Батюшка посылает вам поклон, будьте здоровы, — вы и Тео, и, надеюсь, мы с вами еще увидимся.
Ваша кузина Мария».
Мужчина посмотрел на кровать, — Тео спокойно спала, и, повертев в руках письмо, поднявшись, положил его в шкатулку черного дерева, что стояла на каминной доске.
— Новый Свет, — подумал Дэниел, закинув руки за голову, глядя на огонь. «С Виргинской компанией я договорюсь, они и сами хотят там, в Джеймстауне, школу открывать. На землю и дом мне хватит. Но ведь я не хочу, не хочу оставаться один. И Тео мать нужна. Как это мне отец сказал: «Поверь, нет ничего хуже одиночества. Я-то знаю, я уже шесть лет один, и, наверное, до конца жизни так будет. Но я-то уже на пятый десяток перевалил, а ты — молод совсем. Так что не бойся».
Дэниел еще раз перекрестил дочь, и, спустившись вниз, постучал в кабинет Питера. Бабушка сидела за большим столом орехового дерева, окруженная торговыми книгами.
— В Лондон с вами поеду, — сказала она, подняв глаза, кусая перо, — хоть там и само все делается, а все равно — хозяйский глаз нужен. Ты что пришел?
Дэниел присел на край стола, и, встряхнув головой, сказал: «Я хочу сделать предложение Марии».
— Собрался, наконец, — проворчала Марфа, снимая очки. «Давно пора, вот только, — она задумалась, — отец твой весной в Африку уезжает, вместе со Стивеном. Ну, как вернется, все вместе в Копенгаген и отправимся, в сентябре, скажем, — темно-розовые, окруженные чуть заметными морщинками губы, улыбнулись».
— Вот только дедушка Мэтью, — замявшись, пробормотал мужчина, — я же, бабушка, вы знаете, ну с Виргинской компанией договариваться буду, насчет земли, там, в Джеймстауне. А дедушка Мэтью — пожилой человек…
— Мой брат, — отрезала Марфа, вставая, — со дочкой своей куда угодно поедет, хоть в Новый Свет, хоть в ту землю, что Виллем открыл. И вообще, — она задержалась на пороге, — ты за него не бойся, мальчик, он еще и в Джеймстауне вам пригодится, поверь мне.
Дэниел широко улыбнулся и спросил: «А вы куда, бабушка?»
— С мужем своим побыть, дорогой мой, — она подхватила шелковые юбки и Дэниел увидел изогнутый, высокий каблук атласных туфель.
— А если бы ты не терял времени, милый внук, — Марфа сладко улыбнулась, — мог бы и той зимой предложение сделать. А этой — уже бы дитя пестовали. А теперь жди, — она развела руками и мужчина, рассмеявшись, ответил: «Да уж я понял, бабушка. Ничего, — Дэниел помолчал, — потерплю, недолго осталось».
Марфа, вернувшись, поцеловала внука в щеку: «А за Тео ты не бойся, мы ее с собой в Копенгаген возьмем, и брата твоего младшего — тоже. Им там весело будет. Ты отцу напиши, и дедушке Мэтью».
— А если он не согласится? — озабоченно спросил Дэниел.
Марфа вздохнула, и, взявшись за ручку двери, ответила: «Согласится. Вот прямо сейчас садись, и пиши. И Марии тоже».
Дэниел кивнул, и, собрав торговые книги, взяв чистый лист бумаги, украшенный серебряным вензелем: «Торговый Дом «Клюге и Кроу. Anno Domini 1230”, окунув перо в чернильницу, решительно написал: «Дорогой дедушка Мэтью!»
В изящном, увешанном выцветшими шпалерами кабинете потрескивал камин. «Какая суровая зима, — сказал мужчина, стоявший у большого, выходящего на заснеженную лужайку, окна. «Впрочем, она тебе не помешала выйти в пролив и лично перехватить этот корабль».
Джон смешливо потер нос, и, наклонившись над большим столом, собрав бумаги в папку испанской кожи, протянул ее собеседнику: «Я, Ваше Величество, кажется, сейчас только и занимаюсь тем, что исправляю чужие ошибки. Вот — протоколы допросов леди Стюарт, то есть, простите, леди Сеймур, — Джон поднял бровь и добавил: «Все же лучше, когда внутренними и внешними делами занимаются одни и те же люди, Ваше Величество, это поможет нам в дальнейшем избежать таких, — мужчина поискал слово, — конфузов».
— Не справишься, — хмыкнул Яков, просматривая документы, поглаживая короткую, с проседью золотистую бородку. «Посмотри на себя, ты меня на десять лет младше, а уже вон — виски тоже седые».
