Это был последний обед сезона. Лондонцы разъезжались в деревню до осени. Эми-сан сидела рядом с братом, Оказавшись за одним столом с настоящими японцами, гости говорили только о них.

- Миссис ди Амальфи, - восторженно заметила графиня Карисфорт, - вы обязательно должны написать роман о востоке. Так интересно! Тем более, - она лукаво улыбнулась, - теперь у вас есть невестка. Она вам обязательно поможет. Миссис Эми, - обратилась дама к девушке, - как жаль, что вы не умеете читать. Ваша свекровь, знаменитый литератор. Она выпустила больше двадцати книг.

Марта, невольно, улыбнулась. Эми управлялась с приборами четкими, отточенными движениями. Прямая спина в гранатовом шелке была твердой, будто выкованной из железа.

- Конечно, - подумала Марта, - я помню, как они детей воспитывают. До трех лет им все позволяют, особенно мальчикам, а потом начинают требовать. Тем более Эми девочка. С той поры, как она на ноги встала, ее учили кланяться отцу и братьям, учили держать осанку, учили скромности. Впрочем, там кровь Одноглазого Дракона…, - Марта услышала нежный голос женщины:

- Отчего же. Я умею, и читать, и писать. И на английском языке, и на японском, ваша светлость, - она наклонила увенчанную перьями, темноволосую голову.

Марта увидела искорки смеха в серых глазах кузена Пьетро. Вернувшись из Кембриджа, мужчина развел руками:

- Мы ходили на кафедру, где я буду преподавать, встречались с профессорами. Наримуне-сан, как ты знаешь, студентов учит японскому языку. Они все жалели, что Эми не может, открыто работать, она женщина…, - Пьетро помрачнел:

- Мы договорись, что она будет переводами заниматься, с моей помощью. Коллекцию японских рукописей тоже надо в порядок привести. Кое-что мы им подарили, кое-что там было, в библиотеке…, У нас, к сожалению, - он затянулся папиросой, - публика до сих пор считает, что Япония дикая страна. Однако, - Пьетро указал глазами на новый комод работы мистера Морриса, украшавший кабинет его матери, - японский стиль стал очень моден.

- И будет еще моднее, - уверила его Марта.

- В Le Bon Marche открыли целый отдел восточных диковинок. Парижанки дерутся за кимоно, гравюры и веера. Я и сама, - женщина рассмеялась, - в кимоно хожу, дома. И мама твоя тоже, и тетя Сидония. Они очень удобны.

- Масами-сан, - раздался с порога ласковый голос Эми, - чай готов.

- В Мейденхеде они чайный павильон построят, и сделают часть сада в японском стиле. Пьетро мне говорил, - Марта приняла чашку из рук женщины. «Правильно, - она искоса посмотрела на шелковое, летнее, с рисунками цветов кимоно Эми, - пусть их дети знают о своем происхождении. И в Японию они вернутся, обязательно».

- Читать на японском языке? - удивилась графиня Карисфорт: «А что на нем можно читать? У вас же нет книг».

Марта не удержалась, и, на мгновение, забыв о Гордоне, толкнула под столом ногу Питера. Она заметила, что кузен скрывает улыбку.

- Только покраснел почему-то, - хмыкнула Марта. Она увидела, как Эми, отпив вина, смотрит на графиню.

- Я сейчас перевожу на английский язык «Записки у изголовья», - Эми помолчала, - ее написала придворная дама нашей императрицы Тэйси, Сэй Сенагон. Это книга десятого века, - Эми поиграла серебряным ножиком, - послушайте.

Девушка закрыла глаза. Длинные ресницы дрогнули:

- Ты еще ведешь тихий разговор, и вдруг из-за гребня гор выплывает месяц, тонкий и бледный... Не поймешь, то ли есть он, то ли нет его. Сколько в этом печальной красоты! Как волнует сердце лунный свет, когда он скупо точится сквозь щели в кровле ветхой хижины! И еще крик оленя возле горной деревушки. И еще сияние полной луны, высветившее каждый темный уголок в старом саду, оплетенном вьющимся подмаренником…

Марта, внезапно, взглянула на Питера. Лазоревые глаза кузена погрустнели. Женщина подумала: «Может быть, он в Эми был влюблен, немного. Там, в горах».

Питерсмотрел на ее правую руку, на изящные пальцы и вспоминал, как она, весело, сказала: «Мунемото мне кричал, что я никогда в жизни больше оружия не возьму. Это он ошибался».

