— Остановитесь! — завизжал Сандерс, но было поздно — за Иоганном последовала тонкая струйка людей.

— Синьор Корвино, ну сделайте что-нибудь! — повернулся к нему нунций. «Заплатите им!»

— Чем, святой отец? — Петя развел руками. «Какие мне деньги отпустили в Риме, — я все раздал, как и велено было. Вот моя расписка, с печатью, вот ведомость — он протянул Сандерсу связку бумаг, — а более у меня денег нет.

— Но вы, же можете, — Сандерс чуть не плакал, — нас ссудить? Мы вернем…

— Я на вас и так бесплатно работаю, святой отец, — злым шепотом сказал Петя, — а вкладывать деньги в сомнительные предприятия я не намерен. Тем более, что у меня сейчас все в обороте».

— Мы вам вернем землей! — пообещал Сандерс. «Имение в Ирландии…»

— Лучше одна птица в руках, чем две — в небе, — пожал плечами Петя и ушел в свой шатер.

— Десять золотых флоринов — сейчас, пятьдесят — в месяц, и процент с добычи! — раздался снаружи голос одного из капитанов португальского войска.

— А с бабами там как? — поинтересовались у него.

— Да уж получше, чем в этой вшивой Ирландии, — ответил португалец. «Мавританки там красивые, горячие, пальчики оближете!»

— Записывай нас! — велел ему кто-то из наемников Бонкомпаньи.

— Как хорошо, что ты приехал, — нежно сказала Констанца, сидя за ужином напротив мужа.

«Приятно, что ты обо мне думаешь». Она потянулась к серебряному блюду. «Его Святейшество прислал нам свежей земляники, хочешь? Так мило с его стороны».

— У меня с ним аудиенция завтра с утра, — спокойно сказал Джакомо, — я его поблагодарю». Он положил в рот ягоду: «Очень ароматные, сразу видно — прямо с гор».

— Тогда, если ты позволишь, я навещу кузину Бьянку, та, что сломала ногу, упав с лошади, помнишь? — Констанца чуть вздохнула. «Она все еще лежит, бедняжечка».

— Ну конечно, — улыбнулся Бонкомпаньи, — передавай ей пожелания скорейшего выздоровления от меня. Отнеси ей ягод, — он кивнул на стол, — пусть порадуется.

— Ты такой добрый! — восхищенно сказала Констанца и добавила, понизив голос: «Пойду в опочивальню, приходи побыстрее, хорошо?»

— Конечно, любовь моя, — так же тихо ответил ей муж. «Я сейчас поднимусь».

— Сколько осталось? — Петя взглянул на Сандерса, и ему даже стало жалко папского нунция — такое растерянное лицо было у священника.

— Едва ли сотня, — вздохнул тот, глядя на полупустой лагерь.

— Н-да, — ворчливо отозвался Корвино, — знал бы я, что к чему, — не выдавал бы этой швали деньги.

— И откуда у него золото? — вдруг спросил Сандерс, глядя на португальские корабли. «Филипп же отказался его финансировать, сказал, что его племянник идет на верную гибель. Вместо этого испанский король помог нам, а видите, что получилось…, - священник обвел рукой тихие ряды палаток.

— Ну, ничего, — бодро сказал Петя, — сейчас приедет сэр Томас, солдаты его любят, пойдут за ним куда угодно. И с меньшим количеством людей воевали. Ничего, святой отец.

— Синьор Корвино, а вы же, как я слышал, англичанин? — Сандерс вдруг перешел на английский.

— Я очень, давно не был в Лондоне, лет десять, — спокойно ответил Петя. «Сами знаете, католиков там не очень привечают».

— А вы бы не хотели вернуться? — зорко глянул на него папский нунций. «Нам нужны в Англии надежные агенты».

— А мне нужна моя голова, — Петя помолчал. «Тем более, осенью меня ждет дон Хуан, в Нижних Землях. Да и потом, — он вдруг усмехнулся, — торговля-то у меня все на континенте, здесь, в Италии, в Париже, во Фландрии, я с англичанами дел не имею».

— Жаль, — огорченно сказал Сандерс. «Дела много, а людей, — достойных людей, — мало».

Джакомо Бонкомпаньи прошел через утренний, шумный рынок на Пьяцца Навона и свернул в узкую улицу за палаццо Торрес. «Вот здесь», — сказал он себе, глядя на неприметный, низенький дом.

— Дверь надо вскрыть тихо, — обернулся он к своим охранникам. «Сможете?»

Те только улыбнулись. «Зря, что ли, я за воровство сидел, патрон», — пробормотал один из них, обнажив гнилые, редкие зубы.

