— Que se espalhe e se cante no universo,
Se tão sublime preço cabe em verso.
— Вы знаете португальский? — удивился Себастьян.
— К стыду своему — нет, я испанский-то знаю не очень свободно, — ответил Воронцов, — но истинная поэзия понятна без перевода.
— Камоэнс — гений, — вдруг, серьезно, вмешался Филипп. — Как Гомер или Вергилий. Мне очень жаль, что по-испански сейчас так никто не пишет. Я тут перевел на досуге несколько строф, послушайте.
Красивый голос короля устремлялся ввысь, под своды огромного зала:
И дайте слог мне пламенный и звучный,
Чтоб стих звенел не как свирель лесная —
Чтоб с подвигами был он неразлучен,
Как трубный глас, ко всем сердцам взывая.
Пусть, не в пример сказаниям докучным,
Прошедших дней деянья воскрешая,
Он донесет до всех концов вселенной
Сиянье славы вечной и нетленной.
— А я и не знал, что вы умеете плакать, сеньор Корнель, — посмотрев на него, сказал король.
— Только от благоговения перед такой красотой, Ваше Величество, — ответил Петя и тихо повторил: «Сиянье славы вечной и нетленной».
Белые флаги Себастьяна повисли в томном ночном воздухе. Петя посмотрел на герб с короной и семью замками на щите, и, расплатившись с лодочником, поднялся по сброшенному трапу на палубу.
— В Кадисе никого не было, — зло сказал Себастьян, разливая по стаканам соломенное, с зеленоватым отливом вино. «Пейте, это наше, — он кивнул куда-то на запад, — называется виньо верде. Его молодым пьют, этому еще года нет».
Вино было веселым, пьянящим и оставляло на языке вкус счастья. Петя опустошил бокал и взглянул в смертельно усталые глаза короля.
— Сколько у вас тут народу? — внезапно спросил он.
— Все, кто согласен воевать без денег, — ядовито ответил Себастьян. «Португальское дворянство, — он вздохнул. «У меня в стране не так много людей, как у моего дяди. Или золота, — добавил он.
— А Индии? — Петя налил себе еще. «Они же должны приносить неплохой доход».
— Да, вы же сами с моих островов специи возите, — Себастьян поднялся и походил по каюте.
Петя сразу же встал.
— Да сидите вы, — поморщился король, — к чему все это? Понимаете, Педро, доходы — большие, но и расходы — тоже. Туда точно никто без денег не поедет — дураков нет гробить здоровье и рисковать жизнью за бесплатно.
— И потом, — он помолчал, — в отличие от Филиппа, у меня не так уж много заморских земель. У него вон — весь Новый Свет под рукой».
— Наймите еще людей, — спокойно сказал Петя. «Вон, на берегу, в Чивитавеккья, целый лагерь солдат — ждут отплытия в Ирландию».
— Я слышал об этой миссии, — Себастьян высунулся наружу и посмотрел на едва освещенный берег. «Как-то неудобно, — он вздохнул, — их финансирует Его Святейшество».
— Я думаю, Его Святейшество больше обрадуется тому, что Гроб Господень окажется, наконец, в руках христиан, Ваше Величество, — улыбнулся Петя. «И, в конце концов, как говорят — на войне все средства хороши».
— У меня нет денег, — вдруг сказал Себастьян. «У меня есть только отвага и уверенность в себе — но за них, по нынешним меркам, ничего не выручишь».
— Держите, — сказал Петя, выкладывая на стол два увесистых мешка. «Мне тоже хочется когда-нибудь свободно помолиться у гроба нашего Спасителя, Ваше Величество».
— Я не знаю, когда я смогу отдать, — густо покраснел король. «И потом, если я погибну…у меня ведь даже нет наследника, я так и не успел жениться. Я сделал предложение своей кузине, инфанте Изабелле, дочери Филиппа, но ей всего двенадцать, надо ждать».
— Оставьте, Ваше Величество, — серьезно сказал Петя, — неужели вы думаете, что у меня нет сердца? Не надо ничего отдавать, это мой вам подарок. Просто не надо о нем распространяться, иначе, — мужчина усмехнулся, — ко мне потянется очередь всяких авантюристов.
— Можете на меня положиться, — искренне сказал король.
