никаких — нет, — спокойно ответил Генри. «У Мэри есть одно письмо, она его тебе прочтет.

Вот и действуй так, как там приказано, капитан Кроу. Мы — действовали, и видишь, — он обвел рукой чистую, подметенную палатку, — все хорошо. Ты, кстати, видел там, на севере местных? — поинтересовался Генри.

— Я с ними четыре зимы провел, — хохотнул Ник. «Так что давай, пока я здесь — научу вас немного языку, все легче будет».

— Далеко же ты продвинулся, — заметил Гудзон, разглядывая карту. «Все-таки я прав — большие корабли тут ни к чему, надо идти вдоль берега, в мелкой воде, там лед вскрывается раньше, а замерзает — позже».