Джакомо осторожно, будто кошка, поднялся по узкой, грязноватой лестнице, и приник ухом к двери.

— А это твой муж делает? — раздался из-за нее знакомый голос.

— Да он о таком и не слышал, — звонко рассмеялась Констанца и тут же застонала: «Да, да, еще, Томас, еще!»

Бонкомпаньи высадил ударом ноги хлипкую дверь.

— Не слышал, — согласился он, глядя на обнаженную жену, что стояла на четвереньках на кровати. «Зато слышал кое-что другое». Он поднял пистолет, и выстрелил.

Стакли схватился за раненое плечо, и, потянувшись за шпагой, вдруг широко улыбнулся:

«Не дурак я, чтобы из-за бабы погибать. Прощай, любезная!», — он шлепнул Констанцу пониже спины, схватил свою одежду, и — не успел Джакомо опомниться, — выпрыгнул в окно, что выходило на улицу.

— Томас! — отчаянно крикнула женщина, но было поздно, — Джакомо, высунувшись в окно, увидел, как Стакли, хромая, одеваясь на ходу, бежит к Пьяцца Навона.

— Ну, ничего, я тебя догоню, — усмехнулся Бонкомпаньи и повернулся к жене. В голубых глазах заплескался ужас.

— Он меня изнасиловал, — вдруг сказала жена, поднимаясь. «Я шла к Бьянке, он меня сюда обманом заманил». Она разрыдалась и указала на стол: «Вон, я даже ягоды ей несла, как ты и просил».

Джакомо посмотрел на корзинку с земляникой и опустил пистолет. «Каждый верит в то, во что он хочет верить», — горько сказал себе Бонкомпаньи. «Ну не могу я ее убить, не могу».

— Я понимаю, — сказала жена, глотая слезы, — после такого ты не сможешь со мной жить. Она потянулась за платьем: «Я попрошу Его Святейшество аннулировать наш брак, и уйду в монастырь».

— Ну что ты, — испуганно сказал Джакомо, останавливая ее, — не надо, милая. Это же не твоя вина. Ну, иди сюда, бедненькая моя, — он привлек ее к себе и стал целовать. «Все будет хорошо, я его убью, не волнуйся».

— Спасибо, — всхлипнула Констанца и прижалась к мужу. «Ты такой смелый, Джакомо».

Он только вздохнул, обнимая жену.

— Сэр Томас, вы ранены! — озабоченно сказал Петя, помогая капитану спешиться. «Надо перевязать».

— Ерунда, царапина, — отмахнулся тот. «Чьи это корабли?» — указал он на паруса, белеющие над рейдом.

— Короля Себастьяна, — ответил Сандерс. «Сэр Томас, у нас затруднения…».

— Потом, — отмахнулся Стакли и закричал: «Ребята, ну зачем вам эта вонючая Ирландия! Там ни золота, ни женщин! Поехали бить неверных, у них богатства побольше будет».

— Что он делает? — побледнел Сандерс. «Остановите его!».

— Я здесь при чем? — пожал плечами Петя, рассматривая свои отполированные ногти. «Я финансист, а не военный. Вы, впрочем, тоже, святой отец».

Толпа наемников ушла вслед за Стакли в порт.

— Какой позор! — застонал священник. «Что я скажу Его Святейшеству и королю Филиппу?».

— Если Гроб Господень освободят, — резонно заметил Петя, — вам ничего уже не надо будет говорить. Победителей, как известно, не судят.

— Да они сдохнут там, в песках, — взорвался Сандерс и вгляделся в дорогу: «Это еще что такое?»

— Я рыбу привез, сушеную, как заказывали, — торговец спрыгнул с телеги.

Сандерс, развернувшись, молча, пошел к своей карете.

— Ты вот что, любезный, — сказал, усмехнувшись, Петя, — видишь вон те корабли? Тебе туда.

Только поворачивайся, а то они уже якоря поднимают.

Петя складывал свои вещи, когда к нему в шатер, откинув полог, зашел сын понтифика.

— Где Стакли? Где этот мерзавец? — не здороваясь, спросил Джакомо.

— Поплыл освобождать Гроб Господень, — равнодушно ответил Петя, приводя в порядок бумаги. «Уже, должно быть, миль за десять от берега сейчас».

— Проклятье! — застонал Бонкомпаньи. «А где все наемники?».

— Туда же отправились, — Петя хмыкнул. «Впрочем, если пройдете по лагерю, то десятка два наберете, — тех, что были мертвецки пьяны последние пару дней».

Джакомо, сочно выругавшись, резко повернулся и вышел.

В лагере было тихо — только из некоторых палаток раздавался громкий храп. Он, наклонившись, заглянул в одну из таких — пахнуло водкой и немытыми телами.