Голубые глаза усмехнулись: «Старика из меня не делайте, кузина Полина».

Она немного покраснела. Аарон мягко добавил:

- Спасибо вам. У меня экономка, конечно, но и правда, пусть малышка с другими детьми побудет. Я над книгой посижу, к сестре съезжу..., - Аарон потер свою короткую, рыжую, с заметной проседью бороду. Поднявшись, священник подошел к большому окну гостиной, выходившему на террасу.

Дети, все четверо, бегали наперегонки. Герцог сидел на мраморной скамейке, счастливо закрыв глаза, покуривая папиросу. Аарон увидел большого, красивого сокола, что парил над садом и удивился: «На юге их обычно не встретишь, это не Шотландия». Всякий раз, когда Аарон навещал сестру, ее коллекция фотографий пополнялась. Когда родилась девочка, Полина почти сразу сделала карточку и послала ее свекрови.

Ева все еще носила вуаль и перчатки. Аарон знал, что врачи несколько раз собирались в Саутенде на консилиум, но окончательного решения о ходе болезни так и не приняли. Сестре было лучше. Он понимал это, наблюдая, как Ева пишет и разливает чай. Ее пальцы опять стали тонкими, изящными, таким, как, Аарон помнил, они были до отъезда сестры в Австралию. В конце зимы Аарон, оставив Марию на попечение экономки, приехал к сестре на несколько дней. Ева тогда подошла к вольеру с птицами, стоявшему в гостиной.

Большие, красивые попугаи перепархивали по жердочкам. Ева бросила им зерен:

- Ты будешь смеяться, Аарон, но мне легче, когда я рядом с ними. И когда за цветами ухаживаю, тоже.

Она повела рукой в сторону двора, где построили большую, на паровом отоплении, оранжерею.

Аарон взглянул на орхидеи в серебряных вазах и весело ответил:

- Я, конечно, не доктор, но они рекомендуют хорошее настроение при болезни. Ты занимаешься тем, что тебе нравится. Вот и лучше тебе.

- Внуков бы увидеть, - Ева передала Аарону чашку с чаем: «Джейн летом полгодика исполнится. Она сидеть начнет, зубки появятся..., Она уже улыбается, Полина пишет». К ней приезжала Вероника, вместе с Мартином и Сидонией. С тех пор, как Питер привез из Японии Грегори, они оба, как говорила Сидония, ушли в отставку и стали возиться с внуком.

- Вероника все еще ждет, - Ева оглядела свою изящную гостиную, - Пьетро и Эми в Италии. Ей два года до семидесяти. Хотя она Стивена взяла под свое крыло, Мирьям…, Наримуне-сан у нее живет, на каникулах. Не скучно ей.

- Как маленькая? - Аарон услышал, что сестра улыбается: «Все еще с курами возится?»

- И с курами, - каноник откинулся в кресле, - и коза у нас есть, и собаки, и кошки...,

У них был большой, крепкий каменный дом на окраине Кентербери, с задним двором и стойлами. Мария сама кормила кур, пыталась доить козу, собирала одуванчики в зеленой траве. Вечером Аарон укладывал ее спать. Девочка ворочалась, зевая, потирая голубые глазки. Он целовал каштановые волосы: «Храни тебя Господь, милая, хороших тебе снов». Девочка бормотала: «Я люблю тебя, деда». Она, засыпала, не выпуская его руку. Аарон крестил ее. Священник еще долго сидел на маленькой кроватке, в уютной, с куклами, и деревянной лошадкой комнате, слушая ровное дыхание внучки.

Он стоял у окна, а Полина смотрела на его прямую, в старом сюртуке, спину. Аарон крестил и Маленького Джона, и Джейн, здесь, в приходской церкви, в Банбери. Полина, всякий раз, немного краснела, когда он приезжал. Она видела грусть в голубых, обрамленных тонкими морщинами глазах. Оставшись одна, женщина вздыхала: «Хотя бы внучка, у него появилась, на старости лет».

Джейн проснулась и сидела на коленях у отца, улыбаясь.

За едой Джон сказал детям:

- Мы с вами ходили, смотрели на крест, что в центре города поставили, а ведь он здесь не первый. Во времена Кромвеля, когда в нашем замке король прятался, круглоголовые старый крест снесли. Даже песня про это есть, - Джон покачал маленькую, и она захлопала в ладоши:

- Ride a cock-horse

To Banbury Cross,

To see what Tommy can buy;

A penny white loaf,

A penny white cake,

And a two-penny apple-pie, - запел Джон.

