- Ты рискуешь второй пощечиной, от меня, Максимилиан, - предупредил его Поль: «Я вырастил твоего отца и Полину, как своих детей. Вырастил тебя и Анри. Самое малое, что ты можешь сделать для своего ребенка, это обеспечивать ее, до восемнадцати лет.

По закону девочкам выплаты полагались до замужества. Джоанна забраковала такой черновик обязательства:

- Я не собираюсь поддерживать патриархальные устои. В восемнадцать лет юноша или девушка могут зарабатывать себе на хлеб.

Поль не стал спорить.

- Но две тысячи фунтов в год, - Макс сопротивлялся, - это очень, много. И почему они уходят вам на счет, бабушка, одной суммой? Это почти тридцать тысяч фунтов, - Макс, быстро, подсчитал в уме. Деньги у него после этого перевода еще оставались, но Волку было обидно терять средства, выплачивая содержание ребенку, которого, Макс твердо себе это пообещал, он никогда не увидит.

- Такая же пиявка, как ее мать, - злобно подумал он. Волк услышал у себя над ухом голос бабушки: «Твоя квартира приносит большой доход, Макс. Деньги идут ко мне на счет, - Джоанна подмигнула ему, - потому, что так надежней, милый мой». Макс тяжело вздохнул и расписался. Бабушка присела на ручку кресла и поцеловала белокурый висок:

- Я не собираюсь заставлять тебя воспитывать девочку. Вряд ли ее деду такое понравится...

Волк что-то пробурчал.

- Ты должен был исправить свою ошибку, - заключила Джоанна, - и я горжусь, что у тебя хватило пролетарской сознательности это сделать. Вы пойдете с дядей Полем к адвокатам, а потом на почту. Мы все вместе пообедаем, и отправляйся в Лувен.

Макс молчал, опустив голову, чувствуя, как горят у него щеки.

- Словно мальчишка, - беспомощно, подумал он, - нет, больше такого промаха я не допущу. Пока бабушка жива, она меня в покое не оставит. Надо будет обеспечивать всех пиявок, которые сюда с детьми на руках явятся, - он посмотрел на сильную, в пятнах от чернил руку Джоанны, без браслетов, без колец: «Хорошо, бабушка. Я признаю, я был неправ. Надо было раньше...»

- Сейчас ты все сделал, как положено, - Поль надел свой потрепанный, старый цилиндр: «Молодец».

- Но куда они все-таки уезжают? - Макс вышел за кованую калитку: «В Париж, что ли? К Анри? Или в Лондон, к Полине?»

Он обернулся и увидел, что бабушка машет ему. С окна гостиной были сняты бархатные гардины. Джоанна проводила их взглядом и присела к столу:

- Правнучка, еще одна, - женщина повертел ручку, - попрошу Аарона отдать ей письмо, когда восемнадцать Марии исполнится.

Она взяла чистый лист бумаги и начала писать, твердым, не изменившимся за полвека почерком: «Милая моя девочка!»

Джоанна дала прочитать письмо Полю. Он обнял женщину: «Просишь, чтобы не боялась любить, как отец Полины ей завещал». Джоанна сидела на диване, оглядывая пустую гостиную. Ящики с архивом увезли. Макс уехал в Лувен, заниматься в библиотеке. Внук дал Джоанне рукопись своей книги. Прочитав черновик, она кивнула:

- Очень хорошо. Надо помнить, что социализм вырос не на пустом месте. В самые темные времена человечества появлялись люди, - Джоанна задумалась, - опередившие свое время.

Она усмехнулась, вспомнив грязную, пропахшую табаком комнату рядом с кладбищем Пер-Лашез: «Фурье был обыкновенным прожектером. Однако, я уверена, - она подняла руку, - ты, Макс, доживешь до торжества коммунизма в Европе, и во всем мире. Будь достоин, - Джоанна вздохнула, -своего отца и деда».

Макс недоуменно посмотрел на бабушку, но ничего не сказал.

Завещание было давно составлено и лежало у парижских адвокатов Джоанны и Поля. Оно было коротким. Кроме денег, отходивших Анри, все остальное передавалось Карлу Марксу. Джоанна отправила ему записку, указывая, что средства перечисляются в партийную кассу Интернационала. Она попросила Маркса приехать на похороны.

Макс назначался душеприказчиком. Джоанна, надписывала конверты, наклеивая марки:

- Волк все сделает, Поль. Можно не беспокоиться. Довезет нас, то есть тела, - спокойно поправила себя женщина, - до Парижа, и организует похороны. Я думаю, после этого, - она погрызла перо, -инцидента, с ребенком, он повзрослеет.

