Михайлов свел Сашу с неприметным, бледненьким мужчиной в пенсне. Он покашливал, куря дешевые папироски, потирая влажные ладони.

- Николай Васильевич, - со значением, сказал Дворник, - тебе, Техник, надо будет ему помочь.

Письмоводитель Клеточников приехал в столицу из Пензы, будучи готовым на любую деятельность для блага революционного движения, с безупречным формуляром. Саша отвел Клеточникова к хорошему портному, чиновника приодели. Юноша подготовил его к собеседованию. Порывшись в бумагах отца, Саша узнал, когда открываются вакансии в Третьем Отделении. Юноша заметил: «Туда с улицы не берут, тем более, провинциалов, но мы это препятствие обойдем».

Саша, якобы случайно, столкнулся на Невском проспекте с доверенным делопроизводителем отца, коллежским советником Цветковым. Юноша представил ему Клеточникова. Чиновник и Саша, по легенде, познакомились на открытой лекции по химии, в Технологическом институте. Цветков десять лет работал с Федором Петровичем, и часто бывал в квартире у Пантелеймоновского моста. Саша знал его слабую сторону. Коллежский советник гордился умением разбираться в людях. Он бы никогда не признался, что Клеточникова ему порекомендовали.

Николай Васильевич с легкостью прошел, все проверки. С весны этого года он работал письмоводителем в третьей экспедиции, которой заведовал Воронцов-Вельяминов.

Саша сказал Дворнику, что его отец никаких секретных бумаг дома не держит.

- Не знаю, почему, - юноша пожал плечами, - еще с той поры, когда мы детьми были. Должно быть, не положено, по требованиям безопасности. У него только телеграфный аппарат в кабинете, и новинка, говорящий телеграф Белла.

Пока аппарат Белла передавал речь только на половину версты. Линию от Пантелеймоновского моста проложили на Фонтанку, в Третье Отделение. Техники тянули провода, набережную огородили деревянными щитами, с надписями: «Проход закрыт». Отец усмехнулся, стоя у окна гостиной: «Когда-нибудь смогут подслушивать и то, о чем говорится по этим проводам. Я уверен».

- А если…, - Дворник испытующе взглянул на Сашу.

Они сидели в рабочей пивной, у Обуховского завода. На столе красовался медный чайник и баранки. Саша, как и другие революционеры, не притрагивался к спиртному. Дома, чтобы не вызывать подозрений у отца и брата, он, за ужином, выпивал бокал хорошего бордо. У них был отличный винный погреб, в подвале. В подъезде все еще размещался жандармский пост, квартиру охраняли круглосуточно. Отец, в чиновничьем формуляре, числился служащим в Министерстве Юстиции.

- Это только у папы в экспедиции принято, - объяснил ему старший брат, - они занимаются контрразведкой, социалистами, радикалами…, Незачем всем и каждому знать о месте их службы. Николай рассмеялся: «А у нас прятаться не от кого».

- Николай тоже…, - Дворник крепкими, белыми зубами разгрыз баранку, - на Фонтанке работает…

Саша отпил горячего, вкусного чая. За подвальными окнами трактира ветер нес мокрый, мартовский снег. Он покачал рыжеволосой головой:

- Будет слишком подозрительно, Николаю нечего делать в экспедиции отца. Это, во-первых, - Саша загнул палец.

- А во-вторых, - он чиркнул спичкой и криво улыбнулся, - Коля уверноподданный пес режима. Ходит на исповедь к отцу Иоанну, целует длань митрополита Исидора, и отбирает детей у бедных крестьян. Вся вина их в том, что они не признают иконы и причастие, - Саша вытянул длинные ноги.

Он посещал приходскую, Пантелеймоновскую церковь, говел, постился и причащался, для вида, чтобы не вызывать вопросов у отца. Федор Петрович каждый год возил их с братом на богомолье, в Оптину Пустынь. Саша, с тех пор, как поступил в институт, стал атеистом. Он рассматривал таблицу периодической системы:

- Невозможно, чтобы все эти элементы были созданы богом. Не существует никакого бога. Это природные явления, комбинация естественных факторов…, - Менделеев, в лаборатории, слушая рассуждения юношей о религии, задумчиво проговорил:

- Месье Лавуазье верил в Бога, а нам до него, - Дмитрий Иванович поднял палец вверх, - как до небес, господа. И мистер Ньютон верил. И ваш прадедушка, Александр Федорович, наш знаменитый геолог, тоже, - Менделеев, отчего-то вздохнул и подогнал их: «Поторопитесь. Я хочу, чтобы мы сегодня разобрались с этими уравнениями».