Дети подхватили слова. Он отправился за чаем и тем самым яблочным пирогом. Полина, взяв девочку, продолжила:

- Их много, этих песен. Слушайте, - она пощекотала Джейн:

- Ride a cock-horse to Banbury Cross,

To see a fine lady upon a white horse;

Rings on her fingers and bells on her toes,

And she shall have music wherever she goes, -

Грегори подтолкнул Петю:

- Эту я знаю, тетя Полина. Мне ее бабушка пела. «У нас на пальцах кольца, на ногах колокольцы, и всюду с нами музыка, куда мы ни пойдем». Это о Джейн, - он протянул девочке руку. Джейн схватилась за его палец: «Она ведь у нас тоже леди».

- Графу Хантингтону, леди Холланд и мисс Корвино, - со значением сказала Полина, - скоро пора в постель. Быстро съедаем яблочный пирог, и отправляемся домой.

Джон стоял, куря папиросу, перебирая письма в кармане. Он получил рабочие, шифрованные телеграммы, записку из Ньюкасла от Питера, для Грегори, и письмо из Парижа от Марты.

- Осенью все сделаем. Конечно, все будет зависеть от того, когда он появится на континенте. Восстание в Польше закончилось, полным разгромом. Он может приехать. Особенно учитывая сведения, что Марта получит от Юджинии. Как можно более подробные. Конечно, все это бередить..., - Джон поморщился, - но иначе нам ничего не добиться. Юджиния оправилась. Сыну их два года скоро. А Марта..., - он вспомнил холодные, зеленые глаза и решительно сказал себе: «И она оправится, обязательно. Должно время пройти. Она совсем недавно мужа потеряла, - Джон посмотрел на свой простой, стальной хронометр.

Из Саутенда вестей пока не было. Там собрался еще один консилиум. Джон приказал себе думать о хороших новостях. Он неспешной походкой дошел до канала и заглянул в открытые ворота верфи. Там была пустынно, пахло свежим деревом, и речной водой. Джон вздохнул: «Хорошо-то как!»

Небо над Банбери было ярко-синим, летним, солнце поднималось в зенит. От церкви доносился перезвон колоколов.

- Посмотрю на нее, - решил Джон, - и пойду, встречу всех. Побудем на службе, а потом я их сюда приведу, - он вспомнил корзину для пикника, что велел собрать, ранним утром.

- Полина удивится, - добродушно подумал герцог и крикнул: «Мистер Тули!»

Здесь уже семьдесят лет строили речные баржи. Кругленький, пожилой хозяин вышел из низких дверей мастерской, вытирая руки о холщовый фартук:

- Мистер Джон! Готова ваша красавица, - Тули указал на темную воду канала. Вдоль берега, выстроились баржи. Она была прикрыта холстом. Тули, сдернув его, гордо заметил: «Лучшее английское дерево. Все медные части я сам лично проверил». Она была узкая, стройная, с навесом над кормой, с круглыми окошками каюты. На носу золотом было выведено: «Чайка».

- Мальчишек на лошадь посадите, - усмехнулся хозяин верфи, - им такое нравится. Плывите, куда хотите. По каналу, по реке, до Темзы, или на север..., - он погладил красное дерево борта: «Она вам еще сто лет прослужит, мистер Джон, обещаю».

- Спасибо, - герцог пожал ему руку: «После службы придем. Готовьте ее к отправлению, мистер Тули».

Джон закрыл глаза и представил себе лесную, цветущую поляну. Лето началось отменно. Ночью шли быстрые, проливные дожди. Дни были жаркими. Вечером из сада тянуло цветущим жасмином и жимолостью, звенели комары. Когда дети отправлялись спать, Джон сидел с Полиной на террасе. Он привозил ей из Лондона все новые книги, и материалы судебных процессов. Жена читала, Джон тоже работал. Потом он брал Полину за руку, жена устраивалась у него на коленях. Герцог улыбался: «Я люблю тебя, Чайка». Белокурые волосы падали на его плечо. Джон слышал лукавый голос у самого уха: «И я тебя, товарищ Брэдли».

- Не видел ее с утра и соскучился, - Джон шел по берегу канала: «Удочки на барже. С мальчишками порыбачим, с Марией ягод соберем, земляника кое-где появилась. Хорошо, - блаженно повторил герцог. Он помахал, взойдя на мост, перекинутый над каналом.