Когда Макс уезжал в Лувен, Джоанна отдала ему ключи от квартиры:

- Мало ли, - сказала бабушка, - вдруг, мы гулять пойдем. В парке будем, в библиотеке..., Чтобы ты на ступенях не сидел, - она поманила к себе внука и поцеловала его в лоб.

Они с Полем сходили на почту. День был свежий, яркий. Месье Мервель купил Джоанне букет пышной сирени:

- Не спорь со мной, - рассмеялся адвокат, - сорок пять лет я тебе книги дарил, как ты просила, а сегодня хочу цветы преподнести.

Женщина выбрала летнее, серого шелка, строгого покроя, платье, и не покрыла седую голову. Поль тоже тщательно оделся, в хороший, льняной костюм, и взял новый цилиндр. Они просто гуляли по Брюсселю. В парке Джоанна вспомнила, как сын, ребенком, катался здесь на осликах.

- Они будут счастливы, - твердо сказала себе женщина, глядя на суету детей вокруг тележек, на мальчиков, с обручами, и девочек с куклами: «Маленький Джон, Джейн, Пьер, Мария..., Все с ними будет хорошо, обязательно».

Сестре Джоанна написала, что всегда любила ее, и желает ей, и всей семье, счастья. Она объяснила свой поступок:

- Я прожила честную, достойную жизнь, и вырастила, вместе с Полем, семью. Настала пора проститься, пока я крепка и в твердом уме. Пожалуйста, не заказывайте по нам поминальных служб, и не возлагайте цветов на нашу могилу, на Пер-Лашез. Мы просим вас потратить эти деньги на помощь нуждающимся, безработным, сиротам и старикам. Она стояла, держа за руку Поля, наблюдая за детьми:

- Папа, на Святой Елене, это сделал. Он болел, устал. И тетя Джо, наверное, тоже болела. А мы здоровы, - она пожала сильные пальцы Поля, - но так лучше. Надо вовремя уходить.

Они прошли до Гран-Плас и поели в хорошем ресторане, выпив шампанского. Хозяин выглянул в зал:

- Мадам Жанна, месье Поль..., Рад вас видеть в добром здравии. Примите комплимент от заведения.

Джоанна улыбнулась, когда им принесли пирожные: «Мы здесь рождение Полины отмечали, помнишь? Его отец, - она указала на кухню, - тогда здесь заправлял». Поль нежно взял ее ладонь:

- У нас бутылка вина дома осталась, я отложил. Любовь моя..., - Джоанна потянулась и вытерла его щеку: «Мы будем вместе, милый мой, как все эти годы».

Дома было тихо, прибрано. Из всей мебели оставалась только кровать в большой спальне, и диван в гостиной. Они взяли вино в постель. Джоанна, чувствуя на губах вкус цветов, обнимала Поля:

- Как хорошо..., Мне с ним всегда было хорошо. С первого раза и все сорок пять лет. Впрочем, - она, невольно, усмехнулась, - еще с каморки, в Париже, стало ясно, что мне это всегда будет нравиться. Полю никогда седьмой десяток не дашь. И мне семьдесят, а кажется, - она застонала и прижала его к себе ближе, - кажется, что двадцать..., - она тщательно убрала в спальне. Поль распахнул все окна в квартире. Они оделись и вышли в гостиную. Джоанна поставила букет сирени в простой, оловянный кувшин, и заварила кофе.

Они, молча, курили. Джоанна, вымыла чашки и кофейник: «Макс должен завтра из Лувена вернуться, утром. Ночи еще свежие, июнь на дворе». Она вернулась на диван, неся два стакана с водой. Поль достал из кармана пиджака запечатанную пробирку:

- Иди ко мне, любовь моя.

Они так и держались за руки. Джоанна положила седую голову ему на плечо, и приняла от него стакан. Вода только немного помутнела, от нее пахло, слабо, едва уловимо, горьким миндалем.

- Это быстро, - сказал Поль, - мы с тобой читали, в энциклопедии. Я люблю тебя, Жанна, спасибо тебе, за все.

Джоанна, на мгновение, прижалась к его, таким знакомым, губам:

- Люблю, Поль, и всегда любила.

Она быстро выпила воду, вместе с Полем, и успела пожать ему руку. Джоанна вспомнила, как она, подростком, искала нужное слово:

- Товарищ, - улыбнулась женщина, слыша отчаянно бьющееся сердце, - правильно. Мы были товарищами.