- Ошибался, - Питер опустил веки, так ему хотелось прижаться губами к этой руке: «Оставь, оставь, она тебя не любит. Она любила своего мужа, а теперь…, Но сейчас она оружия не возьмет, это я обещаю. Не будь я Питер Кроу».

Марта все ему рассказала еще в гостиной. Питер кивнул: «Я сам обо всем позабочусь, кузина. После обеда отведу его в библиотеку».

Женщина, было, хотела, что-то сказать, но Питер повторил: «Я сам. Вы будьте рядом, вот и все».

Он сидел, слушая, как восторженно ахают дамы, как тетя Вероника говорит: «За этой книгой, что написала мисс Сенагон, большое будущее, мое милые», - и все время думал:

- Ничего страшного. Мама и папа об этом знать не должны. Они будут волноваться. Все пройдет хорошо. Хотя он военный. Но я тоже отменно стреляю.

Убрали крем Шантильи и кофе, дамы поднялись. Питер, проводил глазами стройную спину Марты: «Мистер Гордон, соблаговолите пройти со мной в библиотеку, пожалуйста».

- Ничего он мне, не сделает, - подполковник последовал за мистером Кроу.

- У нее нет никаких доказательств. Трибунал не будет ее слушать…, - они зашли в уютную комнату, с полками красного дерева, с большим глобусом в углу. Гордон вздрогнул. Она сидела на диване, раскинув пышный, черного шелка кринолин, выставив вперед острый подбородок. Бронзовые волосы сверкали в тусклом свете газового рожка. Женщина курила папиросу в мундштуке слоновой кости.

- Я не понимаю, мистер Кроу…, - пробормотал Гордон. Питер, закрывая дверь, жестко отозвался:

- Вот что, подполковник. Миссис Бенджамин-Вулф мне все рассказала, о вашей встрече в Китае, и о том, как вы хотели отдать ее, беззащитную женщину, с ребенком, в руки цинских палачей. О том, как вы забрали у нее паспорта и золото…, - он чиркнул фосфорной спичкой. Глаза у мистера Кроу были холодные, спокойные.

Она молчала, стряхивая пепел в серебряную, тяжелую пепельницу. Пахло жасмином и табаком. Часы черного дерева пробили десять.

- Я выполнял приказ, мистер Кроу, миссис Бенджамин-Вулф, - гневно ответил Гордон: «Вы подозревались в шпионаже, - он поклонился в сторону женщины, - и я не мог….»

- Миссис Бенджамин-Вулф показала вам американский паспорт, - Питер еле заставил себя сдержаться, - вы обязаны были довезти ее до консульства, позаботиться о ней…, Как вы могли, вы, офицер, англичанин, издеваться над женщиной, матерью…

Гордон вспомнил трупы двух охранников-китайцев, которых она застрелила при побеге.

- Над такой женщиной поиздеваешься, - чуть не сказал он, и вслух возразил: «Поймите и вы меня. Шла война, я выполнял свой долг…, У вас было оружие, - он увидел, как сжимаются тонкие губы миссис Бенджамин-Вулф.

- Было, - согласилась женщина, ткнув окурком в пепельницу:

- А еще у меня было золото, мистер Гордон. Почти три фунта. Я предполагаю, - она качнула изящным носком черной туфли, - что, выполняя свой долг, вы его сдали в казну, в колониальной администрации Гонконга? Я бы хотела увидеть расписку, мистер Гордон, подтверждающую данный факт, - отчеканила она.

Гордон молчал, опустив голову, а потом схватился за щеку. У мистера Кроу оказалась неожиданно тяжелая рука.

- Выбирайте, - мужчина подул на ладонь, - либо офицерский суд чести, мистер Гордон, я вам его устрою, обещаю, либо мы с вами встречаемся завтра, на рассвете, в Ричмонд-парке, - мистер Кроу отошел к столу и налил себе портвейна. Гордону он бокал предлагать не стал.

- Я его убью, - облегченно подумал Гордон, - вот и все. Дуэли запрещены, но люди дерутся. Мне сделают выговор, не больше. Нельзя рисковать судом чести. Там сидят старики, помнящие Железного Герцога. У них старомодные представления о жизни. Они мне велят застрелиться, и не задумаются.

- Увидимся завтра, - ответил Гордон. Питер кивнул:

- Хорошо. А сейчас покиньте мой дом, подполковник. Я не хочу принимать у себя бесчестных людей.

Он ничего не ответил, дверь хлопнула. Марта, поднявшись, потянула Питера за руку: «Иди сюда». Она усадила мужчину на диван и покачала головой: «У тебя ребенок, Питер. Я бы и сама могла…»