- Нельзя. Я одна, с ребенком на руках. Я не найду Маргариту, ночью. Надо покормить и переодеть мальчика, иначе он заболеет. Виллем с Давидом приедет и все сделают. Маргарита, зачем ты так? -девушка, болезненно вздохнула. Под крики ребенка, она вернулась в дом.
Для детской внука барон де ла Марк выделил комнату в своем крыле, рядом со спальней. Комната была большой, светлой, ее наскоро затянули шелком. Виллем, довольно, сказал сыну и невестке: «Когда маленький начнет ходить, я сделаю ремонт. У него будет своя спальня, игровая…»
Пока здесь стояла колыбелька из беленого дуба с гербами, под кружевным пологом и были устроены постели для кормилиц. Из Брюсселя приехало пятеро, женщин, с рекомендациями от лучших врачей. Барон сам выбрал двух. Элиза пыталась возразить, говоря, что ребенку лучше будет поблизости от нее и мужа, но свекор поднял руку: «Это мой внук. Я хочу, чтобы он рос на моих глазах».
Ночью, Элиза, сидя на кухне, кое-как накормила мальчика разведенным молоком, из ложечки, слыша его плач. Она и сама, всхлипывала, обещая ему, что мама непременно вернется. К утру туман стал еще гуще. Она услышала на дороге, ведущей к дому, стук копыт. Доктор Кардозо хорошо держался в седле. Элиза с Виллемом удивились этому, но Давид улыбнулся: «Мой отец в Америке подростком жил, потом, в Батавии. Он и меня научил верховой езде, и Мирьям. Ей это пригодилось, на канале».
Он увидел Элизу. Девушка, с мальчиком на руках, стояла на крыльце. У нее было бледное, испуганное лицо, губы дрожали. Давид подумал: «Господи, обнять бы ее сейчас…, Маргарита заболела? Вчера все в порядке было, когда я уезжал…»
- Она пропала, - слабым голосом сказала Элиза, - окно в спальне было распахнуто…, Я боюсь, кузен Давид, боюсь…, Вдруг что-то случилось…, - Давид отвел ее на кухню, и заставил выпить горячего молока. Она сидела, опустив белокурую, неприкрытую голову. Доктор Кардозо, твердо велел: «Оставайтесь здесь и присматривайте за мальчиком, кузина. У женщин после родов бывают приступы временного помешательства. Я найду кузину Маргариту. Она не могла далеко уйти. Она даже костыли не взяла».
Давид, действительно, нашел ее почти сразу. Изломанное, окровавленное тело было зажато между скалами, почти у самой кромки реки. Он встал на колени. Туман начал рассеиваться, Давид увидел окно спальни, прямо над обрывом.
- Тридцать футов, - горько подумал доктор Кардозо, - никто бы не выжил. Господи, дай ей приют под сенью присутствия Твоего.
Он погладил русые, потемневшие от крови волосы и закрыл мертвые, серые глаза девушки.
Он боялся, что Элиза потеряет сознание, однако девушка только сглотнула, увидев Давида на крыльце, с телом на руках.
- Мальчик заснул, - тихо сказала Элиза, не отводя взгляда от трупа золовки, - кузен Давид…, - она взяла Маргариту за руку, - почему, почему…, Все было хорошо, она радовалась, что поедет в Лондон, с маленьким…, - она вытерла серые глаза. Девушка, отвернувшись, перекрестилась.
Доктор Кардозо настоял на том, чтобы сделать вскрытие, здесь, в охотничьем доме. Барон де ла Марк не возражал. Младший Виллем, у юноши были заплаканные, распухшие глаза, кивнул: «Конечно, кузен Давид…»
Барон запретил везти тело в рудничную больницу. Он не хотел огласки. Маргариту должны были похоронить в Намюре, на кладбище женского монастыря. Виллем пожевал сигару:
- Все будут считать, что она нашла приют, а потом…, - он повел рукой. Элиза знала, что свекор собирается внести большое пожертвование, в обитель, в память о Маргарите.
Вскрытие, как и предполагал Давид, показало, что Маргарита умерла от кровоизлияния в мозг. У девушки, после падения, был разбит затылок. Сидя с Виллемом на берегу реки, Давид вздохнул: «Такое бывает, кузен. Маргарита много перенесла, до родов. Человеческая душа, это очень тонкая материя, мы не можем предугадать…, - юноша, внезапно, расплакался:
- Кузен Давид, - Виллем вытер лицо платком, - я и не видел Маргариту, после Бомбея…, Она в монастыре была, а потом…, - он помолчал: «Только эти два месяца, и все. Я Грегори напишу, извещу его, - юноша вздохнул, - мы теперь с ним вдвоем остались».
- У вас замечательная жена, кузен Виллем, - заставил себя сказать Давид, - у вас теперь сын есть, и еще дети появятся…, - ему показалось, что серо-голубые глаза помрачнели. Виллем обвел глазами темные скалы, узкий, опасный мост над водой, золотые кроны деревьев:
- Вряд ли мы с Элизой сюда приезжать будем. Не хочется…, - он помолчал:
- Маленького Виллема мы вырастим. Он наш с Элизой сын, кузен Давид, - юноша достал из кармана холщовой, рабочей куртки, справку о том, что ребенок де ла Марков родился мертвым. Виллем разорвал ее и пустил клочки по ветру. Они сидели, глядя на то, как исчезают обрывки бумаги в белой пене реки.
- Мальчик, - ласково подумал Виллем, - наш сын. Господи, - попросил юноша, - дай нам стать достойными родителями для него.
Тело Маргариты, готовое к похоронам, осталось в охотничьем доме. После крещения ребенка Виллем собирался отвезти гроб в Намюр, в монастырь. Элиза вернулась в замок. Стали приходить поздравительные телеграммы. Бельгийский и голландский монархи прислали подарки наследнику баронского титула.
Доктор Кардозо все никак не мог уехать из Мон-Сен-Мартена. Он бесплатно принимал в рудничной больнице, вместе со своим коллегой, ван Кампфом, и каждый день приходил в замок. Элиза попросила его остаться до крещения мальчика. Она беспокоилась, что сын откажется от кормилиц. Маленький Виллем жадно ел, крепко спал и был здоровым ребенком. Однако Элиза все равно волновалась. Давид сидел вместе с ней у колыбели, подробно рассказывая об уходе за младенцами. Он отправил телеграмму о смерти Маргариты в Амстердам, Рахили, и попросил ее известить семью. Элиза только, неловко, сказала:
- Кузен Давид, для маленького лучше, если он будет считать, что…, - девушка покраснела.
Они стояли в детской, Элиза держала сына на руках. Мальчик был в роскошном, наряде брюссельского кружева. Внизу, в поселке, звонили колокола церкви. Барон, крестный отец внука, дал в этот день всем работникам компании выходной. Элизу и Виллема во дворе замка ждала открытая, запряженная белыми лошадьми коляска. Девушка была в платье цвета голубиного крыла, в шелковом капоре. Давид, ласково глядя на спящего мальчика, ответил:
- Это ваш сын, кузина Элиза. Вот и все, а остальное…, - доктор Кардозо помолчал, - я вам говорил, я всегда буду рядом. Что бы ни случилось, кузина Элиза, - он вдохнул запах ландыша и услышал ее шепот:
- И я, кузен Давид, я тоже…, - она вышла, шурша кринолином. Давид так и остался посреди комнаты, повторяя себе: «Я тоже, я тоже…»
- Я тоже, - прошептала Элиза, склонившись над колыбелькой сына. Его крестили Виллемом. Когда они вернулись в замок, барон, довольно сказал:
- Следующей осенью, когда малыш на ноги встанет, я устрою торжественный обед, и охоту.
Элиза сидела, опустив глаза к тарелке, чувствуя, что муж держит ее за руку. Девушка вспомнила, как, вернувшись со смены, узнав о смерти сестры, Виллем плакал: «Элиза, милая, как же, так? Двадцать лет, ей всего двадцать лет было…»
Элиза прожевала рыбу и спокойно сказала:
- Очень хорошо, дядя Виллем. А до этого времени мы все наденем траур. Я понимаю, вы делаете вид, что Маргарита умерла в Намюре. Но скорби по ней это не отменяет, - она подняла глаза и увидела мимолетную улыбку на красивом, обрюзгшем лице свекра:
- Ради Бога, дорогая невестка, - радушно сказал Виллем, - я и сам облачусь в черный костюм. Все же моя единственная дочь…, - он глубоко вздохнул и перекрестился.
Кормилицы обедали вместе со слугами, Элиза со свекром уже поели. Муж утром повез гроб в Намюр, в сопровождении Давида. Доктор Кардозо должен был предоставить, заключение о смерти Маргариты в местный полицейский участок, для организации похорон.
- А потом он уедет…, - одними губами сказала Элиза, глядя на спокойное личико ребенка. Горел огонь в мраморном камине. В детской пахло молоком и тальком, за окном виднелся темный, вечерний лес.