В Ричмонде, отчаявшись отыскать Мэтью, Бельмонте вспомнил бедную синагогу в Сент-Луисе, немецких эмигрантов, говоривших по-английски с тяжелым акцентом, и свою захудалую бар-мицву. В Миссури еще не было свитка Торы. Маленький Дэвид читал главу из книги. Отец стоял рядом и утирал слезящиеся глаза. Мать сидела за старой, бархатной занавеской. Пахло пылью и сладким, изюмным вином.

- Пусть там все хоть под землю провалится, - сочно пожелал Бельмонте, стоя с одним саквояжем на перроне вокзала в Ричмонде, ожидая поезда на юг.

Самые богатые евреи Конфедерации жили в Чарльстоне и Саванне. Туда Бельмонте и намеревался податься. За душой у него ничего не было, но Дэвиду еще не исполнилось тридцати. Он собирался найти обеспеченную невесту. Так оно и случилось.

Стоило ему появиться, в новой форме пехотного майора, в чарльстонской синагоге, как отцы незамужних дочерей стали наперебой приглашать его на семейные обеды. Через два месяца Бельмонте был помолвлен с единственной дочерью главы снабжения армии конфедератов, мисс Ребеккой Толедано. Они успели поставить хупу до того, как генерал Борегар капитулировал перед северянами.

Выйдя из госпиталя, Бельмонте осмотрелся и жестко сказал тестю:

- Не лезьте ни в какие махинации. Вы на подозрении у северян. Вы крупный военный чин, в прошлом. Почти генерал, - хищно улыбнулся Бельмонте: «Живите тихо. Ходите в синагогу, руководите общиной. Оставьте все..., - Дэвид повел рукой, - комбинации мне. Я все-таки юрист, хоть и не практиковал, из-за войны».

После убийства Линкольна Дэвид боялся, что тесть окажется, в этом замешан. В газетах писали о пожизненном заключении героя мексиканской войны, полковника Вильямсона, и расстреле, по приговору трибунала, капитана войск конфедератов Мэтью Вулфа. Старик Толедано клялся, что ни о чем не знал, и ничего не подозревал.

- Ладно, - вздохнул Дэвид, - я вам верю, дорогой тесть.

Он, на деньги Толедано, основал юридическую практику. Саквояжники приезжали на юг толпами. У них в карманах звенело золото, земля стоила дешево. Бельмонте знал, что ему доверяют. На дверях конторы висела мезуза, он держал в кабинете ханукию и ходил в кипе. Северяне предпочитали иметь дело с евреями. Среди них было много аболиционистов. Бельмонте никогда не забывал, в разговоре, ввернуть, что еще до войны выступал за отмену рабства. Об убитых им неграх он, разумеется, не упоминал.

Он возил саквояжников по разоренным плантациям, оформлял сделки, и относил деньги в банк. Некоторые гости с юга, правда, домой не возвращались. Бельмонте нашел своего давнего друга по партизанскому отряду, Джессе Джеймса. Джессе, после войны занялся грабежами. Джеймс порекомендовал ему надежных людей из ветеранов войны, живших в Северной Каролине. Золото, оставшееся после убийств, Бельмонте делил между собой и главарями банд.

После смерти тестя его единогласно избрали главой общины. Поднимаясь на биму, оглядывая беломраморную синагогу, он, удовлетворенно, улыбался. Когда он вошел в Ричмонде в вагон третьего класса, он представлял себе будущее именно так.

Жена, в черном, траурном шелке, с гагатовыми ожерельями, сидела на их семейном месте. Женщины в Чарльстоне давно спустились вниз. Бельмонте выступал за новые веяния.

Ребекка прислушалась. Муж, как всегда, незаметно вошел в комнату. Наклонившись, Бельмонте поцеловал ее белую шею.

- Рав Горовиц приехал, - смешливо сказал Дэвид, - на Шабате увидишь своего бывшего жениха. Я, правда, с ним еще не говорил. Они вчера поздно вечером явились. Живут в пансионе мистера Фридлендера. Он их и встречал, на вокзале.

Ребекка поднялась и закинула руки ему на шею. Муж был выше ее на голову. Даже в штатском, летнем, ирландского льна костюме, у него осталась военная выправка. Ребекка увидела его, осенью, в синагоге, после отъезда рава Горовица. Дэвид носил темно-голубой мундир майора конфедератов. Девушка пообещала себе: «Этот человек будет моим мужем, и никак иначе». У него были мягкие, немного вьющиеся темные волосы, и красивые, карие глаза. Покойный отец осторожно сказал Ребекке:

- Майор Бельмонте говорил со мной, милая…, Однако он с запада, из Сент-Луиса, из небогатой семьи..., - девушка надула губы:

- Папа, оставь. Он южанин, еврей, джентльмен..., И он мне нравится, - краснея, прибавила Ребекка. Отец рассмеялся: «Человек он достойный. Семья старая, с Кариб. Он образованный, университет закончил. Хорошо, милая».

