— Думаешь, — съехидничал Федор, — на войне ветра не бывает?

— На войне сейчас из пищалей стреляют, сам же говорил, — ухмыльнулся паренек, показывая ровные, белоснежные зубы.

Федор потер раненое под Полоцком, как раз пищалью, колено.

— Ну вот нет у тебя пищали. И меча нет. А лук со стрелами есть. Сразу сдаваться в плен побежишь, али как?

Парнишка покраснел.

— То-то же. Оружием не бросаются, понятно? — Федор приподнялся в стременах и посмотрел на дорогу. — Скачет кто-то. Как бы не от царя гонец. Давай-ка, покажи, какие у Вельяминовых наездники.

Мальчишка гикнул и сорвался с места в бешеный галоп. Федор Вельяминов вздохнул и улыбнулся, глядя, как он легко перескочил через еще одну канаву и вылетел на дорогу, только пыль заклубилась под копытами. Белый конь обогнал вороного и резко встал.

— Ты с усадьбы Вельяминовых? Дома ли боярин Федор Васильевич?

— Дома, вон он за нами едет. Давай наперегонки к воротам? Спорим, я быстрее?

— Сопли подотри, а потом со старшими спорь, — рассмеялся Петя. Паренек на вид был помладше года на три-четыре.

— Боишься? — сплюнул мальчишка, погладив коня по холке. — Знаешь, какой он у меня?

Вихрь!

— Ну смотри, — Петя пригнулся в седле и хлестнул свою лошадь. Наездник из него был никудышный, соперник уже скалил зубы у ворот усадьбы, придерживая гарцующего на месте жеребца.

— Ну и кто быстрее?

— Ты, ты, сдаюсь, — выдохнул Воронцов.

— Так бы сразу, Петька. — Парень посмотрел на него зелеными, смешливыми глазами и, сдернув бархатную шапочку, тряхнул головой. Бронзовые, цвета палой листвы волосы рассыпались по спине аж до седла.

— Марфа?! Ты?! Не может быть!

Марфа Вельяминова улыбнулась и вытащила на свет золотой крест с алмазами.

— А твой где?

Петя показал маленький, тонкой работы крестик.

— Я скорее голову сложу, чем его потеряю, Марфуша.

К трапезе Марфа вышла, не переодевшись, и Феодосия Вельяминова строго взглянула на дочь.

— Гости в доме!

— Это не гости, это Петька, — рассмеялась девушка. — Говорил он тебе, как я его на дороге обогнала?

— Да он с твоим отцом еще, не видела я его, — Феодосия поправила ей воротник кунтуша.

— Хоть косы заплела, и на том спасибо, а то вечно растрепой ходишь. Ты сегодня что читала?

— Декамерон, — безмятежно ответила Марфа, примериваясь отрезать кусок от каравая своим кинжалом.

— Нож на столе, — неодобрительно качнула головой мать. — Я, помнится, тебе говорила, что не для девицы это книга.

— Библия тоже не для девицы, однако ты мне ее читать не запрещаешь, — Марфа, встав, поклонилась вошедшему в горницу отцу.

Федор, прихрамывая, подошел к жене, коснулся губами виска.

— Смотри, какой Петька-то стал!

Феодосия вгляделась в стройного, легкого юношу, вроде и юнец еще совсем, но взгляд мужской, уверенный.

— Вырос ты как, Петенька!

— Двенадцать лет прошло, Федосья Никитична, знамо дело, вырос!

Они сидели с Марфой, как встарь, на полу в ее светелке. На кровати были в беспорядке набросаны сарафаны и Марфа, увидев, как Петя посмотрел туда, отмахнулась:

— Как на Москву ездим, или кто гостит у нас, так мать заставляет их носить. Мол, невместно девице, чтоб как парень расхаживала.

— А мне так больше нравится, — хмыкнул Петя, глядя, как Марфа устраивается поудобней у большого сундука.

— Черныш-то жив еще? — спросила она, наливая себе квас из кувшина.

— Жив, — Петя смотрел на нее и видел ту девчушку в Колывани, которая много лет назад пообещала: «Никогда, Петька, я тебя не брошу, и не думай даже». — У меня в конторе мышей ловит. Котята от него были, так я Степе одного дал на новый корабль.

— Новый больше «Клариссы»?

— А то ж, — приосанился Петя. — «Кларисса» — то торговый барк был, а «Изабелла» военный корабль, сорокапушечный.

