Степан зевнул, и осторожно, поцеловав спящую у него на плече жену, поднялся. Эстер пробормотала что-то, и, перевернувшись на бок, уткнула коротко стриженую, кудрявую голову в сгиб смуглой руки. Он не выдержал и еще раз поцеловал пахнущую апельсином шею — сзади.

Дитя увидело взрослого, и, заулыбавшись, протянуло к нему ручки. Он был очень большой, теплый, и пахло от него как раз одновременно — свежим и щекочущим нос.

Ворон оглянулся на спящую жену и сказал, почти шепотом: «А кто моя девочка? Кто моя красавица? Ну, иди сюда!».

Он аккуратно взял Мирьям из колыбели и, нежно устроив ее на руках, посмотрел в хитрые, карие, обрамленные длинными, черными ресницами глаза. Она была вся толстенькая, беленькая, с темными, вьющимися волосами, и пахло от нее — молоком и счастьем.

Дочь уцепилась обеими руками за короткую, с легкой сединой бороду отца и дернула — сильно. «Ну, не шали, — пожурил ее Степан и поднес к открытым ставням. «Видишь, — сказал он, весна, море, какое тихое. Красиво, да?».

Девочка вдохнула прохладный, соленый ветерок с юга и опять улыбнулась. Степан, чуть покачивая ее на руках, посмотрел на еще сероватое, утреннее, спокойное море, и вспомнил, как они шли с Уолтером по берегу залива на Санта-Ане.

— Ну, поздравляю, — Степан похлопал своего бывшего первого помощника по плечу, — теперь и ты у нас стал рыцарем. Сначала я, потом Фрэнсис, а сейчас и до тебя очередь дошла. Но ты не думай, поживешь, дома пару лет, в парламенте посидишь — а потом опять сюда потянет, Уолтер.

— Если бы не ты, Ворон, — Рэли наклонился, и запустил в море плоский камешек, — вряд ли я был жив сейчас, а что уж там про титул говорить. А ты ведь совсем молодым его получил?

— Тридцати лет, — хмыкнул Степан. «Совсем юнцом».

— Может, и ты в Англию? — испытующе посмотрел на него Рэли. «Раз уж ты ушел в отставку.

И в парламент тебя выберут, народ тебя знает, вон — в любую таверну зайди, песни поют о Вороне».

Степан рассмеялся и тоже запустил камешек. «Дальше, чем ты, — он поднял бровь. «Ну, какой из меня член парламента, дорогой мистер Рэли, я там в первый же день за шпагой потянусь, или кулаком все буду решать. Да и к тому же, не хочу я, чтобы мою жену за ее же спиной шлюхой называли».

— Да, — Рэли подумал. «А если я тебе сделаю предложение, от которого ты не сможешь отказаться?».

— И я не отказался, — Степан пощекотал дочь. «Да, вот так, Мирьям — а ты думала, почему тут вокруг океан? Ты же ведь и суши никогда не видела, девчурка моя, вот уж кто истинный моряк — на корабле родилась, прямо тут, в этой каюте».

Тогда, в октябре прошлого года, он сказал Рэли: «Хорошо. Но я не хочу нанимать всякую шваль в Порт-Рояле — собери тех, кто сейчас здесь, в море, пусть спросят на кораблях — кто хочет со мной пойти? Дело долгое, может быть опасным, а много народа мне не надо — человек пятнадцать, не более, да на барк больше и не поместится».

Уолтер посмотрел на спокойно покачивающуюся у причала «Звезду» и осторожно спросил:

«Ты уверен, Стивен? Может быть, лучше все-таки взять большой корабль?».

— Такой барк я буду ждать полгода, пока его приведут сюда из Плимута, — ядовито ответил Ворон. «К тому времени в тех краях может появиться, кто угодно — голландцы, испанцы, португальцы. А я хочу, чтобы новый континент был английским владением. Думаю, Ее Величество тоже».

— И к тому же, — добавил Степан, — я знаю, как «Звезда» ведет себя на воде. Она очень быстроходная, а днище я укреплю, не бойся.

— Ты же понимаешь, — усмехнулся Рэли, — что люди будут драться за честь пойти с тобой в экспедицию, Ворон?

— Значит, возьму лучших людей, — ответил ему Степан и взглянул на дом. «О, Эстер рукой машет. Обед готов, давай подниматься. Ты такой рыбы, как она делает, нигде не попробуешь».

Через два дня Эстер зашла к нему в кабинет, — Степан даже не успел свернуть карту окрестностей пролива Всех Святых, и сделал вид, что она просто так лежит на столе.

— Куда? — ехидно спросила жена, глядя на него снизу вверх.

