- И его светлость умрет, - он слушал, как стонет бывшая жена, любовался страхом в ее расширенных, лазоревых глазах, - и волчица, моя невестка, тоже.
Он тяжело задышал и усмехнулся:
- Все равно, Женечка, я вижу, что со мной тебе всегда было хорошо, - Федор намотал на руку прядь каштановых волос и рванул ее к себе: «Скажи, что да».
- Да, - мелко закивала она. Федор, удовлетворенно, откинулся на спину, глядя, как она одевается. Фигура у бывшей жены была отменная. Ей шел пятый десяток, но ноги оставались такими, же длинными и стройными, а грудь высокой.
- И у Марты отличные формы, - он закурил египетскую папиросу, - хотя она очень миниатюрная. Как птичка. Западные женщины умеют держать себя в руках, - Федор вспомнил свою содержанку, Соловьеву, - не распускаются. Вере едва за тридцать, она ровесница Долгоруковой, а растолстела, -он хотел избавиться от Соловьевой, но пока император жил с любовницей, Федору надо было держать Долгорукову под присмотром.
- Она четвертого ребенка ждет, - вспомнил в Париже, Воронцов-Вельяминов, - может быть, она наскучит императору…, Еще, не приведи Господь, обвенчаться с ней вздумает, когда ее величество умрет. А она умрет, и скоро. Надо подыскать какую-нибудь молоденькую девушку. Тогда я Вере отставку дам. Она надеется замуж за меня выйти, дурочка, - Федор, лениво, улыбнулся: «Завтра в это же время, Женечка». На белых щеках женщины запылали алые пятна. Она сглотнула: «Хорошо». Федор проводил глазами синий шелк платья: «Она о мальчиках никогда не спрашивает. А я рассказывать не собираюсь. Еще чего не хватало».
Он был немного разочарован, что Саша не пошел на военную службу, но император рассмеялся:
- Федор Петрович, гражданские инженеры тоже понадобятся, и очень, много. Александр у господина Путилова работает, а не на казенном заводе, - его величество налил им чаю, - но это ничего страшного, уверяю вас. Придет время, и он отдаст свои силы и знания империи, - император, ободряюще потрепал его по плечу:
- Николая Федоровича хвалят. В его юном возрасте, он отлично управляется с ответственной работой.
Федор покраснел от удовольствия. Он гордился сыновьями, и всегда не забывал упомянуть, что они оба закончили университеты с отличием. Саша напечатал две научные статьи, а Коля успел получить похвальное упоминание от Святейшего Синода за усердие в борьбе с расколом и ересями.
Мальчики о матери никогда, ничего не спрашивали. Федор с ними об этом не говорил.
Саша присел на подоконник и закурил папиросу. Он заставил себя не смотреть вниз. Он слышал ее голос, нежный, звенящий, будто колокольчик. Он сказала, что отец ее был чиновником в Царстве Польском, и рано умер. Вырастила ее мать, полячка, живущая в Швейцарии, на курорте. Анна училась на женских курсах в Варшаве.
- Анна, - прошептал Саша, - Анна. Господи, какое имя красивое…, И сама она…, - девушка была похожа на статуи, что мальчики видели на выставках Академии Художеств.
- Вы мне должны рассказать о столице, Техник, - лукаво сказала Анна, - я никогда не бывала в Санкт-Петербурге, я провинциалка, - серые глаза блеснули смехом. Они сидели на расстеленном, шотландском пледе, усыпанном липовым цветом. Пахло от нее сладко, кружа голову, нежной, жаркой травой лета. Во время пикника Саша, случайно, коснулся ее руки. Пальцы были мягкими, длинными. Он вспомнил то, что ушло давно, вспомнил теплые руки матери, и ее голос, певший колыбельную на французском языке.
- Непременно расскажу, пани Анна, - он, смущенно, отвел глаза.
- Может быть, - подумал Саша, - она приедет в столицу…, Она курьер. Конечно, мужчины и женщины во всем равны, но, все равно, за девушек больше беспокоишься. Она очень умная, пани Анна, сразу видно, - юноша любовался тяжелым узлом ее волос. Анна пила чай и говорила с каким-то холеным юношей, в офицерском мундире. Саше он сразу не понравился.
Он вздохнул и вернулся к письму.
- Тебе, папа, будет интересно узнать, что в Туле, в архиве местного епархиального управления, я нашел свидетельство о крещении, времен царя Алексея Михайловича. Некий немецкий инженер, герр Михаэль Кроу, сын тоже немца, Йордена Кроу, перешел в православие. Он стал Михаилом Ивановичем Вороновым. Это, скорее всего, и есть предки первой жены прадедушки, - отец немного рассказал им об истории рода. Саша знал, что у них есть кузен, сын дяди Степана, тоже инженер.
