Муж ласково повернул ее к себе и задумчиво проговорил, медленно расшнуровывая корсет:

«А вот и нет, мадемуазель Полина. Я нарочно оставлю кое-что на потом, слаще будет».

— Что? — поинтересовалась Полли, обнимая его.

— Потерпи до Парижа, увидишь — рука Фрэнсиса скользнула вверх, под юбки, и он удивленно сказал: «Там тоже тепло. Даже жарко».

Полли потянулась его поцеловать, и вдруг рассмеялась: «То-то твои сослуживцы в курии удивятся, ты же мне говорил, что считаешься там сухарем и педантом, а тут такая романтическая история — влюбился с первого взгляда в девушку, которую встретил в Париже».

— На то и Париж, — рассудительно ответил Фрэнсис. «Как педант, могу тебе заметить, что вон там, у постели, стоит бутылка бургундского вина, от дяди Матье. Я не понимаю, — почему мы до сих пор ее не открыли».

— Ну, вот и открой, — томно сказала Полли, чувствуя его умелые пальцы, прикусывая губу, сдерживаясь.

Фрэнсис подхватил ее на руки, и увидел едва прикрытую кружевами, высокую грудь, что виделась из-под сбившегося корсета.

— Открою, — пообещал он, проводя губами по ее горячей, гладкой коже. «И кое-что другое тоже открою».

Полли встряхнула головой, и темные, волнистые волосы упали ему на руки. «Вот так и лежи, — велел муж, опуская ее на кровать. Она сбросила атласные туфли, и подняла юбки вверх — туда, где на смуглой коже бедра виднелся край шелкового, подвязанного золоченой лентой из кружева, чулка.

Фрэнсис выбил пробку, ударив по дну бутылки, и спросил: «Вот эта лента, — она легко развязывается?»

— А ты проверь, — медленно, откидываясь на подушки, разводя ноги в стороны, посоветовала жена. Он отпил вина, и, передав Полли бутылку, устраиваясь на кровати, заметил: «Руками каждый дурак сможет, я хочу по-другому попробовать». Чулки медленно поползли вниз, и Полли, ощущая его губы, прижала его голову к себе, прошептав: «Когда захочешь пить, — вино у меня».

— Да мне и тут сладко, — смеясь, отозвался Фрэнсис, укладывая ее обратно.

— Ты выпей, — ласково сказал Роберт, наливая жене вино. Она поерзала у него на коленях, — мужчина велел себе потерпеть, — и грустно сказала, принимая бокал: «Мне нравится целоваться, а дальше я боюсь».

— Можно просто целоваться, — Роберт погладил ее по теплым, мягким волосам. «Правда, любовь моя, я никуда не тороплюсь. Главное — чтобы тебе было хорошо».

Мэри подперла кулачком острый подбородок и озабоченно заметила: «Даже когда я в Грейт-Ярмуте в шторм попала, одна, на боте, мне так страшно не было. И когда на волков там, на севере, охотились, — тоже не страшно. А сейчас — боюсь».

— Приедем в Копенгаген, — Роберт поцеловал прикрытое лазоревым шелком плечо, — надо будет отправиться в Швецию, там близко, на медведей пойти. Тебе понравится. А чего ты боишься?

— Ну, — Мэри покраснела, — вдруг я, что не так сделаю, и тебе не понравится.

— Что ты можешь сделать не так? — муж обнял ее, и девушка, почувствовав его сильные, уверенные руки, тихо вздохнула. «Ты моя любовь, — серьезно сказал Роберт, глядя в синие, как летнее небо, глаза. «С первого взгляда, как я тебя там, у нашего общего знакомого увидел, и на всю жизнь, навсегда. Я тоже боялся, кстати, — он вдруг рассмеялся, и Мэри подумала: «Какой он красивый, когда улыбается, так бы всегда на него и смотрела».

— А ты-то чего? — удивленно спросила она.

— Ну, — Роберт налил им еще вина, — я не такой уж красавец, вернее, совсем не красавец, земли у меня есть, конечно, но им грош цена — одни болота, я тебя старше и вообще, — не самый приятный человек на земле, учитывая то, чем я почти пятнадцать лет занимался. Ну, и я думал, — там, в тюрьме, там много времени было, — она ведь мне откажет, зачем я ей?

Мэри поцеловала его в щеку и сказала: «Все это ерунда, мой милый сэр Роберт. Я тоже в таверне все на тебя смотрела, глаз отвести не могла».

— А потом я вспомнил, — Роберт устроил ее удобнее, — я ведь ее грудь уже видел, — он чуть улыбнулся. Ну и решил — если есть возможность еще раз на такое посмотреть, то отказываться нельзя.

