Горничная присела:

- Мадам баронесса, пришел главный инженер компании. Он в гостиной…, - лицо девушки было бледным. Она, боязливо, добавила:

- Кажется, опять несчастье, на «Луизе»…, Мальчик у себя в детской. С ним все в порядке…, - Элиза сглотнула и велела: «Помогите мне одеться, Мари».

Она вышла в парадную гостиную, увешанную картинами, в тяжелых, золотых рамах, комкая в руке черный, шелковый носовой платок. Элиза заставила свой голос не дрожать:

- Месье Менье…, чем я обязана, вашему визиту?

Она стояла, маленькая, в темном, траурном платье. Менье, взглянул на женщину:

- Господи, как это сказать? Я сам, его отпустил, еще пяти утра не было…Конечно, это отец, глава компании. Господин барон захотел посмотреть, как идут восстановительные работы. Они в шахту спустились…, Но месье де ла Марк знал, что мы пока не заменяли крепления, что идти в ту штольню опасно…

Обвал услышала утренняя смена. Менье разбудили чуть позже семи. Оказавшись внизу, приникнув ухом к породе, он уловил четкое постукивание камня. Все инженеры знали код американца Морзе. Менье отстучал в ответ: «Мы вас достанем, держитесь».

То же самое он сказал и мадам баронессе. Она потрогала простой, золотой крестик, и кивнула: «Я буду ждать известий от вас, месье Менье. Ждать и молиться». Когда главный инженер ушел, Элиза, пошатнулась. Девушка велела себе:

- Не смей! Господь не будет нас наказывать, я верю. Виллем вернется, он обещал…, - она прошла в крыло свекра, мимолетно подумав, что надо будет перенести детскую на третий этаж, где жили они с Виллемом.

- Его больше нет, - Элиза стояла перед дверью в детскую, - нет, и никогда не будет. Господи, убереги моего, мужа от всякой беды.

В комнате было светло, кормилицы приводили в порядок пеленки. Мальчик только что поел и лежал в колыбельке, размахивая ручками. Женщины присели:

- Ваша светлость…, - Элиза улыбнулась, склонившись над сыном. У него были ясные, серые глаза, из-под чепчика выбился белокурый локон. Женщина попросила: «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы Виллем больше никогда меня не покидал».

Она взглянула в окно и увидела сокола, над холмами. Птица, развернув крылья, пропала из вида. Элиза, слушая лепет сына, перекрестилась.

Девушка сидела в пустой палате рудничной больницы, сжимая в руках траурные, гагатовые четки. Тело свекра и мужа подняли из шахты три дня назад. Виллем был ранен, но никто не говорил ей, как. Элиза была во дворе «Луизы», вместе с доктором Кардозо. Давид оставил ее на попечение врача компании. Он сам спустился вниз, как только оттуда сообщили, что Виллема и его отца нашли. Первым поднимали труп, завернутый в холст. Элиза посмотрела в другую сторону.

- Даже после смерти, - горько подумала женщина, - после смерти он творит зло. Бедный Виллем, Господи, что с ним…, - муж, оказавшись на поверхности, улыбнулся. Он лежал на выломанной стенке вагонетки. Давид распорядился: «Доктор ван Кампф, организуйте носилки, деревянные». Лицо Виллема было исцарапано и выпачкано угольной пылью. Элиза, опустившись на колени, взяв его за руку, тоже улыбнулась.

- Все закончилось, милый, - шепнула она, - больше ничего не будет, кроме счастья. Ты вернешься домой, увидишь малыша…, - она приникла щекой к щеке мужа и всхлипнула.

Доктор Кардозо пригласил на консультацию двух профессоров из Лувена. Они несколько раз осматривали Виллема. Перекрестившись, Элиза прошептала: «Господи, прошу тебя, исцели моего мужа. Не наказывай его».

Тело свекра лежало в закрытом, роскошном гробу, в церкви. Его должны были похоронить здесь, в Мон-Сен-Мартене.

- Надо привезти Маргариту из Намюра, - напомнила себе Элиза, - этот…, этого нет. Он ничего не скажет. Она должна быть здесь.

Элиза занималась погребением, отвечала на телеграммы с соболезнованиями, сидела с приехавшим из Брюсселя адвокатом свекра. По завещанию барона, все состояние отходило его сыну:

- А потом, - адвокат снял очки, - внуку, ваша светлость. Господин барон прислал нам распоряжение, когда у вас родился сын. Ваш муж пока жив. Надо, чтобы он подписал документ, о назначении вас опекуном над ребенком, в случае, если…, - юрист замялся.