— Неподалеку, — хмуро ответил Ворон, пытаясь посадить ее на колени. «И ненадолго».

— Не мне ли краем уха послышалось имя «Гийом», когда я убирала со стола, а вы уже курили свои трубки у камина? — не давшись ему, спросила Эстер. «Потому что я знаю только одного Гийома, и знаю, о чем он писал в своем дневнике — ты мне сам рассказывал, Ворон».

— Ты запомнила? — удивился он.

— Хороша бы я была жена, если бы не запоминала то, что мне говорит муж, — сварливо ответила девушка. «Ледяной Континент открыть хочешь?».

— Если получится, — вздохнув, ответил Степан.

— Ну, правильно, — жена вдруг улыбнулась, — ты же из тех, кто всегда идет дальше, чем другие, Ворон».

Он даже покраснел.

— А ведь я не хотел твою маму брать сюда, — пожаловался Степан дочери. «Но не нашелся еще тот человек, чтобы ее переупрямил, красавица моя. Ты, как вырастешь, такая же будешь, да? — он поцеловал девочку в теплый лобик, и та сказала «У!».

— Угу, — Степан потерся носом о щечку девочки.

— Что ж ты раньше не говорила? — он погладил по животу жену, что сидела у него на коленях, и слушала про зимние ветра в проливе Всех Святых. «Шестой месяц уже, а ты молчишь. А я и не замечаю».

— Ну, — Эстер замялась, — ты же знаешь, что у меня раньше было. Я боялась — вдруг что случится.

— Ничего не случится, — твердо, уверенно ответил ей муж и зарылся в ее мягкие кудри. «Все будет хорошо, любовь моя».

— Надо будет волосы остричь, — небрежно сказала жена, — ну, перед экспедицией.

— Даже и не думай, — Степан похолодел.

Конечно, Эстер была на борту, когда «Звезда» отплыла от Санта-Аны — со своими инструментами, за которыми она ездила в Порт-Рояль, со снадобьями и травами, аккуратно разложенными по рундукам, что стояли в лазарете.

— А что, — рассудительно сказала она тем вечером, уже в постели, — оставлять меня тут нельзя, приедет акушерка из Порт-Рояля, и сразу слухи пойдут, а если отправлять в Англию — тоже опасно, мало ли, на испанцев нарвемся. Так что у тебя нет другого выхода, Ворон.

— А как же? — он обнял жену и сомкнул руки у нее на животе.

— Я в Лиме два десятка родов приняла, — рассмеялась она. «Ты справишься, Ворон».

Он и вправду справился — где-то в открытом море, когда «Звезда» миновала Рио-де-Жанейро.

— И вовсе было нетрудно, — сказал он дочке. «Я и в следующем году могу это повторить».

— У! — ответила Мирьям, все еще глядя на море.

— Братика хочешь, или сестричку? — поинтересовался Ворон.

— Сначала пусть эта поест, — раздался сонный голос Эстер. «Неси сюда нашу обжору».

Он пристроился рядом с женой, благоговейно наблюдая за тем, как сосет дочь. Эстер внезапно потянулась и поцеловала его в губы — долго и глубоко.

— Мне вахту стоять сейчас, — сердито проговорил Степан.

— Ну, вот отстоишь, и приходи, — жена прижалась щекой к его плечу. «Это так, обещание на будущее, Ворон».

— А ну, еще раз пообещай, — попросил он и прислушался — кто-то сбегал вниз по трапу.

— Капитан, — раздался из-за двери голос первого помощника, мистера Фарли, который ходил с Фрэнсисом Дрейком в кругосветку. «Парус по левому борту».

— Иду, — он быстро натянул рубашку, взял шпагу, и поцеловал своих девочек, — большую, и маленькую, — Скоро буду», — сказал Ворон и вышел, коснувшись на ходу прибитой к двери, на удачу, подковы.

Он дрейфует, — сказал Степан, вглядываясь в корабль. «И вообще, — не нравится мне, как он выглядит. Мистер Фарли, — обернулся Ворон к помощнику, — прибавьте парусов и пусть готовят абордажные крюки».

— Капитан, — тихо сказал Фарли, — уж больно на призрак похож. Может, ну его, не стоит, пусть плывет, куда глаза глядят?

— Ну что за суеверия, мистер Фарли, — поморщился Ворон. «К тому же, — он прищурился, — это испанец, посмотрите на штандарты».

Красно-желтый, потрепанный, выцветший флаг, свисавший на корме, едва колыхался под легким ветерком.

«Святой Фома», — Ворон прочел почти неразличимые буквы и процедил сквозь зубы: