Закончив осмотр участка, Стивен возвращался, вместе с главным инженером Юго-Восточной Железной Дороги, на вокзал. Они собирались вместе пообедать. Мужчина нахмурился:
- Мистер Морли, что это за крики, на платформе?
Они пошли быстрее.
Каждый инцидент на железной дороге, подземной или наземной, оборачивался плохой репутацией для компании. Газеты не интересовались тем, что свалившийся на рельсы человек был пьян. Они писали о трагической кончине отца семейства и честного труженика, обвиняя владельцев дорог, которые, в погоне за прибылью, экономят на расходах по безопасности перевозок.
Однако луж крови на путях видно не было. Мистер Морли, облегченно, выдохнул:
- Успели удержать. Иначе пришлось бы закрывать станцию, задерживать поезда...
Расписание Юго-Восточной Дороги было согласовано со временем отправления паромов из дуврского порта. При заминке транспортные компании, занимавшиеся перевозками через пролив, теряли доход, отправляя корабли полупустыми.
У входа в зал ожидания бурлила толпа. Они услышали женский визг: «Нет, нет, я не верю, пустите меня, пустите!». Мистер Морли, недовольно, пробормотал:
- Репортеры здесь, наверняка. Сегодня вечером во всех газетах напечатают о даме, потерявшей рассудок на станции Лондонский Мост. Пойду, проверю, насчет экипажа для ее перевозки, - он ушел, а Стивен насторожился. Голос был знакомым.
Он пробился через возбужденных людей, окружавших полисменов и замер. Ее черные волосы растрепались, она стояла на коленях, раскачиваясь, плача. Стивен увидел нежную, покрытую ссадинами и какой-то грязью, босую ступню. Она потеряла туфлю.
Он почувствовал резкий толчок в ребра. Еще один знакомый голос прошипел:
- Что ты застыл? Я сейчас отведу ее в умывальную. Немедленно найди кеб и подгони его к служебному выходу из вокзала.
Стивен, было, хотел сказать что-то. Маленькая, хрупкая женщина в трауре сунула ему саквояж. Она широко улыбнулась полисменам:
- Это моя родственница, у нее бывают, - Марта поискала слово, - случаи возбуждения. Меня зовут миссис Бенджамин-Вулф. Здесь мой кузен, инженер Кроу, - Марта кивнула в сторону Стивена. Он стоял, прижимая саквояж к холщовой, испачканной пылью, куртке:
- Мы о ней позаботимся. Расходитесь, пожалуйста, господа, - обратилась Марта к толпе.
- Нам нужно получить заключение врача, прежде чем..., - покашлял один из полицейских: «Дама хотела броситься на рельсы, бежала за поездом...»
- И получите, - уверила его Марта. Она наклонилась над Мирьям: «Милая, я здесь. Не бойся, все хорошо, все хорошо..., - она аккуратно взяла руку девушки.
От Мирьям пахло чем-то кислым, вином, потом, распухшие глаза были закрыты. Она шептала: «Он не мог меня бросить, не мог уехать…, Он любит меня, любит...»
Марта ласково подняла ее и со значением посмотрела на капитана Кроу. Кузен спохватился: «Сейчас, сейчас...». Стивен нашел мистера Морли, отправил госпитальную карету обратно и шепнул своему коллеге:
- Пусть очистят служебный выход. Это моя родственница. У нее несчастье, она не в себе..., Простите, что так получилось, - добавил он. Морли отмахнулся: «Семейное дело, мистер Кроу. Я все понимаю».
Кеб подъехал к деревянным воротам, где красовалась вывеска: «Только для персонала». Стивен велел вознице: «Ждите здесь». Он шел по пустому коридору к умывальной для дам: «Господи, бедная девочка..., Она так натерпелась, в этой Америке, а получается, что и в Лондоне ее тоже несчастье ждало. Все было хорошо, она работала, ей диплом получать в следующем месяце..., Да что с ней такое? - Стивен заставил себя успокоиться и постучал в дверь.
Марта, в умывальной, кое-как привела волосы кузины в порядок и плеснула ей в лицо холодной водой. Мирьям, казалось, не понимала, что с ней делают. Марта взглянула на синяки под глазами девушки, на искусанные губы:
- Это все потом. На Дьюкс-плейс нельзя ее везти, на Ганновер-сквер тоже. И к тете Веронике нельзя. Пойдут слухи, сплетни..., Ни к чему это. Надо все сделать тихо.
