«Ты брось эти свои дела с гезами. Я, конечно, какие твои письма были им — купил и сжег, однако все равно — за такое по голове не гладят, хоша бы ты и любимчик королевы был».

— Уже бросил, — вздохнул старший брат. «Как де ла Марк из Голландии уехал — там смелых людей не осталось более, остальные все к штатгальтеру перебежали, изменники. А за письма тебе спасибо, там у нас в Новом Свете расслабляешься, забываешь, что здесь надо начеку все время быть».

— А где сейчас де ла Марк? — невзначай поинтересовался Петя.

— А кто ж его знает? — хохотнул Ворон. «В последний раз его корабль в Бордо видели, в марте, а с тех пор — мир, Петенька, он большой. Я адмирала хорошо помню — у него характер, как у Гийома покойного, — ничего не боится, и ни перед чем не отступает. Так что наверняка на поиски новых земель отправился, ну, или Северо-Западным проходом».

Уже когда за изгибом реки показалась крыша их дома, Петя вдруг сказал: «Степа, ну как она могла?».

— Молчи, а то сейчас вон там, — Степан показал на воду, — окажешься. Надоел ты мне своим нытьем — не сказать как.

Марфа вгляделась в двоих мужчин, — пониже и повыше, что шли по тропинке от пристани к усадьбе, и ахнула: «Маша, да это никак муж твой приехал!»

Она посмотрела на невестку — та побледнела, — сразу, будто отхлынула кровь от лица, и щеки стали не мраморными, а восковыми. Даже губы посинели.

— И вправду, — сказала медленно Маша. «Не ждала я его. Пойду, детей позову».

Она закрыла за собой дверь и привалилась к ней изнутри — сердце колотилось так, что грудь готова была разорваться. «Да как же я в глаза ему посмотрю, — вдруг подумала женщина, — как говорить с ним буду? Господи, да помоги же ты мне, хоть бы сегодняшний день прожить, а там он уедет. Может, и вечером еще».

Маша встряхнула головой, затянула потуже ленты чепца и поднялась наверх.

От него пахло свежим деревом и чем-то еще — теплым, волнующим, пряным. Со времен Колывани он, казалось, еще вырос — так, что Марфа смотрела на него, задрав голову.

— Ну, здравствуй, сестрица! — он тепло улыбнулся и поцеловал ее в щеку — жесткими, сильными губами. «Давай, знакомь меня с племянниками-то».

— Это ваш дядя, сэр Стивен Кроу, — сказала Марфа, обернувшись к Тео и Теодору.

— Вы рыцарь? — спросил рыжеволосый, крепкий мальчик, протягивая руку. «А кто вас в рыцари посвящал?»

— Ее Величество королева Елизавета, — усмехнулся Ворон.

— Я ее знаю, — независимо сказал Теодор. «А покажите вашу шпагу, пожалуйста?».

Ворон протянул ребенку клинок. Мальчик провел пальцем по эфесу — с кентаврами и наядами, и восхищенно сказал: «Какая красивая! Как меч моего дедушки покойного, мне родители про него рассказывали. А вы с ним были знакомы, сэр Стивен?»

— Конечно, — ответил Ворон. «Они спасли меня, и отца твоего, знаешь же эту историю?»

— Да, мне батюшка говорил, — кивнул ребенок на Петю, что стоял, держа Лизавету на руках. «А это моя старшая сестра, Тео, Феодосия».

Она никогда еще не видела таких мужчин. Он наклонился над ее рукой, — как будто она была совсем взрослая, и она почувствовала мимолетное прикосновение его губ.

— А ты уже большая девочка, — улыбнулся он. У него были волосы темного каштана, чуть тронутые сединой, а голос был — ровно мед — тягучий, низкий, такой, что Тео едва устояла на ногах.

Он чуть потрепал ее по смуглой, зарумянившейся щеке, и, обернувшись к матушке, сказал:

«Глаза-то у нее твои, Марфа, и высокая какая — ровно Федосья Никитична, упокой Господи душу ее».

Он подхватил за руки близнецов, и рассмеялся: «Ну, вот видите, я какой — без подарков приехал. Зато зимой много привезу, — на всех достанет. За это теперь делайте со мной, что хотите, — я весь ваш, до вечера!»

— На лошадях! На лодке! — закричали мальчишки, прыгая вокруг него. «И мы мельницу начали на ручье строить — посмотришь?»

— И на лошадях, и на лодке, и мельницу посмотрю, и уроки ваши проверю, — усмехнулся он.

«Ну, все, пошли в дом, перекусим что-нибудь, и поедем на прогулку».

Он прошел мимо, а Тео все стояла, закусив губу, не в силах даже поднять глаза и посмотреть ему вслед.

К вечеру погода испортилась, полил мелкий, надоедливый дождь, и Степан, собрав детей у камина, стал рассказывать им про Новый Свет. Даже маленькая Лиза, которая сидела у него на коленях, внимательно слушала, и только в конце стала задремывать.

— Папа, а ты того ягуара, что шкура в кабинете лежит, сам убил? — спросил Ник.

— И того, и еще с десяток, — Степан рассмеялся.

— А правда, что в Новом Свете змеи водятся — толстые будто бревно, и длинные, — распахнув глаза, проговорила Тео.

— Змеи фу! — сквозь сон сказала Лиза и зевнула.

— Совершенно верно, — Степан поцеловал ее в затылок. «Да, на реке Амазонке, называются анаконды. Если такая змея обернется вокруг человека — кости ему в мгновение переломает.

— А на севере, там, правда, вечные льды? Круглый год? — Майкл придвинулся поближе к отцу.

— Да, но среди них есть проход, и уже много моряков пыталось его найти, — ответил Ворон.

— Нашли? — Теодор лежал на ковре и быстро набрасывал в альбоме что-то.

— Пока нет, — вздохнул дядя. «Но найдут обязательно».

— Я найду! — громко сказал Ник.

— Очень хотелось бы, сынок. А что ты там рисуешь? — спросил Ворон.

— Называется «Битва анаконды и ягуара», — Федя вырвал лист из альбома.

— Ты ж ягуара никогда в жизни не видел, — удивленно пробормотал Степан. На картинке был точно такой же зверь, каких он стрелял в панамских джунглях».

— Так шкура ж есть, — удивился Федор. «Зачем еще что-то видеть, остальное в голове все», — он подергал себя за рыжие кудри.

— Ну и ну, — Ворон улыбнулся и решительно сказал: «А вот теперь все по своим детским, лично приду и проверю, как вы там укладываетесь».

— Спокойной ночи, Степа, — Марфа встала, и, улыбнувшись, поцеловала брата в висок.

«Спасибо, что приехал — дети теперь только о тебе и будут вспоминать, до зимы. Пойду работать. Завтра уж не увидимся, наверное, — я ж соня, до завтрака в постели валяюсь.

Хорошей тебе дороги».

— Спасибо, сестрица, — он привлек ее к себе и обнял. «Ты там в своем Дельфте осторожней, и возвращайся быстрее».

— Да уж Машу надолго со всей этой оравой не брошу. Спокойной ночи, Петя, — сказала Марфа, даже не повернувшись к мужу, и вышла.

Степан посмотрел на усталое лицо младшего брата и обнял его:

— Ты так до сих пор с ней и не говорил?

— Да говорил я! — разъяренно ответил Петя. «Мы только и делаем, что разговариваем: «Петр, отдай мне судаковские деньги!» «Пока не могу, Марфа, они в обороте». «Марфа, ты куда собралась?» «Не твое дело, если не хочешь, чтобы я и дети тут жили — скажи, мы завтра же выедем!» — и так каждый день, — он вздохнул.

— Два дурака, — Степан набил трубку. «Бить вас некому. Как у тебя с детьми-то?»

— Хорошо, — Петя вдруг улыбнулся, — Федосья, я тебе скажу, девка умная, хоша и десять ей годков всего, а ровно мать для Лизы. И Федька молодец — пять лет только парню, а ничего не боится — он мне деда своего напоминает, Федора Васильевича, упокой Господи душу его».

— А называют они тебя как? — Степан внимательно посмотрел на брата.

— Да отцом, слышал же ты, — Петя вдруг замялся.

— Ну, так чего тебе еще надо? Иди к Марфе, прямо сейчас, бери ее, да чтобы через девять месяцев она тебе еще дитя принесла, понял? — Воронцов налил им обоим вина.

— Степа, — измученно сказал младший брат, «да я как подумаю, что все эти годы она…»

— А ты не думай, — Степан выпил. «Я ж тебе говорил уже — ты тоже не монахом жил».

— Нет, конечно — покраснел Петя. «Но я, же мужчина…»

— Ты не мужчина будешь, коли сейчас Марфу оттолкнешь, — жестко сказал Степан. «Ты думаешь, легко было девочке шестнадцати лет выжить, одной на всем белом свете? А она выжила, да еще и детей, каких родила — любой бы гордился».

— Дак не от меня же! — злым шепотом сказал Петр.