— И еще вот что — те, — Воронцов указал на берег, — отплывают в субботу, так, что у вас есть время перекупить столько людей, сколько вам нужно. Более того, — он вдруг усмехнулся, — у вас будет один из лучших капитанов.
— Откуда? — удивился Себастьян.
— Да он сам к вам придет, — уверил его Воронцов и ласково добавил: «А вы давайте, выспитесь, и с утра отправьте кого-нибудь на берег. Там люди засиделись, в бой рвутся».
Вернувшись в свою палатку, Петя зажег свечу и очинил перо. «Ну что ж, синьор Джакомо, — пробормотал он, — пора вам раскрыть глаза на поведение синьоры Констанцы».
Он оглянулся и нашел листок бумаги. Помяв его хорошенько, и немного испачкав в грязи, Петя стал писать — коряво, с ошибками, почерком малограмотного человека.
Закончив, он еще раз перечитал свое творение и, усмехнувшись, быстро и тихо выскользнул из палатки. В лагере было спокойно. Охранники Бонкомпаньи играли в кости при свете двух факелов.
— Жулик! — внезапно, злым шепотом, сказал один из них и потянулся за кинжалом.
— Кто бы говорил, — возмутился его приятель, вглядываясь в брошенные на бочку кости. «Ты сам мошенник!»
— Да я тебе! — первый потянул шпагу из ножен. Второй солдат перевернул бочку, — кости упали в грязь, — и, подставив солдату подножку, пустился наутек. Охранник погнался за ним.
— Ну, вот и славно, — Петя тенью прошмыгнул в шатер. Бонкомпаньи крепко спал.
Оглянувшись, Воронцов положил письмо под сброшенную на ковер одежду и был таков.
У себя в палатке он зевнул, и вытянулся на подушках.
— Приеду осенью домой, — подумал он, — Марфу буду выпускать из постели только девчонок покормить. Дня три, а то и четыре проваляемся. Надо будет в Париже еще вина хорошего взять, ящика три, все дешевле, чем у нас. И это ноябрь будет, пусть устриц привезут, мистрис Доусон на лед их положит. А потом на охоту съездим, давно я на оленей не ходил.
Ну, это, конечно, если меня в Нижних Землях не убьют».
Он заснул, улыбаясь, и видел во сне Марфу с детьми.
— И да пребудет с нами благословение Господне, — надрываясь, закричал папский нунций.
Наемники, которых рано утром разбудили для проповеди, хмуро зевали. Сзади уже кто-то играл в кости на расстеленном плаще, несколько человек с ожесточением чесались.
— Аминь, — громко сказал Петя и, перекрестившись, искоса взглянул на Бонкомпаньи. Красивое лицо сына понтифика было хмурым, чуть подергивался уголок губ.
— Мне надо в Рим, — внезапно, тихо, сказал он, наклонившись к Пете. «Присмотрите, чтобы тут все было в порядке».
— Конечно, синьор Джакомо, — кивнул Корвино и, только когда Бонкомпаньи, расталкивая наемников, прошел к своему шатру, Петя позволил себе улыбнуться — мимолетно, тонко.
— С Божьей помощью мы искореним протестантскую заразу не только в Ирландии, но и во всей Европе! — продолжил отец Сандерс.
— Ты протестантов-то не трогай, — посоветовал чей-то сочный голос из толпы. «Моя покойная матушка, храни Господь душу ее, лютеранка была, так что же, ты бы и ее на костер отправил, а?».
— Все еретики должны быть уничтожены! — заорал Сандерс.
— То еретики, — раздался еще чей-то голос, с немецким акцентом, — а то родные люди. У меня сестра замужем за лютеранином — дай тебе волю, ты и племянников моих огню предашь? Да ну вас, — давешний мощный солдат внезапно вышел вперед.
— Иоганн, да не лезь ты на рожон, — посоветовал ему кто-то.
— А я просто попов не терплю, — Иоганн сплюнул под ноги нунцию. «Я католиком родился, им умру, но этот же, — он кивнул на Сандерса, — если руки ему развязать, все вокруг кровью зальет.
— Вон, — Иоганн показал на рейд, — там корабли португальского короля стоят, они в крестовый поход идут, против неверных. Гроб Господень все достойней освобождать, чем умирать за какого-то, — он выругался, — короля Ирландии. Кто куда, а я к ним! — наемник повернулся и, молча, ушел в сторону порта.