- Он не был моим женихом, - капризно отозвалась Ребекка, - я ему отказала, этому коротышке, хоть у него и денег много. Я хотела выйти замуж по любви, Дэвид, - в окне было сумрачно, мерцали звезды. Бельмонте шепнул ей: «И вышла. Я, милая, этому очень рад».

- А что там за жена? - поинтересовалась Ребекка и ответила сама себе: «Наверняка тоже коротышка, и уродливая к тому же. Все северянки уродливые».

- Говорят, - муж усмехнулся, - он ее со Святой Земли привез. Посмотрим, каковы тамошние евреи.

Бельмонте, как и его покойный тесть, аккуратно посылал деньги в Иерусалим. Это была заповедь, а Дэвид старался их соблюдать.

- Однако, - разводил он руками, - многие правила устарели. Например, те, что касаются пищи. Нам не надо отделяться от американцев. Мы должны обедать с ними за одним столом.

- Она, наверное, тоже креветок не ест, - сморщила нос Ребекка, - рав Горовиц от них отказался.

- Что не мешает нам, - Бельмонте поднес ее руку к губам, - отлично поужинать, именно креветками, и французским вином. Послезавтра ты ее увидишь, эту Элишеву-Сару, в синагоге. Мы рава Джошуа будем общине представлять.

После ужина жена играла ему на фортепьяно. Бельмонте, поцеловал ее: «Мне надо поработать милая, в кабинете. Но я тебя разбужу, обещаю».

- Буду ждать, - лукаво взглянула на него Ребекка.

Бельмонте запер дверь. Присев к большому, дубовому столу покойного тестя, он закурил виргинскую папиросу. За окном была ночь, жаркая, южная, пронизанная светом крупных звезд. Звенели цикады. Он снял ключ с золотой цепочки для часов и открыл вделанный в стену сейф. Бельмонте разложил перед собой покрытые рядами цифр бумаги. Внизу каждого листа стояли три буквы «К». Он углубился в работу.

На кладбище было тихо, за кованой оградой поднимались вверх зеленые, пышные магнолии. Утро выдалось жаркое. Бет, невольно, вздохнула:

- Бедное дитя, в самый разгар лета родится. Мы с Джошуа привыкли, на Святой Земле еще теплее, а вот мальчик или девочка..., - перед отъездом из столицы она сходила к врачу. Доктор уверил ее:

- Все в порядке, миссис Горовиц. Осталось две-три недели, не больше. Ребенок некрупный, лежит правильно, - он написал адрес на бумаге:

- Это мой коллега, в Чарльстоне, доктор Маккарти. Он вам поможет. Мы вместе учились.

- Здесь больше могил появилось, - Бет наклонилась и провела рукой по горячему граниту: «Конечно, два года прошло». Старший брат Сальвадора умер после войны, но за могилой ухаживали старики из похоронного общества. Мистер Фридлендер, вдовец, хозяин пансиона, встречал их на вокзале. Он пожал плечами:

- Это заповедь, рав Горовиц. Впрочем, - Фридлендер почесал в седой бороде, - мы с вами вместе бедного Александра хоронили, помните? Едва за сорок ему было. Так жаль, так жаль..., - старик вздохнул.

Им надо было найти дом, но рав Горовиц сказал:

- Давай родов дождемся, а потом займемся недвижимостью. Просто отдыхай, - он поцеловал Бет, - не ходи далеко одна, пожалуйста. Только в синагогу, - он улыбнулся, - здесь рукой подать.

Пансион Фридлендера стоял за две улицы от беломраморного, с колоннами здания.

- Сегодня Шабат, - вспомнила Бет, - наконец-то, общину увижу. Джошуа будут представлять и меня тоже.

Она вчера привела в порядок одежду мужа. Джошуа пошел встречаться с советом общины и проводить первый урок по Талмуду.

- Толедано умер, - сказал он, сидя за завтраком, - теперь в председателях зять его, некий Бельмонте, из Сент-Луиса. У него своя юридическая практика, очень успешная. Здесь, на юге, - Джошуа налил ей кофе с молоком, - сейчас много денег. Оборотистые люди, как этот Бельмонте, хорошо зарабатывают.