- Предупредить. Дезертирую, ничего страшного. Прадедушка тоже дезертировал. Меня не найдут, в прерии. В лагере женщины, дети…, Это мой долг, - Дэниел просмотрел кроки: «Неплохо. Видел кого-нибудь на западе?»

Мальчишка стоял, невысокий, загорелый, с прямой спиной. Прозрачные, голубые глаза взглянули на Дэниела. Джон спокойно ответил: «Никак нет, господин генерал. Только бизонов и мустангов».

- Я с его отцом никогда не встречался, только переписывался, - понял Дэниел, - он Ирландией занимается. Слывет либералом. Англичане должны поступать с ирландцами так же, как мы с индейцами. Приводить их к покорности, силой оружия. Сэр Кеннет Маккензи это делал, во времена короля Якова. Иначе неприятности у них никогда не закончатся.

Он отпустил мальчишку, сказав, что завтра начнутся учения, и еще долго сидел с полковником Кастером, планируя атаку на индейский лагерь.

В палатке эскадрона все спали. Джон присел на койку, и снял ковбойские сапоги.

- Учения в прерии устраивают, - он тихо пробрался к медному тазу, и умылся, - можно незаметно ускользнуть. Все сведения у меня есть. Я знаю, где Амаду искать.

Джон плохо спал и поднялся с тяжелой головой, до рассвета. Он сменял караульного в пять часов утра. Было прохладно, над прерией висела легкая, белая дымка. Ночью и рано утром караульного ставили на пост в одиночку. Лагерь даже не был огорожен, вокруг простиралась безлюдная равнина. Джон, прохаживался по росистой траве, вертя кольт:

- Может быть, сейчас? Нет, будет понятно, что я бежал. Во время учений, я сделаю вид, что потерялся. Когда я найдусь, - он, невольно, улыбнулся, - индейцев след простынет.

На посту курить было нельзя, но офицеры спали, лагерь еще не поднимался. Джон, положив ружье на землю, пошарил по карманам мундира. Он сдавленно закричал. Чья-то сильная рука зажала юноше рот. Знакомый голос прошипел сзади: «Тихо, кузен Джон, тихо».

Амаду, до рассвета, разбудил Неистовый Конь. Вождь не стал заглядывать в типи, это было не принято, но девушка услышала ржание лошадей и тихие голоса индейцев. Она быстро оделась и выскользнула наружу. Лакота стоял, держа в поводу огромного, вороного жеребца. Он и сам был огромным, широкие, смуглые плечи покрывали татуировки, темные волосы были заплетены в косу. Пахло от него табаком и конским потом. Бесстрастное, смуглое лицо было спокойным, только в глазах, виднелся холодный, нехороший огонек.

Неистовый Конь был старше девушки на двадцать лет, но Амада помнила, как смотрел на нее лакота, на празднике. Его подбородок украшал шрам:

- Папа мне говорил, - подумала девушка, - жена одного из воинов ушла к Неистовому Коню. Муж нашел их, на охоте, и пытался застрелить. Женщина вернулась, чтобы прекратить кровопролитие, а Конь женился. У него две жены, кажется. Ерунда, - сказала себе Амада, - никогда в жизни я не покину свой народ. Мой будущий муж придет ко мне в типи.

- Твой отец не вернулся от белых, - Неистовый Конь повел рукой в сторону сотни всадников, что ехали за ним.

- Я собираюсь его освободить, Лесная Роса, - он, было, хотел сказать еще что-то, но замолчал.

- Плохое решение, Неистовый Конь, - отрезала Амада. Девушка начала собирать типи.

Она отправила лакоту обратно на юг:

- Пусть женщины, дети и старики откочуют за Литтл-Бигхорн. В лагере должны остаться только те, кто способен сражаться, Неистовый Конь.

Они ехали рядом. Амада отпивала теплый кофе из оловянной фляги лакоты и на ходу курила самокрутку.

- Женщины тоже будут сражаться, - хмуро заметил вождь, - например, ты, Лесная Роса.

Они остановились на невысоком холме. Амада посмотрела на восток, где всходило летнее, яркое солнце. Над высокой травой порхали птицы, на горизонте виднелись темные спины бизонов. Стадо отдыхало. Дул легкий ветер.

- Буду, - девушка перебросила косы на грудь, - буду, Неистовый Конь. До последней капли крови, если это понадобится. Это наша земля, моя земля. Но пока, - она указала в сторону лагеря белых, - надо постараться избежать кровопролития. Отец пошел к ним безоружным, и я так сделаю, - Амада отдала вождю винтовку и кольт, оставив только седельную суму с Библией.

