— У нас возникли, — таможенник помедлил, — затруднения, Ворон. Вот, святой отец вам все расскажет.

— Вы кто? — коротко спросил капитан, остановившись перед Джованни.

— Я — Испанец, — так же кратко сказал тот, глядя в красивое, жесткое лицо Ворона.

Единственный глаз — небесной лазури, — холодно посмотрел на него. Куэрво чуть усмехнулся тонкими губами и протянул Джованни руку: «В Панаме я вас не смог поблагодарить лично, — пришлось быстро отплывать, — ну так сделаю это сейчас. Вы смелый человек, Испанец».

Джованни пожал плечами. «Иначе не было бы смысла во все это ввязываться».

— Верно, — согласился Ворон, и, обернувшись к шлюпкам, крикнул: «Все в порядке, швартуемся».

Солонина шипела на треноге, поставленной прямо в костер.

— Надеюсь, вы не против корабельных припасов, — сказал капитан, — мы тут ненадолго, не хотелось бы тратить заряды на охоту, а рыбачить — времени нет. Что у нас с караванами? — он отхлебнул из фляги и передал ее Джованни. «Из сахарного тростника, гонят на плантациях, — объяснил Ворон. «Не пожалеете».

Священник выпил обжигающей жидкости и вытащил карту. «Вот, — указал он, — тут будет лучше всего. Место тихое, скалы высокие — вас и не увидят. И отсюда недалеко, мили три».

— Хорошо, — Ворон задумался. «Сколько там, в охране, вы говорите, пять десятков солдат? У меня, конечно, меньше тут людей, но, — капитан улыбнулся, — нам не впервой, справимся. Дон Мартин, что там с кораблями в порту? Они уже готовы отправляться в Панаму?».

— Как раз к середине следующей недели будут загружены, — сказал таможенник.

— Ну и отлично, — Ворон хищно, быстро улыбнулся и Джованни вдруг подумал: «Не хотел бы я иметь его своим врагом. Впрочем, что это я — он, наверное, меня проткнет шпагой, как только я назову ему свое имя».

— Значит, — продолжил капитан, — заканчиваем дело здесь, перегружаем серебро на «Святую Марию» и перехватываем эти два корабля. Все просто.

— Дон Мартин поговорил с индейцами, — Джованни отпил еще из фляги и улыбнулся, показав на свою сутану. «Я, как вы сами понимаете, не мог. Теми, что тут неподалеку живут, в горах.

Они готовы нам помочь — их насильно обращают в католичество, разоряют дома, грабят — испанцев они терпеть не могут, что нам и на руку. Они хорошие стрелки, меткие».

— Прекрасно, — обрадовался Ворон. «Так, вот вам ножи — все изжарилось. Уж простите, тарелок у нас не заведено».

— Вы не против индейцев? — Джованни прожевал солонину и внезапно понял, как он проголодался.

— Берите еще, — одобрительно сказал Ворон. «А с какой стати я буду против индейцев? — удивился он. «Сказано же в Писании: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божьему сотворил его». Про индейцев, арабов или англичан там ничего не сказано. Даже про испанцев ничего нет, — Ворон шутливо подтолкнул дона Мартина и оба рассмеялись.

— Так какие у нас затруднения, джентльмены? — Ворон поднял бровь.

— Человек, который работал в Лиме, оказался предателем, — тихо ответил Джованни.

«Поэтому дон Мартин не сможет вернуться в Кальяо. О Панаме этот Мендес тоже рассказал, сведения туда будут отправлены с кораблями, что сейчас стоят в порту».

— Ну, до Панамы они не дойдут, — Ворон чуть помедлил. «До нее никто не доберется, я пленных не беру и в живых никого не оставляю».

— Кроме баб! — крикнули от соседнего костра, где сидели матросы.

— За что вы мне должны быть благодарны! — смешливо повернулся к ним Ворон.

— А что вы делаете с женщинами? — тихо спросил Джованни.

— Отдаю команде, а потом выбрасываю в море, — безразлично ответил капитан. «Нет смысла возиться с выкупом — это рискованно и приносит гроши. Этого Мендеса, кажется, дон Диего зовут? — повернулся Ворон к таможеннику.

— Да, — ответил тот.

— Старый знакомец, он мне еще в Плимуте не понравился, — хмыкнул капитан. «Ну что ж, все понятно, я сообщу кому надо, и с его семьей разберутся. Жаль, конечно, что мне не удастся его лично пристрелить — дон Мартин десять лет в Кальяо провел, а этот мерзавец за один день все разрушил».