Снизу донеслись голоса: «Просим, просим вас, Анна Константиновна! Не стесняйтесь, пожалуйста. Вы божественно поете».
Саша почувствовал, что краснеет. На пикник они взяли гитару. Дворник хорошо играл. Анна, под его аккомпанемент, тихо пела «Марсельезу», и «Еще Польска не сгинела».
Стоя у фортепьяно, девушка бросила взгляд наверх. Утром она выяснила, где живет Александр Федорович. По фамилии юноша не представился, но Анне этого было и не надо. Она отлично знала, кто перед ней.
- Правильно мудрецы говорили, - Анна кивнула даме за инструментом, - голос женщины, это соблазн. Он не устоит. Он краснеет, на меня глядя.
Саша слышал этот романс. В столице они с отцом часто ходили на концерты, хотя Федор Петрович предпочитал серьезную музыку, Бетховена или Вагнера. Русскую оперу он не любил, но считал необходимым хвалить Мусорского и Глинку за патриотические сочинения.
У нее было нежное, красивое сопрано. Саша поднял глаза. Венера разгоралась над кронами деревьев. На синеющем небе появились звезды, в траве блестели светлячки.
- Звезда любви, звезда волшебная,
Звезда моих минувших дней.
Ты будешь вечно неизменною,
В душе проснувшейся моей, - пела Анна.
Он услышал аплодисменты, крики «Браво!», и не выдержал. Саша надел пиджак английского твида, поправил галстук и провел рукой по рыжим волосам. Он был похож на отца, такой же высокий, изящный. Николай, хоть и был старше брата, на полчаса, не дотягивал до шести футов.
- Она тоже высокая, - Саша спустился вниз, - почти мне вровень. Господи, а что я ей скажу…, Я еще никогда…, - он зарделся и вышел на террасу. Анну окружали мужчины, он услышал смешливый голос:
- Нет, нет, господа, поздно. На курорте надо вести здоровый образ жизни. Никакого шампанского, только чай и целебная вода.
Девушка надела шелковое, закрытое платье цвета слоновой кости, отделанное только полоской кружев.
- Она всегда скромно одевается, - вспомнил Саша, - хотя она из богатой семьи,…, - он вдохнул запах липового цвета, почувствовал мимолетное прикосновение ее руки:
- Я рада, Александр Федорович, что вас увидела. Вы тоже здесь остановились? - Анна вскинула изящную бровь. На белой шее блестела золотая цепочка. Саша, незаметно, ей полюбовался: «Она медальон носит, семейный. Она рассказывала».
Он только и смог, что кивнуть. Анна, оглянувшись, шепнула:
- Давайте убежим, по-английски. Я бы выпила воды, на ночь. Проводите меня к бювету, пожалуйста. В парке сейчас никого не будет, - розовые губы улыбнулись.
Саша выдохнул: «Сочту за честь, - он понизил голос, - пани Анна». Они дождались, пока постояльцы соберутся вокруг самовара. Юноша и девушка незаметно выскользнули в сад, на тропинку, ведущую вниз, к воротам.
Саша очутился в организации благодаря своему соученику по Технологическому институту, его тезке, Александру Михайлову. Друга сейчас называли Дворником. Михайлов был старше его на два года. Когда Саша поступил на первый курс, Михайлов, собирался, как он говорил, уйти в народ. Отец Саши, когда речь заходила о народном образовании, всегда, презрительно, замечал:
- У нас есть отличные церковноприходские школы. Все эти попытки рассказывать крестьянам о Джоне Стюарте Милле и устраивать кооперативные мастерские, - Федор Петрович раскуривал сигару, -никому не нужны. Мы этих смутьянов арестовываем и возвращаем под родительское крыло. Так будет и дальше.
Михайлов не успел добраться в деревню. За участие в студенческой демонстрации его исключили из института и выслали на Украину, к родителям. Через год, Михайлов вернулся в столицу. Он начал заниматься в Горном институте, и нашел Сашу. Михайлов познакомил юношу с друзьями, что из подпольной партии «Земля и Воля». Саша стал преподавать математику и химию в нелегальных школах для рабочих. Занятия шли в бедных кварталах вокруг Путиловского и Обуховского заводов. Он встретился с членом международного Интернационала Морозовым, с инженером Кибальчичем. Саша, вместе с ним, работал над взрывными снарядами. Они использовали новое химическое вещество, гелигнит, изобретенное шведом Нобелем. Саша учил рабочего Степана Халтурина. Степан был столяром на Адмиралтейских верфях, его готовили для внедрения в Зимний дворец.
