У коммунаров оставалось время. Построенные на совесть баррикады сдерживали продвижение правительственных войск. Перед тем, как уйти вверх, к Пантеону, Волк приказал забросать подвалы домов на рю Муфтар бутылками с зажигательной смесью. Пожар тоже должен был остановить их преследователей.
За дом на набережной Августинок он не беспокоился. Волк увидел, что в квартире только вылетели стекла от артиллерийского огня. Версальцы, захватив остров Ситэ, двинулись дальше на север. Пушки с мостов убрали.
- Здание никто не подожжет, - подумал Волк и поморщился. Дмитриева догнала его и крепко взяла за руку: «В том районе нет коммунаров. Правительство должно выплатить компенсацию владельцам уничтоженной недвижимости. Если что- то случится с квартирой, я до президента дойду, а деньги свои получу, - Волк был уверен, что к монархии Франция не вернется. Бывший император Наполеон Третий, после Седана, оказался в плену у немцев, его сын-подросток жил в Англии. Волк усмехнулся: «Появится республика. Третья, и надеюсь, что последняя. Хватит нам императоров».
- Веди нас! - услышал он восторженный голос Дмитриевой. Девушка тяжело дышала, стеклышко пенсне раскололось, суконная юбка была испачкана кровью и грязью.
- Веди нас за собой, Волк, на борьбу с угнетателями…, - над колонной поднялось красное знамя, они запели «Марсельезу». Волк крикнул:
- Товарищи! Помните, мой отец, погибший на баррикадах революции, мой дед, соратник освободителя Боливара, моя бабушка, один из светочей социалистической мысли, похоронены на Пер-Лашез! Умрем, но не сдадимся, товарищи!
Толпа заревела, мальчишки, впереди, швыряли камни в еще целые окна домов, люди стреляли в воздух. Дмитриева шептала: «Я всегда, всегда буду с тобой, мой Волк! Мы будем стоять до конца! Я отправлюсь за тобой на каторгу, в ссылку, я разделю твою судьбу!»
Ни на каторгу, ни в ссылку Волк, разумеется, не собирался. Он был уверен, что Федор Петрович, убив Домбровского, не захочет покидать Париж. Здесь жила его бывшая жена, и, если Макс хоть что-то понимал в людях, а понимал он многое, то господин Воронцов-Вельяминов просто не мог не навестить беглянку.
- У него свои счеты с Анри, - Волк посмотрел на рыбацкие лодки, сгрудившиеся у поросшего травой берега, на кирпичные здания складов, - в конце концов, это с Анри она уехала, от него родила ребенка…
Макс отчего-то вспомнил переправу через Мессинский пролив, с войсками Гарибальди, десять лет назад, и стал командовать погрузкой коммунаров. Дмитриева, цепко, держала его за руку, поглаживая жесткую ладонь.
- Федор Петрович мне поможет, - Макс приподнялся в лодке, и помахал гвардейцам, ожидавшим их на северном берегу, - мы, как бы это выразиться, нужны друг другу. Так же, как я и Дэниел.
Макс был уверен, что коммуна обречена. После разгрома восстания, он хотел, кружным путем, через Бретань, тайно добраться до Лондона, отчитаться Интернационалу о проделанной работе, и получить новое задание. Волк предполагал, что его пошлют в Германию. Страна, хоть и объединилась, и только что выиграла войну, но, как всегда, после сражений, в ней появилось много молодежи, покинувшей армию, и не знающей, чем заняться.
- Актами террора, - весело сказал себе Макс, выскакивая на берег, - саботажем…, Дел много. Партия в Германии хорошо организована.
Дмитриеву брать с собой он не собирался. Волк и другие командиры гвардии быстро посовещались. Судя по всему, версальцы, пока были заняты Монмартром. Тамошние товарищи сдерживали их силы. Здесь, на востоке, коммунары могли выиграть время.
- Надо объехать баррикады, еще раз, - Волк сел в седло, - район кладбища должен быть неприступным. Он проверил свой револьвер, и вскинул голову. В темно-синем, вечернем небе, над головами толпы, реяли алые знамена. «Когда-нибудь, - пообещал себе Волк, - так случится на всей земле».
- За мной, товарищи! - велел он, трогая с места лошадь: «У нас впереди много работы».
Юджиния быстро сварила мужу картошки, и сложила перевязочные материалы. За кофе, женщина, робко, сказала: «Анри…, Может быть, ты не пойдешь туда? Зачем тебе это?»
