У нее в спальне горел камин, пахло ландышем. Элиза, расчесав волосы, заплетя косы, увидела, как поворачивается бронзовая ручка двери. Он стоял на пороге, с бутылкой вина. Барон коротко усмехнулся: «Я пришел». Элиза посмотрела в окно. Тонкая, бледная луна вставала над лесистыми холмами. Снизу, с равнины, доносились звуки колокола. Закончилась вторая смена. Под землю шли инженеры, штейгеры и дежурная бригада шахтеров. Ночью, чтобы не замедлять добычи угля, ремонтировались подъемники и вентиляторы, прокладывались новые штольни и менялись крепления.

Он подошел ближе, отхлебнув вина из горлышка. Элиза, почувствовав его руку на своей груди, попросила: «Господи, сделай что-нибудь. Ты ведь можешь».

В эту ночь на «Луизе» закончили работы рано. Им надо было ставить новые крепления в разрушенной взрывом, и восстановленной штольне. Главный инженер развернул при свете лампы Дэви чертежи. Он покачал головой:

- Дерево пока не вылежалось. Перенесем это на следующую неделю. Идите, месье де ла Марк, - он шутливо подтолкнул Виллема в плечо, - вы у нас молодой отец. Не высыпаетесь, должно быть.

Виллем высыпался. У сына была своя комната, вокруг ребенка хлопотали кормилицы, и няньки. Он въехал во двор замка через боковую калитку. Ее всегда оставляли открытой, когда он уходил на смену. Юноша улыбнулся:

- Ещ не рассвело, даже пяти нет. Элиза спит, она вся теплая, ласковая…, - он поставил лошадь на конюшню и пошел наверх.

Замок спал, было тихо. Виллем, поднявшись на третий этаж, насторожился. Откуда-то доносился сдавленный, испуганный шепот: «Нет, нет, я прошу вас, не надо….»

Он узнал голос Элизы. Не думая, юноша снял со стены алебарду времен первого адмирала. Она легла в ладонь знакомой тяжестью. Отец научил Виллема владеть старинным оружием.

- Делай то, что я тебе говорю, стерва, - он услышал звук пощечины, - иначе полетишь из окна, как твоя золовка. Никто о тебе плакать не будет…, - Виллем застыл. Она тихо зарыдала. Юноша осторожно, очень осторожно нажал на ручку двери. Горел газовый светильник. Он едва не зажмурился, такими белыми были ее обнаженные плечи. Элиза стояла на коленях, распущенные волосы отливали золотом. Виллем увидел огромные, серые, молящие глаза жены. Отец не видел Виллема, барон стоял спиной к входу. Он, угрожающе, сказал: «Ну!»

Отец был раздет. Виллем успел подумать:

- Какой он огромный все-таки. Обрюзгший. Мы с ним одного роста, - юноша поднял алебарду и ударил отца в полысевший затылок, прикрытый редкими, светлыми волосами.

Он покачнулся и сполз в руки сына.

- Как у Маргариты, - вспомнилл Виллем, - у нее голова была разбита. Я слышал, он сказал, что…, -юноша услышал сдавленный стон. Элиза, чтобы не закричать, закусила руку зубами. Она, все еще, стояла на коленях. Виллем ощутил тепло крови у себя на ладонях. Он уложил тело отца на бархатный халат, валявшийся рядом, на персидском ковре. Элиза раскачивалась, беззвучно плача. Виллем, опустившись рядом, обнял ее. Она тихо рыдала, уткнувшись лицом ему в плечо, а юноша шептал: «Не надо, любовь моя, не надо…, Ты ни в чем, ни в чем не виновата…»

Он накинул на Элизу шаль и отвел взгляд от мертвых глаз отца. Жена всхлипывала:

- Виллем…, Это он был в горах, ночью…, Он выбросил Маргариту из окна. Он сказал, что и тебя убьет, он угрожал отдать маленького в приют…, - она задохнулась. Виллем, нежно подняв ее, отвел в умывальную. Элизу тошнило. Он придерживал голову жены над тазом, гладя растрепанные, белокурые волосы.

- Никто ничего не узнает, - тихо сказал Виллем, - я вынесу его…, тело отсюда. Еще рано, поселок не проснулся. Я довезу его до «Луизы» и сделаю вид, что мы вместе спускались в шахту, что был обвал. Там еще нет новых креплений, меня не заподозрят. Элиза…, - он прижал жену к себе, - Элиза, любовь моя…

В предрассветных сумерках ее глаза были огромными, зубы стучали. Виллем, твердо велел: «Ложись, пожалуйста. Ложись, поспи, позавтракай в постели. Я вернусь, обязательно…, - он напомнил себе, что на шахте, надо выбросить окровавленный халат. Ковер испачкан не был. Он сглотнул:

- Элиза…, Элиза, милая, пожалуйста, забудь обо всем этом. Все закончилось, - Виллем довел ее до кровати и подоткнул вокруг жены одеяло, - есть только мы, и наш сын.

Она уцепилась за его пальцы:

- Виллем…, Виллем, не оставляй меня, пожалуйста…, Мне страшно, - Элиза сидела, обхватив колени руками. Виллем, устроившись рядом, поцеловал ее:

- Теперь бояться нечего, милая. Я просто должен…, - он указал в сторону трупа. Элиза вытерла его рукой свои слезы. Девушка легла на бок, обнимая шелковую подушку, тихо плача.

Она закрыла глаза, но все равно видела искаженное злобной гримасой лицо свекра. В ее ушах звучал издевательский смех: «Я избавился от Маргариты, и то же самое сделаю с тобой!»

Муж выносил тело по черной лестнице. Когда дверь закрылась, Элиза зарыдала, скорчившись:

- Он убил Маргариту, убил свою дочь…, А Виллем убил своего отца…, - она схватила четки, лежавшие на мозаичном столике рядом с кроватью. Перебирая их, Элиза попросила:

- Иисус, пожалуйста, не наказывай нас больше. Матерь Божья, молись за нас, грешников…, - она плакала, пока не задремала, тяжелым, прерывистым сном. Губы ее все еще двигались. За окном, выходившим на восток, в горы, поднималось яркое, осеннее солнце.

Виллем остановил экипаж у того входа на «Луизу», что вел к вентиляционной шахте. Он не стал ехать через поселок. Первая смена спустилась под землю, на улицах было безлюдно, но юноша не хотел рисковать. Тело отца было завернуто в халат. Он направил одноколку в объезд. Виллем открыл своими ключами калитку:

- Мерзавец, какой мерзавец…, Я больше чем уверен, это он подкупил кого-то в Бомбее. Они подожгли дом. Из-за него умерла мама, он убил Маргариту…, - юноша вспомнил мертвое лицо сестры. «Никто по нему плакать не будет, - гневно сказал себе Виллем, - я избавился от убийцы».

Ему надо было спуститься на полторы тысячи футов, привязав к себе труп. Отец весил больше, чем двести фунтов. В штольне, где произошел взрыв, работы пока не велись, но рельсы восстановили. Виллем, облегченно, вздохнул:

- Внизу вагонетки стоят. Все легче. Пилу я взял. Когда окажусь в штольнях, поработаю с креплениями. Надо все сделать осторожно, чтобы самому не пострадать.

Веревки у него были при себе. Все инженеры и штейгеры носили моток в своей рабочей сумке. Здесь, у черного отверстия маленькой шахты, было пустынно. Террикон «Луизы», заслонял горизонт. Виллем развернул бархат и прошел в маленькое подсобное помещение. Он бросил халат в жерло печи. Огонь взметнулся вверх. Юноша сжал зубы. Вернувшись к шахте, он кое-как привязал к себе тело отца. «Лестницы выдержат, - сказал себе Виллем, - мы их весной заменяли».

Он спускался медленно, останавливаясь, чтобы передохнуть, ощущая спиной мертвенный холод трупа.

- Я весь в крови буду, - понял Виллем, - но это не страшно. Ему голову камнями разобьет. Как Маргарите.

Ощутив под ногами твердую породу, он выдохнул и взглянул наверх. Неба отсюда, с нижнего уровня шахты, видно не было. Виллем огляделся, при свете лампы Дэви, висевшей у него на крючке куртки. Он свалил труп в пустую вагонетку и прислушался. Бригады были в других штольнях, слева от вентиляционной шахты. Юноша толкнул деревянные колеса, вагонетка набрала ход. Он сказал себе: «Немного осталось». Свет лампы постепенно исчезал, вскоре ее не было видно. Виллем пропал в бесконечной, сырой тьме каменного коридора. Лаз уходил на двести футов вниз и вбок, туда, где лежала восстановленная штольня.

Элиза проснулась от стука в дверь и вытерла припухшие глаза. Спальню заливало яркое солнце. Она вздохнула:

- Кажется, полдень. Виллем…, Виллем его ударил, алебардой…, - Элиза, испугавшись, привстала, но в спальне было прибрано.

- Он должен был вернуться, - женщина потянулась за шелковым халатом, - вернуться…, Он сказал, что просто оставит его…, тело внизу, и сделает вид, что был обвал…, И что с маленьким…, - Элиза взглянула на часы, что стояли на мраморном камине. Было одиннадцать утра.