— Капитан, — тихо сказал таможенник, — но ведь все это время его жена работала, и прекрасно работала. Не надо трогать его семью, они же не виноваты.

Ворон сжал губы и посмотрел на сияющую гладь океана. «Ладно, — пробормотал он, — пусть живут дальше. А что с его женой?»

— Вот об этом, — спокойно сказал Джованни, — я и хотел с вами поговорить.

Выслушав его, Ворон помедлил, и проговорил: «Нет».

— Как — нет? — Джованни почувствовал, что злится. «Ее же сожгут!».

— Ну и пусть жгут, — Ворон посмотрел на него, — прямо и твердо. «У меня тут три десятка человек, больше я на берег не могу высадить — кто-то должен остаться на кораблях. Я сюда за серебром пришел, Испанец, серебром для моей страны, а не затем, чтобы спасать кого-нибудь, будь у нее хоть золото между ногами!».

— А ну прекратите! — жестко велел Джованни.

— А вы мне не указывайте! — Ворон поднялся и положил руку на шпагу.

— Я без оружия, капитан, — усмехнулся Джованни. Они стояли друг против друга — Джованни чуть повыше, Ворон — чуть шире в плечах. Люди вокруг затихли, и слышно было только, как шуршит вода, набегая на берег.

— Зачем тогда все это? — Джованни указал на океан. «Раз уж вы так любите Писание, капитан, то должны помнить, что еще сказал Господь, создавая мир:

— И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею. Если не будет людей, — священник помедлил, — зачем тогда ваше серебро?

Зачем тогда все это нужно?

— И не проповедуйте, — тихо ответил Ворон. «Мне отсюда на юг идти, в пролив Всех Святых, там зима на носу, мне каждая пара рук дорога. Я сказал — нет. Спасайте ее сами, если хотите, этого я вам запретить не могу. Все, — он повернулся и пошел по мелководью вдаль, туда, где волны бились о черные, блестящие, поросшие водорослями камни.

Ворон остановился, посмотрел на бескрайний, мощный океан, и вдруг вспомнил ледяную воду Чудского озера, — серую, прозрачную, как глаза Никиты Судакова.

«Господи, что же я делаю, — вдруг подумал он, — я ведь Никите Григорьевичу был чужой. И Петька, упокой Господи душу его — тоже. Он же меня спас, меня и брата — просто так, потому, что он был человек. Если б не он, не Вельяминовы — не было меня бы сейчас. И в Писании сказано: «Не стой над кровью брата своего. Ну, или сестры, — Ворон вдруг усмехнулся, и, круто развернувшись, пошел обратно к кострам.

«Прав этот Испанец, — думал он, ощущая на лице соленый, слабый ветер, — зачем тогда все?

Ладно, — Ворон вдруг улыбнулся своим мыслям, — справимся. Святого отца вмешивать не будем, ему тут работать, все сделаем сами».

— Вот что, — сказал капитан, подойдя к Джованни, и отбирая у него флягу, — уважаемый, вы сядьте, и расскажите все спокойно. Я по вашему лицу вижу — что-то придумали»

— Я и сам могу, — упрямо ответил ди Амальфи, но опустился на берег.

— Еще чего не хватало, — буркнул Ворон, — вы, небось, и шпаги в руках никогда не держали.

— Я не всегда был священником, — нарочито вежливо ответил Джованни, — и ядовито добавил, — уважаемый.

— Все равно, — Ворон потер покрытый темной щетиной подбородок, и усмехнулся. «Ладно, я вызову с кораблей еще десяток человек».

— У нас еще есть индейцы, — добавил дон Мартин.

— Им тут жить, беднягам, — вздохнул Ворон, — видел, я, как в Мексике это делают. Женщин с детьми угоняют, а мужчин собирают в какой-нибудь сарай, и разжигают костер. Во имя Божье, — он хотел было выругаться, но сдержался.

— И потом, с порохом они обращаться не умеют, а что такое лук против мушкета? Но ничего, — Ворон вдруг рассмеялся, — мы устроим Лиме такое, что о нас тут будут внукам рассказывать.

А где это, Испанец, — обратился он к Джованни, — вы собираетесь жечь бедную донью Эстеллу?

— Вы ее знаете? — удивился ди Амальфи?