Мэри покраснела и тихо проговорила: «Да там смотреть не на что».

— Можно, я сам решу? — смешливо попросил Роберт. «Я о ней почти три года думал.

Пожалуйста… — он нежно погладил ее шею, с маленьким золотым крестиком.

Мужчина ласково, медленно стал снимать с нее корсет. Мэри вздохнула, и, глядя вниз, грустно заметила: «Ничего-то там не выросло».

Он припал губами к прикрытому кружевом розовому соску, и шепнул: «И не надо, потому что все равно — красивей тебя никого на свете нет».

— Я бы все-таки разделась, — Полли, тяжело дыша, цеплялась за столбик кровати, в одном расшнурованном корсете. Фрэнсис, все еще стоя на коленях, усмехнулся: «А мне так нравится, дорогая жена, но, раз уж ты настаиваешь, — раздался треск шелка, и Полли грустно сказала: «Вот, теперь и с утра не во что будет одеться, хорошо еще, что сундуки мои тут в кладовой».

— А кто сказал, что ты с утра будешь одеваться? — Фрэнсис уложил ее на край кровати и, продолжая стоять на коленях, оторвавшись от ее тела, спросил: «Ну, что, еще? Потому что я долго могу этим заниматься, я не устал».

— А как же я? — приподнялась Полли. «Я ведь тоже могу…»

— Нет, — покачал головой муж. «Пока ты ничего делать не будешь, милая моя графиня Ноттингем». Он вдруг рассмеялся: «Хотя, если ты меня поцелуешь, я буду рад». Полли приподнялась, приникнув к его губам, и ахнула: «Ой!»

— Не «ой», — наставительно заметил муж, поднимая ее на руки, — а то, с чем я хочу познакомить тебя поближе. Вот прямо сейчас».

— Очень жду, — сквозь зубы, лаская его, положив голову ему на плечо, ответила Полли.

— Я очень-очень, осторожно, — пообещал Роберт. «И как только тебе станет больно, сразу скажи, немедленно». Мэри кивнула, и муж, увидев испуг в лазоревых глазах, спокойно, нежно, глубоко поцеловал ее. «Все будет хорошо, любовь моя, — пообещал он.

— Вот так мне нравится, — тихо застонала Мэри, почувствовав его пальцы. «Можно еще?».

— И не только рукой, — Роберт скользнул вниз, и вдруг, с удивлением, увидел, как она мотает льняными, растрепанными волосами по подушке. «Так хорошо? — спросил он тихо. «Очень, — низким, незнакомым голосом ответила жена. «Еще, еще, пожалуйста!».

Он почувствовал губами сладкое, влажное и Мэри, вдруг, потянувшись, обняв его, шепнула:

«Я так тебя люблю!» А потом был только ее быстрый, тихий стон, и все вокруг исчезло — она была в его руках, и все стало так, как надо.

— Как хорошо, — плача, уткнув лицо ему в плечо, сказала потом жена. «Господи, как хорошо, я и не знала, Роберт, какая я была дура, что боялась…

— Ты мое счастье, — сказал сэр Роберт, так и не отпуская ее, прижимая к себе, целуя маленькую, нежную, сильную руку. «А теперь спи, потому что ты устала и волновалась. Спи, я тут, я рядом, и теперь всегда так будет».

Мэри вытерла лицо краем простыни и, зевнув, улыбаясь, спросила: «Когда проснемся, нам же необязательно сразу вставать?».

— Нам необязательно вставать все эти два дня, — рассмеялся Роберт, устраивая ее на себе, подтыкая меховое одеяло. «Я и не собираюсь, в общем-то».

Жена заснула, разметав светлые волосы, чуть посапывая, а он все гладил ее по голове, пока и сам и не задремал, — так и обнимая ее тонкие, стройные плечи.

Полли повернула голову и рассмеялась: «Сейчас кровать сломается».

Фрэнсис, наклонившись, прижался к ее губам и ответил: «Починю перед отъездом, не беспокойся». Она выгнула спину, и, протянув смуглую руку, найдя подушку, уткнулась в нее лицом. «Еще!», — сквозь зубы, властно, велела она. «Еще хочу!».

— Ты же собиралась что-то сделать? — спросил муж. «Вот сейчас самое время».

Полли быстро высвободилась, и вытянувшись на спине, привлекла его к себе. Он посмотрел сверху на раскрытые, полные, цвета граната губы, и еще успел подумать: «Господи, спасибо тебе».

Они оба тяжело дышали, и, наконец, Фрэнсис, потянувшись за почти пустой бутылкой вина, велел: «Допиваем, и спать. Долго, до обеда, потом просыпаемся, и начинаем с того, чем сейчас закончили».