- Белым нельзя доверять, - лакота сцепил, зубы: «Лесная Роса, я это говорил твоему отцу, когда он собирался к ним пойти, и говорю тебе. Езжай с нами в лагерь. Мы соберем пять сотен воинов, и нападем на них. Твой отец будет свободен».

Девушка пожала плечами: «Моя мать была белой. Я объясняюсь на их языке, умею читать, писать…, Они меня выслушают, Неистовый Конь».

Она не стала рассказывать лакоте о кузене Джоне, и о том, что генерал Горовиц тоже ее родственник. Амада напомнила вождю, что надо отправить всех, кто не собирается сражаться, дальше на запад. Девушка пришпорила коня.

- Может быть, - размышляла она, - папа гостит у них, в лагере. Я слышала, генерал Горовиц, в прошлом году, когда сиу воевали, брал в заложники женщин и детей. Он сын Израиля, как моя мать, он не может так поступить…, - Амада хотела оставить лошадь в прерии и незаметно пробраться в лагерь. Она знала, что палатки не будут окружены забором. Миновать часовых для нее было легко.

Она издалека увидела, что часовой один, а потом светлые волосы кузена Джона блеснули в первых лучах солнца. Амада обрадовалась: «Он мне поможет. Надо все сделать тихо, пока солдаты не проснулись».

Девушка извинилась. Джон покраснел:

- Ничего страшного, кузина. Зачем вы здесь? - он, обеспокоенно, взглянул на Амаду:

- Я хотел сам отправиться к индейцам…, Армия взяла в плен кого-то из воинов. Они знают, что здесь лагерь. Вам надо уходить, - голубые глаза девушки засверкали, она выпрямила спину:

- Не просто кого-то, кузен Джон, а моего отца! Старика, который пришел к ним без оружия, с пустыми руками! Человека, которого уважают все индейцы этой страны…, - она закусила губу: «Меня предупредили, что папа здесь. Он мне ничего не говорил. Я не знала, что папа сюда собирается…, -Амада покачала головой.

Они сидели рядом в теплой траве. Сзади, в палатках, было еще тихо. Джон вспомнил капли чего-то темного на кителе дяди, мелкие ссадины на костяшках сильных пальцев.

- Он его бил, - ужаснулся Джон, - бил человека на седьмом десятке, своего родственника…, Или мистер Менева не сказал дяде Дэниелу, что он семья? Но дядя Дэниел знает. Мистер Менева есть на родословном древе, и Амада тоже.

Искусно вычерченное древо, в роскошной, ореховой раме, висело в библиотеке особняка Горовицей. Дэниел, развалившись в кресле, закурил сигару:

- Наш предок сюда в семнадцатом веке приплыл, из Бразилии, спасаясь от инквизиции. До этого они в Амстердаме жили, в Польше…, Кроме меня и Джошуа, никого из Горовицей не осталось, однако у нас есть сыновья, - он выпустил сизый дым к потолку, - никуда наш род не исчезнет, я обещаю. Этот Хаим Горовиц и кинжал в Америку привез. Он у тети Мирьям раньше был, а теперь у тети Бет, в Сан-Франциско. Ты его увидишь, - пообещал генерал Горовиц.

Амада сказала Джону, что тоже пришла в лагерь безоружной.

- У меня Библия с собой, - грустно сказала девушка, - и больше ничего. Вы проводите меня к генералу Горовицу…, к дяде Дэниелу, кузен Джон. Я попрошу его отпустить папу.

Джон посмотрел на загорелую, гладкую щеку кузины, на темные косы, спускавшиеся на спину, в замшевой рубашке. Ему надо было дождаться смены караула, но юноша решил:

- Ерунда. Все равно никого нет. Отведу кузину к дяде Дэниелу, он рано встает. Все будет хорошо…, - он велел себе отогнать мысли о мокрой земле в командирской палатке, о крови на светло-голубом кителе.

Генерал Горовиц действительно встал рано. Они с Кастером собирались сразу после завтрака начать учения. Он стоял у подвешенного на колья палатки походного зеркальца, аккуратно соскребая щетину опасной бритвой. Вестовой принес первую чашку кофе. Дэниел брился и думал, что надо навестить Меневу на гауптвахте. Индеец должен был прийти в себя. Вчера вечером, сидя над картой местности, Дэниел, в сердцах, сказал Кастеру: