Джошуа, было, открыл рот. Его собственная мать всего два месяца занималась с раввином в Нью-Йорке, а потом пошла под хупу. «Мама не одна такая, - Джошуа вспоминал своих знакомых, - я знаю людей, жены которых родились христианками. Но они все белые, - Джошуа сжал зубы, - белые...»
У либералов раввин Эйнхорн, его за проповеди против рабства в Балтиморе, хотели даже линчевать, до войны, вздохнул: «Дорогой мой рав Горовиц, у меня сейчас учится несколько девушек. Я бы и слова не сказал, если бы ваша невеста была..., - он замялся: «Однако меня просто не поймут..., Община, филантропы..., Я не хочу себе такой репутации, - заключил раввин, - надеюсь, вы не в обиде».
Джошуа попрощался и ушел. Бет он ничего не сказал, успокаивая себя: «Все будет хорошо. В Нью-Йорке, кто-нибудь согласится с ней заниматься, обязательно».
Здесь, в Вашингтоне, они тоже жили не вместе. Военное ведомство сняло Бет отличный номер в самой дорогой гостинице для цветных. В ней до войны, останавливались промышленники, адвокаты и священники из свободных штатов. Там были персидские ковры, серебряный умывальник, вышколенные горничные, тоже, конечно, цветные. Джошуа поехал домой. Помывшись, сидя с Дэниелом в библиотеке за стаканом виски, он осторожно сказал кузену: «Мы с Бет хотим пожениться, Дэниел. Спасибо вам, что устроили ее в столице, однако пусть она сюда переезжает, завтра же».
Серые глаза Дэниела усмехнулись: «Своими руками губишь карьеру, Джошуа. Ни одна община тебя после такого не наймет. Бет даже не может обедать с твоими прихожанами за одним столом».
Джошуа выпил сразу половину стакана и гневно ответил: «Сегрегация исчезнет, после войны, это я тебе обещаю. Не забывай, - он обвел рукой комнату, - это и мой дом тоже». Дэниел пожал плечами:
-Пожалуйста. Поздравляю вас, - он поднялся и посмотрел на хронометр: «Мне на работу пора».
Бет переехала в особняк Горовицей. Они с Джошуа заняли его старую спальню. Майкл и Макс пришли в тот же день на обед. Макс поцеловал Бет в щеку и весело заметил: «Отлично выглядишь». Он подмигнул девушке: «Ты изменила свои взгляды? Хочешь выйти замуж за белого мужчину?»
Смуглые щеки немного покраснели. Бет откинула назад изящную, черноволосую голову: «Ты сам утверждал, Макс, до войны, что в новом обществе не будет таких предрассудков. Я просто следую твоему примеру».
-Туше! - рассмеялся Майкл. Он сидел у фортепиано, Макс принес гитару. Майкл играл Моцарта и Бетховена, и все время видел перед собой ее. Аталия положила руки на клавиши: «Я Шопена люблю, мистер Вулф. Послушайте, - он тогда даже закрыл глаза, так это было хорошо. Светловолосая голова покачивалась, завитки волос спускались на красивую шею. Майкл решил: «Сенат проголосует по Тринадцатой Поправке, и я сделаю предложение. После войны обвенчаемся».
Вильямсон отпустил их в Маунт-Вернон одних, рассмеявшись: «У меня есть дела в городе. Я уверен, что с вами, мистер Вулф, моя дочь в полной безопасности». Линия фронта была в десяти милях к югу от бывшего поместья Джорджа Вашингтона. Майкл уже не носил форму. Он приехал за Аталией в ландо, и сам правил лошадьми. У Потомака, она сидела на поваленном бревне, с альбомом, быстро рисуя. Майкл рассказывал ей о войне за независимость, о дедушке Дэниеле. Аталия подняла голубые глаза: «Мистер Вулф, а можно мне побывать в Сенате? На галерее, когда они голосовать будут. Это ведь так интересно».
-Конечно, мисс Вильямсон, - уверенно сказал Майкл, - и вы, пожалуйста, помните, ради вас я..., - он осекся и не закончил. Майкл стоял, склонившись над ее плечом, смотря, как девушка уверенно рисует. От нее пахло ландышем, тонко, едва уловимо. «Спасибо вам, мистер Вулф, - тихо сказала Аталия, - большое спасибо».
Когда Майкл закончил играть, Волк взял гитару: «Спою вам «Тело Джона Брауна», и кое-что еще». Макс не оставался на голосование, и на церемонию на Арлингтонском кладбище. Его документы были готовы. Волка должны были привезти в лагерь для военнопленных конфедератов, в Форт Делавер. Дэниел сказал ему: «Организуешь побег, охрану предупредили. Ничего, десятка южан нам не жалко. Выведи их в Ричмонд, - он потрепал Волка по плечу, - и постарайся действительно устроиться в штаб генерала Ли».
Волк неделю соблюдал строгую диету, похудев, на пять фунтов. «Пока тебя довезут до Делавэра, - пообещал ему Дэниел, - у тебя борода отрастет, как положено. А о ссадинах, - майор Горовиц посмотрел на свой кулак, - мы позаботились. Ты отлично боксируешь, кстати».
Они каждый день ездили в тренировочный лагерь для новобранцев, на окраине столицы. Макс, потрогал синяк на скуле: «Ты тоже».
Вильямсон, к неудовольствию Дэниела, на приманку не клюнул. За полковником следили, однако он вел свою обычную жизнь. Майор Горовиц знал, что Вильямсон посещает мюзик-холл. Агент, посланный туда, развел руками:
-Ничего подозрительного. Сидит в ложе, с приятелями, потом запирается в уборной с этой, - мужчина пощелкал пальцами, - мисс Эльмирой, мулаткой, танцовщицей, и едет ужинать с актерами и актрисами. Там мистер Бут часто бывает, звезда театра Форда.
-Театр, - недовольно пробормотал Дэниел. Он нашел пьесу Отвея и прочитал ее с карандашом в руках. «Видишь, Аллен, - сказал майор Горовиц Пинкертону, - здесь тоже о заговоре».
-Против венецианского дожа, в шестнадцатом веке, - сочно заметил Пинкертон, отпивая пиво из бутылки: « Странница говорила, они якобы хотят мистера Линкольна убить. Они просто не посмеют, Дэниел. У них здесь и агентов не осталось, с прошлого года».
После победы северян в битве при Геттисберге Бюро Военной Информации, как следует, прочесало столицу и окрестности. Все арестованные тогда агенты Конфедерации были надежно упрятаны в военную тюрьму.
Дэниел вернул сборник пьес елизаветинского драматурга обратно в Библиотеку Конгресса и забыл об этом. Охрану Линкольна, тем не менее, они все равно усилили.
За кофе президент ласково поглядел на Бет:
-Я раввину Горовицу, мисс Фримен, предлагал военным капелланом пойти, в бригаду добровольцев, из Чикаго. Однако он мне сообщил приятные новости, - Линкольн улыбнулся:
-Я Библию помню. Мужу после свадьбы надо год оставаться дома и радовать свою жену. Пусть раввин Горовиц этим и занимается.
Бет почувствовала, как Джошуа берет ее за руку. Она ощутила пальцами его твердую, надежную ладонь, и отчего-то подумала: «Пятьдесят пять лет мистеру Линкольну. Постарел он».
Вокруг серых, больших глаз президента залегли глубокие морщины, борода была в седине. Он сидел, обхватив колено, длинными, немного костлявыми пальцами.
-Спасибо, мистер Линкольн, - Бет отчего-то смутилась: «Большое вам спасибо».
Он все молчал, глядя на них. «Когда-нибудь, - сказал себе президент, - так и будет. Во всей Америке. Когда-нибудь исчезнет ненависть, и останется одна любовь».
-Это вам спасибо, - ответил Линкольн, - и помните, вы для этой страны всегда останетесь героями, Странник и Странница. На обрезание меня пригласите, - смешливо добавил Линкольн, - мистер Джордж Вашингтон был на обрезании вашего дедушки, раввин Горовиц. Это традиция. Сейчас, - Линкольн взглянул на дверь, - мистер Вулф журналистов приведет, мисс Фримен. Что поделать, - он вздохнул, - надо работать с прессой. А потом обед, в узком кругу.
Майкл предупредил Бет и Джошуа: «Конечно, никаких военных секретов вы раскрывать не будете. Просто поговорите с ними о жизни на юге, вот и все. Можно сказать, что вы оба помогали северянам».
В дверь постучали, Линкольн поднялся. Джошуа успел шепнуть Бет: «Я тебя люблю, Странница, и так будет всегда. Летом мы поженимся, обещаю».
Темно-красные губы улыбнулись, она качнула изящной, новой шляпкой: «И я тебя, Странник».
-Сюда, господа, - раздался с порога голос Майкла, - мистер Линкольн будет давать интервью в Овальном Кабинете, по списку, который вы получили заранее. Мисс Фримен и мистер Горовиц проходят в гостиную, только сначала..., - Линкольн неслышно пробурчал:
-Опять фотографы. Садитесь-ка, - велел он Бет и Джошуа.