Капитан Кроу стоял в коридоре. Завидев их, Стивен отвел лазоревые глаза. Мирьям покачивалась, цепляясь за руку Марты, глядя куда-то вдаль. Стивен заметил, как двигаются ее губы.
- Отвези ее в Блумсбери, - шепотом велела Марта, забирая у него саквояж, - я по дороге заеду в госпиталь, и к ней на квартиру. Предупрежу, что она заболела. И ты, - она подтолкнула Стивена к выходу, - пошли записку на стройку, что берешь отпуск. Я появлюсь, вечером. Поухаживаю за ней.
- Марта..., - он все не двигался с места, - Марта, а что я...
- Просто будь с ней рядом, - попросила женщина. Они повели Мирьям к выходу, и устроили ее в кебе. Девушка скорчилась в углу сиденья, всхлипывая, дергая себя за пряди черных волос. «Как птица, -отчего-то подумал Стивен, - раненая птица. Господи, как ей помочь…»
- Все будет хорошо, кузина, - тихо сказал он, взяв ее ладонь.
- Вам надо отдохнуть, оправиться..., Все будет хорошо, обещаю, - Стивен очень осторожно присел рядом. Он держал ее за руку, говоря что-то ласковое, все время, пока кеб ехал на север, к Британскому музею.
Комната была маленькой, забитой бумагами. За бархатными, старыми шторами виднелась Дорсет-стрит. На улице царила летняя тишина. Пахло свежим кофе и табаком. Марта скосила глаза на пачку листов, рядом, на диване.
- Полиномиальные функции, - вспомнила женщина, - я в Париже занималась по учебнику Серре. Cours d’algèbre supérieure.
Она, невольно, вздохнула: «Если бы я могла брать уроки у мистера Бэббиджа..., - дверь открылась. Старик махнул рукой: «Сидите. Кофе я пока могу разлить сам».
Он был совсем седой. Легкие, как пух, белые волосы, спускались на потертый воротник старомодного, сюртука. Марта приняла простую, фаянсовую чашку: «Восьмой десяток ему, а как хорошо выглядит». Глаза у Чарльза Бэббиджа были голубые, зоркие. Пятна от чернил усеивали крепкие, длинные пальцы механика.
- Ваша прабабушка, - смешливо сказал Бэббидж, обрезав сигару, - училась с месье Лагранжем, печаталась в журналах...,
Он пристально рассматривал Марту: «Вы бы тоже могли. Голова у вас хорошая, - он опустил руку на простую тетрадь.
Его светлость, когда они сидели с Мартой в кабинете на Ладгейт-Хилл, усмехнулся:
- Бэббидж тебе передал, - он протянул женщине блокнот, - сказал, что инженера Кроу он знает, работы его читал, и даже с его прадедушкой, профессором ди Амальфи, занимался. С тобой он хочет познакомиться поближе. Если ты с ним будешь работать, с Бэббиджем, - герцог пожал плечами.
Джон провел с матерью больше недели. Он никак не мог оторваться от нее. Джон все время держал мать за руки, обнимал, прижимаясь щекой к щеке.
- Скоро, сыночек, - ласково говорила Ева, - после Рождества я в замок перееду. Малышке годик исполнится. Свою сватью, - Ева весело улыбалась, - увижу. Мы с Брюсселя не встречались. Это больше сорока лет назад было.
Герцог хотел, к следующему лету, перестроить дом в Саутенде, обновить обстановку, и снести мощную, каменную стену, отделявшую участок. Мать попросила его оставить оранжерею:
- Я здесь столько времени провела, - заметила Ева, - что цветы мне друзьями стали. И птицы тоже, но их я в замок заберу.
- Отлично выглядишь, - Марта затянулась папироской, просматривая математические задачи, что ей передал Бэббидж. Она подняла голову, бронзовые волосы светились в ярком солнце: «Я очень рада, что тетя Ева выздоровела, Джон. Очень рада».
Мартин и Сидония прислали телеграмму из Банбери. Они возвращались в Лондон. Каноник уехал в Оксфордшир. Марта, недовольно, заметила тете Веронике:
- Зачем этот прием? Я в трауре...
Вероника полистала The Illustrated London News: «Это не бал, милая. Обед, в узком кругу. Не больше двух десятков гостей. Люди хотят услышать о Гражданской войне, об убийстве Линкольна...»
Марта забрала у тети газету и взглянула на рисунок, изображавший Бута в президентской ложе:
- Хорошо, что обо мне ничего не напечатали. Федор Петрович, наверняка, иностранную прессу читает. Не надо ему знать, что я там была, что я в Европе...