- Мой муж будет жить, - холодно ответила Элиза. Проводив адвоката, она пошла в детскую. Элиза долго сидела, держа на руках младенца, глядя на яркий, ветреный закат, игравший над замком. Равнины отсюда видно не было. Элиза вспомнила дым над трубами шахт, над сталелитейным заводом, он работал в полную мощь. Она посчитала:

- Почти двадцать тысяч человек на компанию трудится. Нельзя закрывать дело, нельзя их увольнять, у них семьи…, Господи, только бы Виллем оправился, - Элиза покачала сына, - только бы ты с папой увиделся…

Они с Виллемом, после смерти Маргариты, решили не искать настоящего отца ребенка.

- Да и где его искать? - горько сказал юноша, - Маргарита ничего о нем не говорила…, Понятно, что они в Брюсселе встретились, а дальше…, - он махнул рукой. Мальчик спал, устроившись в руках у Элизы. Она вспомнила старую песню, что отцу напевала его бабушка.

- Жалко, - вздохнула Элиза, - я ее и не видела никогда. Папе было тяжело в Лондон ехать, а прабабушка пожилая была, к нам не добралась.

Марта умерла, когда Элизе еще не исполнилось десяти лет. Женщина до сих пор хранила ее письма, с четким, летящим, совсем не старческим почерком.

- Мой прадедушка был инвалид, - вспомнила Элиза, - его удар разбил, когда они короля из Франции пытались вывезти. Прабабушка Марта его на ноги поставила. В Париже, в трущобах. Ничего страшного, - велела себе Элиза, - я справлюсь.

- Без горя и несчастий, - шепнула она сыну и осторожно уложила его в колыбель.

Дверь скрипнула. Давид появился на пороге: «Пройдите, кузина Элиза». Она поднялась, маленькая, в глубоком трауре. Доктор Кардозо отвел от нее глаза. Белокурые волосы блестели в свете полуденного солнца. Она сняла черный капор. Вертя его в руках, женщина требовательно спросила: «Кузен Давид, что с Виллемом?»

Давид, несмотря на свой опыт, не знал, как это сказать, и поэтому сглотнул:

- Не здесь, кузина Элиза…, Если вы позволите, я потом, после того, как вы повидаетесь с мужем…, - он указал на пустой кабинет ван Капмфа: «Я вас подожду». Элиза кивнула и зачем-то достала из ридикюля молитвенник.

Он лежал, подпертый подушками. Его вымыли, на лице виднелись царапины. У мужа все еще не сошел летний загар. Элиза села рядом и прижалась щекой к его руке:

- Милый, слава Богу, слава Богу, ты жив! Дома все хорошо. Тебя скоро выпишут, и мы будем все вместе, как и хотели…, - она взглянула в серо-голубые глаза: «Что такое?»

- Я не верю, - гневно сказал Виллем, - я так Давиду и ответил. Я буду ходить, обязательно…, - он поморщился, как от боли и привлек Элизу к себе. От жены пахло ландышем и домашним теплом. Виллем вспомнил бесконечную сырость шахты, и тело отца, с разбитой головой, лежавшее рядом. Юноша аккуратно перепилил крепления, но замешкался. Камни, рухнувшие со свода, задели и его, Виллема. Он, сначала, потерял сознание от боли. Очнувшись, юноша попытался подвигать ногами. Виллем понял, что не чувствует их и твердо сказал себе: «Это переломы, как у Маргариты. Все будет хорошо». Руки действовали. Он, прислушавшись к звукам, что доносились в заваленную штольню, поднял камни. Виллем начал стучать.

- Конечно, будешь, - горячо ответила Элиза, - и скоро, милый. Я с тобой стану заниматься, дома. Ты выздоровеешь… - она ласково поцеловала его в щеку. Виллем уткнулся лицом в ее белокурые волосы. Она ушла, оставив мужу молитвенник и свои простые, деревянные четки. Элиза сказала:

- Ты молись святой Варваре, покровительнице шахтеров, и Лурдской Богоматери, милый. Она исцеляет страждущих людей, ты сам знаешь. Кюре к тебе придет, я его попрошу.

Элиза обещала вернуться вечером, с домашним обедом. Виллем улыбнулся: «Поцелуй за меня маленького. Скоро я его на руки возьму».

Доктор Кардозо стоял у открытого окна кабинета, куря папиросу. Сзади зашуршал шелк, он услышал нежный голос: «Расскажите мне все, кузен Давид. Ничего не скрывайте».