Феодосия отрицательно покачала головой.

— Узнаю Никиту, — усмехнулся Мартин Клюге. — На что я скрытный, так он меня скрытнее.

Фрау Тео, вы говорили, что он передал для меня шкатулку какую-то. Давайте я ее заберу, а потом к фрау Катарине сходим, тут рядом.

Марфа сидела на подножке возка и скучала. Пусто было на дворе, ни луж, ни пыли — одни чисто подметенные камни и подстриженные деревца. Мать ушла с Клюге в дом, за массивную, всю увешанную засовами деревянную дверь и уже долго не возвращалась.

И город маленький — не то что Москва иль Новгород. Матушка, правда, показав на шпиль церковки, сказала, что это самое высокое здание в христианском мире, но девочка сомневалась — кому придет охота строить такую красоту в эдаком захолустье?

Из-за угла вышел большой черный кот и по-хозяйски разлегся на нагретых солнцем камнях.

— У-у, какой ты толстый, — присвистнула Марфа. — А погладить тебя можно?

Кот приоткрыл один глаз и помахал хвостом. Девочка пощекотала его шею, пальцы нашарили ошейник с бубенчиком.

— Черныш? Черныш, это ты?

Кот урчал и ластился.

— Эй, — раздался из ворот звонкий и сердитый мальчишеский голос, — не трожь моего кота!

— Он и мой кот, забыл что ли? — выпрямилась Марфа. — Здравствуй, Петька!

Мальчик — невысокий, ладный, темноволосый, — от неожиданности выронил на камни книжки из рук и вытаращил глаза: «Марфуша?!».

— Смотри, — он выудил из-за ворота маленький, изукрашенный изумрудами золотой крестик на тонкой цепочке.

Марфа достала крест побольше — тоже золотой, с алмазами.

— Я его так и не снимала. — Она вскинула глаза на Петю — Соскучилась я по тебе, Петька.

— Пойдем, — Мальчик поднял книги. — Я тебе все-все покажу, и комнату мою, и где я учусь, и море.

— Море! — ахнула Марфа.

— А то! — довольно сказал Петя. — Вон Степа со дня на день должен прийти, он нас, может, на шлюпке покатает. Степа нынче капитан, у него своя «Кларисса», вот оно как, дурында московская! — Петя высунул язык и тут же ойкнул, получив чувствительный тычок.

— Будешь задаваться, получишь пребольно!

— Как не расставались, — покачала головой Феодосия, глядя на брата с сестрой.

— Вот, смотри, — наставлял Степан Марфу. — Этот узел называется фламандским.

Восьмерку тебя Джеймс уже научил вязать, теперь попробуй этот, если надо соединить два троса, лучше его нет.

Девочка ловко завязала узел и победно оглянулась на Петю. Тот под присмотром нового капитана «Клариссы», шотландца Джеймса Маккея пыхтел над простым булинем.

Феодосия стояла на палубе и смотрела на Колывань. «Кларисса» была пришвартована на рейде и перед ней, как на ладони, лежал весь город — с серым замком на холме, башнями, шпилями, черепичными красными крышами. Где-то там была ратуша и рядом аптека.

Мартин Клюге договорился с хозяином, что Феодосия будет учиться у него составлять лекарские снадобья.

— Вы не простудитесь, миссис Тео? А то ветер поднялся. — Джеймс принес из каюты большую темно-синюю в черную клетку шаль с диковинным, невиданным узором.

— Какая теплая. — Женщина поплотней закуталась в мягкую шерстяную ткань.

— Матушка мне с собой дала, когда я из дома уходил, подростком еще. — Глаза капитана были такие же, как у нее, — серо-зеленые. — С тех пор вот и вожу с собой. Это цвета моего клана.

— Спасибо. — Она бросила взгляд на детей. — Возитесь вы с ними, что вы, что Степан, наверное, у вас дела и поважнее есть.

— Стивен брата раз в год видит, что может быть важней? Я вот уже пятнадцать лет не был в Шотландии, даже не знаю, что с моей семьей.

— Если герр Мартин сейчас в Лондон переберется, может, они чаще встречаться будут, Степан с Петей?

— Навряд ли. — Маккей указал на горизонт. — Хороший день будет завтра, видите, закат какой багровый.

— Почему навряд ли? Вроде Степан говорил, что он будет сейчас под английским флагом ходить?

— Английский флаг, миссис Тео, разный бывает, — неохотно сказал Маккей. — Оттуда, где Стивен ходить будет, до Лондона далеко.

— Где же это?

— Про то у него самого спросите. — Маккей обернулся к детям. — Эй, детвора, не пора ли на берег?

— Пусть еще поиграют, — просительно улыбнулась Феодосия.

— Это корабль, миссис Тео, — мягко, но непреклонно сказал капитан. — Хоть мы и торговая шхуна, но правила для всех одни. Слыхали, как в колокол ударили? Все, гости с палубы долой.

— Строгий вы. — Она вдохнула чуть пахнущий солью, слабый ветер.

— Вовсе нет, — Джеймс рассмеялся, и Феодосия увидела вдруг, что он на самом деле еще очень молод. — Племянник ваш, вот он строгий пока еще, а я его старше, помягче буду.

— Придете завтра на обед к Клюге?

— Посмотрим, как погрузка пойдет.

— Петя, Марфа, собирайтесь. — Феодосия сняла шаль и протянула ее Джеймсу.

— Оставьте себе пока. Хоть и лето, а вечера холодные здесь, все же море.

Степан Воронцов проследил, как дети устроились в шлюпке, и сам сел на весла.

— Федосья Никитична, — сказал он, когда Петя и Марфа побежали наперегонки к дому Клюге. — Разговор у меня до вас есть.

— Так сейчас давай и поговорим, Степа, — Феодосия поражалась переменам, произошедшим с племянником. Перед ней стоял взрослый, много повидавший человек.

Впрочем, так оно и было.

— Нет. — Воронцов помолчал. — Завтра. А то я сейчас, боюсь, еще не то скажу.

Он резко оттолкнул шлюпку от берега, а Феодосия все смотрела ему вслед — пока закат не заполонил все небо.

Никита Судаков подвел черту в большой, в половину стола, книге и записал под ней баланс.

Перед ним стоял ларчик с документами, и купец стал раскладывать их на две стопки. Правая получилась значительно больше левой, и Судаков с удовлетворением придвинул к себе несколько бумаг, которые требовали внимания.

Письмо от Мартина Клюге он получил своими путями. Феодосии совсем не нужно пока знать, что обсуждают давние знакомцы. Клюге писал старым ганзейским шифром, Хоть и посылались письма секретно, но купцы даже между собой пользовались теми мерами предосторожности, которые переняли от своих отцов.

«Ответы из Гамбурга, Лондона и Антверпена я получил, — читал Судаков. — Остались еще Стамбул и Венеция, оттуда писем ожидаю на днях. Ту шкатулку, что передал ты мне, я пущу в дело, процент твой остается обычным, и вся прибыль будет распределена так, как ты мне отписал. Подумай еще о том, чтобы увеличить твою долю в торговле сукном. Испания и Франция отказались от выплаты долгов, итальянская война для них оказалась непосильной.

Рынок серебра упал, но ожидается, что после перемирия ткани сразу поднимутся в цене.

Что касается специй, то дело это прибыльное и таким останется. Продолжай вкладывать деньги в корабли, что ходят в Индию, здесь замедления не будет.»

Никита Григорьевич отложил письмо и углубился в вычисления. Подведя итог, он повертел в руках пачку бумаг и задумался. Можно, конечно, отправить в Орешек гонца, но крепость наверняка кишит людьми царя Ивана, и всяко прежде нужно поговорить с боярином Вельяминовым наедине.

— Лодья моя готова?

— С утра еще, Никита Григорьевич. С кормщиком говорить будете?

— Нет, заплати ему, и пусть домой идет. Сам поведу. — Судаков поднялся и, заперев ларец, убрал его.

— По Ладоге? — слуга замялся. — Тяжело вам будет одному-то.

— Не в первый раз. Да не бойся ты, лето на дворе, штормить не будет».

Слуга только вздохнул — спорить с Никитой Судаковым, коли он что порешил, было бесполезно Весь Новгород об этом знал.

Когда прочли молитву после трапезы и дети, убрав со стола, попросили разрешения уйти, за столом у Клюге остались только Джеймс и Феодосия. Степана Мартин увел в библиотеку, чтобы обсудить предстоящий переезд в Лондон.

В массивном серебряном подсвечнике трепетали огни свечей, и в их сиянии рубиновое испанское вино в бокалах казалось еще ярче. Феодосия по старой привычке намотала на палец выбившуюся прядь. Она уложила волосы на городской манер и не устояв, купила в дорогой лавке, у знакомца Клюге, серебряную сетку, украшенную мелким жемчугом — вместо простого льняного чепца.