- Я обещал, - Анри взял ее руку. Синий алмаз играл на длинном пальце.
- Обещал Максу. У них раненые, милая, мало врачей осталось. Это мой долг, - он поднялся и обнял ее, целуя каштановый, знакомый затылок, мягкие волосы. От стройной шеи немного пахло ирисом. Юджиния всхлипнула: «Я боюсь, Анри. Здесь стреляли….»
- На бульваре Сен-Жермен, - он коснулся губами маленького уха: «Но теперь волноваться нечего. На Левом Берегу, ни одного коммунара не осталось. Версальцы тоже ушли на север. Скоро все закончится, и я вернусь к тебе. И Пьер приедет…, - он взглянул на свой хронометр: «Пойдем, пойдем…, Еще есть время, Эжени…»
- Почти десять лет, - Анри, обнимал ее, слыша лихорадочный, ласковый шепот, - а все равно, как будто в первый раз. Как тогда, в Санкт-Петербурге. И всегда так будет. Это как у бабушки с Полем…, -гардины были задернуты, и в темноте ее лазоревые глаза, будто светились. Юджиния коротко, сдавленно закричала, и прижала его к себе, чувствуя, как бьется сердце мужа.
- Я уверена, - подумала она, купаясь в его тепле, - уверена, что все получилось. У нас родится Жанна. Анри говорил, что хочет девочку так назвать…., - она нашла его ухо и выдохнула: «Я люблю тебя!».
- Я тоже, - Анри целовал нежную кожу в начале ее шеи, гладкое, мягкое плечо, - тоже, Эжени…, Так люблю, так люблю…
Они простились на пороге квартиры. Юджиния перевесилась через перила и помахала мужу, перекрестив его. На рукаве куртки Анри была повязка с красным крестом. Юджиния твердо сказала себе: «Никто его не тронет. И Макс позаботится о брате…»
Женщина заперла дверь на засов. Вернувшись на кухню, она открыла окно, выходившее во двор. Над Парижем поднималась бледная, маленькая луна. Было свежо, дул северный ветер. Юджиния вымыла посуду. Закурив папироску, она стала ждать мужа, под тиканье простых, сосновых часов на выложенной белой плиткой стене.
Федор Петрович отправил из Версаля шифрованную телеграмму об убийстве Домбровского. Донесение ушло кружным путем, через Лион, Женеву и Вену. Коммуникации на севере и востоке Франции пока были перерезаны. Он рассчитывал на орден. У Федора имелись Анна и Владимир, теперь ему полагался Станислав.
Он сидел на террасе кафе в Версале. Здесь бойко торговали, открылись рестораны и лавки, в предместье скопилось множество бежавших из города парижан: «Потом я получу Андрея Первозванного, обещаю. И дослужусь до действительного тайного советника».
Дальше Федору продвигаться было некуда . Канцлером, с его занятиями, он все равно бы никогда не стал.
Но больше мысли об ордене, его радовало то, что он получит премию и соответствующие выплаты. Расходов было много. Мальчишки учились в Александровском лицее. Он содержал дачу, вывозил сыновей в Крым и на воды. Федор, разумеется, не появлялся в Баден-Бадене. Он ездил с мальчиками в Карлсбад. Там тоже стояла рулетка, но Федор к ней не приближался, не желая подавать детям дурной пример. Если бы не долг проклятой змее, как он, про себя, называл невестку, ему бы не приходилось экономить. Однако он всегда помнил о своей расписке, помнил холодные, голубые глаза его светлости:
- Он никогда не узнает, что это я убил его отца. Юджиния, им, наверняка, все рассказала, дрянь, но ведь и она не знала. Потому что, если он узнает…, - Федор не хотел думать об этом.
Здесь, в Версале, он долго размышлял и пришел к выводу, что в Лондоне ему появляться не след. Увезти девочку с острова было сложнее.
- Ей сейчас пять, - думал Федор, - надо, чтобы невестка приехала с детьми сюда, в Париж. Здесь легче исчезнуть, через Германию, или Швейцарию. Ребенок пропал, потерялся на улице. Такое бывает. Мальчикам пока ничего говорить не буду. Они обрадуются, что у них сестра появится.
Федор собирался сказать дочери, что мать обманула ее, и все это время не давала ему, законному отцу, увидеться со своей девочкой. Он потушил папиросу и улыбнулся: