Аталию все еще трясло. Она стояла в приемной тюрьмы, слушая, и не слыша, что ей говорят. Человек, что их арестовывал, мистер Пинкертон, вспомнила девушка, почти крикнул: «Вас отпускают, вы свободны!»

У нее стучали зубы. Аталия не могла забыть запах пота и виски, их смеющиеся, грубые голоса. Пинкертон почти насильно вывел ее в темный, едва освещенный двор тюрьмы. С Потомака дул теплый ветер. Аталия все еще была в своем домашнем платье, измятом, грязном, белокурые волосы рассыпались по плечам. «Мой отец, - всхлипнула девушка, - мой отец…Он ни в чем не виноват, пожалуйста…»

-Ваш отец, - сухо сказал Пинкертон, - признался в подготовке убийства президента США. Он будет судим трибуналом и приговорен к смертной казни. Всего хорошего, мисс.

Ее глаза вспухли от слез, нежные губы были искусаны, руки дрожали.

-Ваш особняк и счета вашего отца конфискованы, - добавил сыщик, - как имущество человека, совершившего преступление против нашего государства. Я сказал, - он почти вытолкал Аталию за ворота, - всего хорошего.

-Но куда, же мне идти…, - девушка стояла, не двигаясь, не стирая слез, что ползли по лицу.

-Понятия не имею, - грубо ответил Пинкертон. Ворота захлопнулись,  Аталия осталась одна на пыльной, деревенской дороге. Вдали, на севере, поблескивали огоньки Вашингтона. Она бессильно села на обочину и разрыдалась. «Майкл, - Аталия хватала губами ночной воздух, - надо добраться до Майкла…Он мне поможет, он спасет папу…»

Она услышала скрип колес кареты. Девушка, даже не думая, сжавшись в комочек, закрыла голову руками. Ландо остановилось. Аталия вздрогнула, кто-то выпрыгнул на дорогу. Это был он. От него пахло знакомо, сандалом, табаком, немного, виски, у него были надежные, крепкие руки. Аталия, устроившись у него в объятьях, шепнула: «Я знала, знала, что ты приедешь…Меня отпустили, Майкл, но папа…». Майкл, сажая ее в ландо, пообещал: «Все, все закончилось. Я с ними поговорю, все будет хорошо. Любовь моя, прости, прости, я только сейчас узнал, что вас арестовали…»

-Ничего, милый, - Аталия взяла его руку и вытерла свои слезы: «Ничего, Майкл. Я так боялась, так боялась…, - она болезненно вздохнула и прижалась к Майклу. «Не буду ей говорить о Мэтью, - решил он, гладя девушку по голове, - уехал и уехал. Незачем ей о таком вспоминать, это дело давнее».

-Оставайся здесь и ни о чем не волнуйся, - Майкл поцеловал нежные руки: «Я все сделаю и вернусь с твоим отцом».

Он вышел из ландо и направился к воротам тюрьмы. Прорезь открылась. Майкл подал свою визитную карточку: «Я бы хотел увидеть майора Дэниела Горовица».

-Ждите, - донеслось до него. Майкл, закурив папиросу, помахав Аталии, стал ждать.

Степан понял, что конфедераты строили субмарину, пользуясь разработками инженеров из Старого Света. Он еще в Сакраменто прочел в газете, что, по слухам, французы испытывали на своем атлантическом побережье новое, таинственное, подводное оружие.

-Ничего таинственного, - сказал Степан Максу, когда они вернулись с пробного выхода на Потомак, - пневматический  поршневой двигатель и электрические шестовые торпеды. Однако очень умно, - он ласково погладил медную обшивку подводной лодки, - раньше они все были на механической тяге. Ручной  тяге, то есть, - усмехаясь, добавил Степан: «Я десять лет назад, на Крымской войне, на такой лодке в море выходил. Хорошо они придумали, со сжатым воздухом, - Степан указал на чертежи, что лежали между ними.

Они с Максом сидели на поросшем свежей травой береге, передавая друг другу флягу с остывшим кофе. Верфь была отгорожена даже с реки. Полковник Хэнсон говорил: «Война закончилась, шпионов бояться незачем, но не след всему городу знать, чем мы занимаемся».

Степан только что приехал из госпиталя. Марта очнулась. Он сидел, улыбаясь, вспоминая ее тихий голос: «Как там Петенька, милый…, Что с мистером Линкольном?»

Он вздохнул и поднес к губам маленькую руку: «С Петенькой все хорошо. Он в Белом Доме, но я его сюда привезу, если Барнс разрешил. Ему здесь койку поставят. Пусть при тебе будет». Марта пошевелилась, она полусидела на кровати. Женщина охнула, и требовательно повторила: «Что с президентом? Кто это был, в театре Форда?»

Окно палаты было распахнуто, на деревянных половицах лежали лучи утреннего солнца. Марта скосила глаза на свою перевязанную грудь. Дышать было больно. Марта пришла в себя на рассвете. Хирург, осматривая ее, сказал: «К сожалению, петь  вам больше не суждено, миссис Бенджамин-Вулф, надо беречь легкие. И шрам останется, - он устроил перед Мартой зеркало, - но небольшой».

Марта увидела нитки. Шрам шел наискосок, выше правой груди.

-Действительно, он небольшой, - женщина попыталась сесть: «Я и не пела никогда, доктор Барнс. Я на фортепьяно играла».

-И будете дальше играть,  - врач передал ей кольт и подмигнул: «Все время рядом с вами был. Я пошлю записку вашему мужу, чтобы он привез сюда мальчика. Вы теперь пойдете на поправку. Пусть Питер в госпитале остается, при матери».

-Спасибо, доктор, - бледные, тонкие губы улыбнулись. Марта закрыла немного запавшие, усталые глаза.

Степан не отнимал губ от ее пальцев.

-Он умер, Марта. Ему в голову стреляли. Актер, Джон Бут. Он сбежал, но его ищут, и обязательно найдут. Мы тоже, - Степан погладил заплетенные в косу, бронзовые волосы, - будем искать, на субмарине, о которой я тебе говорил. Она не так заметна, можно к любому уединенному месту подойти.

-Ты осторожней, - велела жена, - осторожней, Степа. Не хотел вооружением заниматься, и вот…, - Марта поманила его к себе и поцеловала рыжий, с чуть заметной проседью висок.

-Что делать, - Степан вдохнул запах трав, и хлорной извести, ей в госпитале мыли полы, - если страна требует. Я теперь американец, Марта.

Он очень осторожно обнял хрупкие плечи. Марта подумала: «А если дитя…, Меня на опиуме держали, я много крови потеряла. Надо с Барнсом поговорить, как Степушка за Петенькой уедет».

-Я боялся, - Марта почувствовала его слезы у себя на щеке, - так боялся, Марта…, Прости меня, что я таким дураком был, - Степан ласково покачал ее. «Что ты, - услышал он нежный голос, - пока мы вместе, смерти нет, Степушка. У меня  ты  с Петенькой на руках, мне умирать рано. Жалко, - Марта вздохнула, - жалко мистера  Линкольна».

Степан уехал за сыном. Гроб с телом президента стоял в Восточной Гостиной, задрапированной черным крепом, на катафалке, под американским флагом. Вокруг, каждые два часа, менялся почетный караул. Завтра утром должно было начаться публичное прощание для членов кабинета, сенаторов и конгрессменов. Вечером того же дня два часа отводилось для семьи. Миссис Линкольн поднялась с постели и надела траур. «Потом, - вспомнил Степан, - его в ротонду Капитолия перевозят. Надо будет сходить, с Петенькой. Хотя мы с Максом вниз по реке отправляемся, пристани осматривать, искать Бута и Херольда».

Марта дождалась Барнса. Врач принес ей немного вина и крепкого бульона. Проглотив несколько ложек, Марта спросила: «Доктор…, Я могу сейчас ждать ребенка, это, - она указала на перевязанную грудь, - не опасно?»

Хирург поднял бровь и вытер ей губы салфеткой: «Пара склянок опиума еще никому не помешала доносить беременность, миссис Бенджамин-Вулф. Все будет хорошо, - он поднялся: «Дождитесь  сына и отдыхайте».

Петенька приехал со своими книгами. Мальчик, озабоченно, сказал: «Я сегодня дядю Майкла и не видел, с утра».

-У него много дел с похоронами, милый, - вздохнула Марта. Петенька устроился на кровати, читая ей о необыкновенном путешествии немецкого профессора к центру земли. Поняв, что мать задремала, мальчик отложил книгу и прижался щекой к ее руке. «Я так тебя люблю, мамочка - шепнул Петенька, - так люблю». Он оглянулся на дверь: «Мне не запрещали. Я аккуратно». Петя скинул свои башмаки и лег рядом с мамой, держа ее за руку. Он и сам не заметил, как заснул, счастливо, крепко, словно младенец.

- И перископ есть, - Макс посмотрел на люк подводной лодки, что стояла, немного покачиваясь, у причала.