Саша курил, любуясь дымом: « Нет. Надо, Дворник, просто внедрить кого-то надежного в Третье Отделение».

- Невозможно, - горячо сказал Морозов. Саша вскинул бровь:«Impossible n’est pas Francais».

Они едва оторвались друг от друга, у бювета. Анна, легко дыша, закинула ему руки на шею, Саша тихо сказал:

- Я люблю тебя. С первого взгляда, когда увидел…, - от нее сладко пахло липовым цветом, она прижималась к нему. Юноша шептал:

- Романс, о путеводной звезде, что ты пела…, Его написали в год, когда предсказали существование новой планеты, Нептуна. Невооруженным взглядом ее не видно, только в телескоп…, - они сидели в густой траве, над их головами летали светляки. Саша рассказывал ей о звездах.

- Ты моя звезда, - в темноте ее глаза мерцали, как у кошки. Она откинула растрепанную голову:

- Я вся, вся твоя. Я тоже тебя сразу полюбила…, - Саша признался ей, чей он сын. Анна, помедлила:

- Почему ты здесь…, - она повела рукой и смутилась: «Прости, я не должна была…»

Юноша улыбнулся:

- Меня часто об этом спрашивают, товарищи. Я хочу, - он помолчал, - хочу, чтобы наша страна стала другой. Чтобы весь мир был другим, - Саша вздохнул, - справедливым. Мой дед тоже этого добивался. Он был декабристом, - юноша закрыл глаза и привлек ее к себе. У нее были ласковые, мягкие губы, она обнимала его. Ничего не осталось вокруг, кроме теплой темноты, кроме ее стона:

- Хорошо, милый, так хорошо…, Я вся, вся твоя…, - мать, бабушка и прабабушка все рассказали Анне. Ханеле усмехнулась:

- О последствиях не волнуйся. Пока ты сама их не захочешь, ничего не случится, - она внезапно, цепко посмотрела на правнучку. Девушка рассмеялась: «Я его не буду любить. Значит, не захочу».

Анна увидела морщину на лбу прабабушки, но та больше ничего не сказала.

Она лежала головой на его плече, Саша целовал пряди распущенных, черных волос:

- Говорят, к нам скоро приедет Волк, руководить акцией. Он самый известный радикал в мире. Никто не знает, как его зовут на самом деле, - Анна слышала, как быстро, лихорадочно бьется сердце юноши. У нее перед глазами, на мгновение, встал серый туман. Она успокоила себя:

- Бабушка предупреждала, это может быть. Волк наш родственник, и Саши тоже. Максимилиан де Лу, - Анна подавила смех:

- Третье Отделение меня бы озолотило, за мои таланты. А еще медальон…, - она, незаметно, положила руку на золотую крышку. Она успокаивающе, приятно, грела пальцы.

- Все хорошо, - поняла Анна. Она раздвинула ноги, шурша юбками: «Еще, еще, милый…»

Сейчас они сидели на поляне в парке, разложив вокруг корзины с припасами. Саша и Анна договорились пока не сообщать товарищам о своей помолвке.

- У нас будет революционная свадьба, - ласково сказал Александр: «Я уверен, когда тиран уйдет, в России появится демократическое правительство, и гражданский брак, как во всех других странах».

Анна поняла, что юноша пока был против убийства своего крестного отца. Александр настаивал на том, что путем кампании террора надо заставить императора отречься от престола и назначить созыв Земского Собора. Собор бы объявил о выборах в Думу, новый парламент.

Он курил и рассказывал все это Анне. Девушка решила:

- Ничего. За два года я заставлю его увидеть преимущества убийства императора. Он теперь мой. Он будет делать то, что я ему скажу. Как и все остальные, - она улыбнулась, глядя на крупные, летние звезды.

После Воронежа Саша с Анной собирались вернуться в столицу. Девушка хотела снять комнату на паях и поступить на Бестужевские курсы. Дворник, Желябов и Перовская собирались использовать ее не в качестве курьера. Ей дали кличку Кассандра.

- Вы дворянка, - заметил Желябов, - у вас безупречный паспорт. Вы молодая, красивая девушка...-Перовская бросила на него гневный взгляд, Желябов закашлялся.