— Справлюсь, — дерзко сказал Джон, взглянув на короля. «Отец мой — справлялся, и я тоже. По крайней мере, вот этого злосчастного брака леди Арабеллы я бы точно не допустил».
Яков вернул ему бумаги и раздраженно заметил: «Слава Богу, ты ее вовремя нагнал. Еще чего не хватало — позволять венчаться четвертой в линии наследования престола и шестому в той же линии. Да еще и на континент задумали бежать. А где сейчас Сеймур?
— В Остенде, — Джон наклонился и погрел руки над огнем. «Если хотите, Ваше Величество, я сейчас отправляю человека в Германию, ну, окончательно договариваться о браке принцессы Элизабет, он едет через Нижние Земли и может навестить Остенде. И лорда Сеймура, — мужчина холодно рассмеялся.
— Этот щенок пусть живет, — отмахнулся Яков. «Как это меня там убеждали они оба — это брак по любви, Ваше Величество. Она его на тринадцать лет старше, какая любовь! А что леди Арабелла, уже в Тауэре?
— Разумеется, — Джон разогнулся. «Прикажете ее отправить куда-нибудь подальше, в провинцию?»
Яков оправил пышный, кружевной воротник рубашки и помолчал, глядя на Джона. Тот увидел отблеск огня в карих глазах и кивнул: «Будет сделано, Ваше Величество. Останется там, где она сейчас, только я ее переведу в более, как это сказать, уединенные условия», — Джон рассмеялся.
— И пусть она сдохнет там, в каменном мешке, — сочно сказал Яков. «Никаких писем, никаких посетителей, и особо там ее не балуйте с едой, может, хоть похудеет, хотя, — верхняя губа поднялась, обнажив белые, сверкающие зубы, — ей больше своего мужа не увидеть, так что пусть умирает такой же толстухой, как жила.
— Разумеется, — Джон коротко поклонился.
— Пошли, — король потянулся, — я велел пажам принести мячи и ракетки, хоть в теннис поиграем. И ладно, — Яков рассмеялся, — бери на себя все, так и вправду, спокойней.
Джон привел в порядок рабочий стол, и, аккуратно разложив перья по ранжиру, ответил: «Вы останетесь довольны, а если нет — моя голова к вашим услугам».
— Я бы предпочел, — проворчал Яков, — чтобы твоя голова оставалась на плечах, впрочем, это уже как дело пойдет, сам знаешь.
Уже когда мужчины выходили из кабинета, Яков вдруг сказал: «Насчет твоей сестры».
— Да? — Джон поднял голову — король был много выше его. Яков положил тяжелую руку ему на плечо: «Сам понимаешь, я тебе доверяю. И леди Констанца пусть куда хочет, туда и ездит.
Только вот, — Яков усмехнулся, — мне бы, скажем так, не понравилось, если бы она предпочла Англии — другую страну.
— Ваше Величество, — Джон откашлялся, — моя сестра и не представляет себе жизни где-то еще.
— О, — Яков свистом позвал охотничьих собак, что дремали у двери, — это пока, дорогой мой герцог, это пока. Я был бы очень недоволен, если бы таланты твоей сестры стал использовать Мориц Оранский, или Мария Медичи, ну, да, впрочем, эта дура только и умеет, что в карты играть, тут можно не беспокоиться.
Король оглядел уходящий вдаль, блистающий паркетом коридор Уайтхолла и добавил: «Так что будь любезен, постарайся, чтобы леди Констанца возвращалась из своих путешествий, дорогой Джон».
Мужчина потрепал шелковистые уши гончей и, чуть улыбнувшись, сказал: «Это вопрос решенный, Ваше Величество».
В передней было пусто и Джон, оглянувшись, позвал: «Что, сундуки твои увезли уже?».
Констанца, в холщовом фартуке, выглянула из кухни и сказала: «С утра еще, а миссис Марта гонца прислала — они завтра с дядей Джованни приезжают».
— Ну и отлично, — Джон снял плащ, и, отстегнув шпагу, рассмеялся: «Думал, что не захочу есть, а с его величеством поиграл в теннис, потом пешком шел от Уайтхолла — и проголодался».
— Заячий паштет, устрицы и жареная камбала, — со значением сказала Констанца. «И в кладовой еще много всего, сейчас холодно, так, что тебе надолго хватит. Только руки помой».
— А когда все съем, — Джон поцеловал сестру в теплую щеку, — то сам встану к очагу или буду столоваться у миссис Марты. Хотя у них городской дом на зиму закрыт. Ну, на Биллинсгейт схожу, не пропаду, в общем».