— Тут сидючи, такого и не представишь, даже на картинках не увидишь. — Марфа во вздохом подперла кулачком щеку. — А ты книжки привез? А то ведь здесь ничего нового нет, Овидия с Горацием до дыр зачитала, наизусть уже выучила.

— Привез, конечно! Только у меня книги все на аглицком, ты его не знаешь.

— Я выучу! — горячо вскинулась Марфа. — Я знаешь, как быстро языки учу! Когда батюшку раненого из Полоцка привезли, в обозе с ним был пленный польский лекарь, он батюшку пользовал по дороге. Дак я польскому от него за месяц выучилась. Ты со мной занимайся только, ладно?

— Ладно, — пообещал Петя, глядя на ее пунцовые губы и румяные, чуть тронутые летним загаром щеки.

— А чем ты торгуешь? — Марфа, пощекотала за ушами толстого, ленивого Барсика.

— Пряностями, в основном. Еще тканями, табаком вот тоже начал.

— А покажи, откуда пряности возят, а?

Они сидели на сундуке, совсем рядом, рассматривая карту, и Воронцов вдыхал ее запах — будто вся она была соткана из солнечного света, тепла, зеленых трав.

Вельяминов тяжело опустился в кресло, и, как встарь, усадил жену на колени. Не берет время боярыню, только чуть заметные морщинки легли у глаз, а у Федора вон уже вся голова сединой серебрится, но так же пронзительно смотрят синие глаза.

— Посватался Петька-то. Сразу, как зашел, так и посватался.

— И что думаешь?

— А что тут думать? Отдавать надо. За кого ей тут идти? За того, кто ее плетью исполосует и на женской половине запрет? Думал я, может, в Польшу ее замуж выдать, да после Полоцка теперь и туда дорога закрыта.

— Может, обождать еще? Пятнадцать лет только девке.

— Ты пока ей не говори, Петька тоже молчать будет, он парень для своих годов шибко разумный.

— Она ж как есть дитя еще, — закручинилась Феодосия. — Куда ей бабскую долю взваливать?

— Не наговаривай, такого, как Петр, по всей Москве ищи — не сыщешь. А что Марфе он навроде брата, оно и лучше, приобвыкла она к нему. Да, вот еще что! — Тут у Федора сделалось такое лицо, будто он вспомнил что-то важное. — Марфа его сейчас на луг поведет, будет похваляться, как стреляет она метко…

Феодосия на секунду притворилась, что не понимает, о чем речь, но тут же рассмеялась, а Федор как ни в чем не бывало продолжил: «Часа два, и то и поболе их не будет».

— Это ты сегодня с утра так кровь на коне разогнал?

— Мне для этого коня не надобно, стоит на тебя только посмотреть, кровь сама быстрее бежит. — Он стал бережно распускать ее льняные, едва посеребренные годами косы.

Стрела, трепеща, вонзилась ровно в центр мишени. Марфа передала лук Пете и отступила на несколько шагов. Воронцов натянул тетиву и уложил стрелу совсем рядом.

— Глаз у меня меткий, так что не хвались, Марфуша.

— Это ты по случайности! — Она поторопилась и вторая стрела ударилась в край мишени.

Девушка притопнула с досадой.

Третья стрела, Петина, легла ровно рядом со второй.

— Я стрельбе в Англии учился, А там знаешь, какие лучники — самые лучшие в мире!

— Еще скажи, что на мечах умеешь драться! — задиристо бросила Марфа, садясь на траву.

Петя сел рядом.

— Шпагой владею, меня Степа учит, когда на берег сходит, только редко это бывает, так что, по правде, не очень я в ней силен. Вот Степа — тот мастер, он испанского губернатора на дуэли прикончил.

— Как прикончил? — ахнула Марфа, прикрыв рот ладошкой.

— Шпагой, ясное дело. Они на палубе дрались. Да еще и в шторм.

— А за что он его?

— За жену. Белла со Степой влюбились друг в друга, а Карвальо этот хотел ее увезти и в монастырь упечь. Вот Степа губернаторский корабль на абордаж и взял.

Марфа моргнула.

— Так Степа на гишпанке женился?

— Померла его гишпанка, — помрачнел Петя. — Как Степин корабль обстреливать из пушек стали, она его собой от ядра испанского закрыла. Ранило ее, она от горячки и преставилась.

Марфа смахнула с ресниц слезинки.

— Я бы за тебя, Петька, не приведи Господь, случись что, тоже бы жизни не пожалела! — убежденно сказала она. — Ты ведь мой лучший друг!

— Друг, да. — Петя вздохнул.