Аарон кивнул. Так оно и было. Каноник поднимался на рассвете, сам готовил простой завтрак, потом молился, один, в приделе мученика Томаса Бекета. Стоя на коленях, Аарон слушал гулкую тишину собора, видел в полуоткрытых дверях раннее, серое утро. Он шептал:
-Боже, ты даровал святому мученику Фоме Бекету такое величие души, что он отдал жизнь свою за правду; помоги и нам по его ходатайству полагать на земле жизнь нашу за Христа, чтобы обрести её на небесах. Боже, - он запинался, - пожалуйста, дай мне хоть что-нибудь узнать о рабе Твоей, Анне. Пусть она обретет спокойствие и счастье, где бы она ни была.
Потом начиналась служба, занятия с хором, уроки в школе, надо было отвечать на письма, писать прошения. Так проходил день. Поздно вечером, в своей скромной спальне, глядя на распятие над узкой кроватью, Аарон закрывал глаза и повторял: «Позаботься о моей девочке, прошу тебя». Он уже и не ждал письма от Аниты.
Сначала Аарон думал, что она в Америке. Джон написал майору Дэниелу Горовицу и Майклу Вулфу. Майкл тоже был майором, и отвечал в президентской администрации за связь с генералом Грантом. «Хоть мы оба и воююем, дядя Аарон, - читал он, - но постараемся узнать что-нибудь. Однако поймите, что страна разделена на две части. С югом связь очень ненадежна. Новый Орлеан взят северянами, но находится в окружении армии конфедератов. Мы почти год ничего не слышали от Джошуа. Но не волнуйтесь, мы предпримем все усилия».
Ничего так и не прояснилось. Джоанна, из Брюсселя, сообщила, что Макс после Италии отправился в Россию и Польшу. В Польше с начала года вспыхнуло восстание. Оттуда никаких весточек было не дождаться.
-Может быть, Макса и нет в живых, - вспомнил Аарон ее изящный почерк, - Анри он тоже ничего о себе не сообщал. Анри и Юджиния съездили летом в Ренн. Они ожидают счастливого события, к Рождеству. Я стану прабабушкой, а капитан Кроу, когда он вернется с востока, дядей. Аарон, - перо женщины остановилось, - поверь мне, надо просто не терять надежды.
Он не терял. Он вспоминал зеленые глаза дочери, ее ласковую улыбку:
-Господи, пусть она только вернется. Пусть с ребенком, ничего страшного. Каждый может сделать ошибку. Я ничего, ничего ей не скажу.
Полина и Джон отправили его на целый день вести очередное заседание. Когда Аарон пришел домой, он увидел цветущие фиалки в деревянных ящиках на окнах дома. Полина встретила его улыбкой: «За ними очень просто ухаживать, кузен Аарон. Мы вам, - она подмигнула, - еще кое-что подарим. Не мы, - поправила себя женщина, - семья».
Через две недели его вызвали письмом на станцию. От Мартина и Сидонии, из Лондона, доставили ящик восточных диковинок и персидские ковры, Джон прислал из Оксфордшира старое серебро.
-Не отказывайтесь, дядя Аарон, - написал герцог, - в замке этого добра полны кладовые. Холланды не обеднеют, если поделятся с вами подсвечниками и бокалами.
Дома стало уютней. Аарон поймал себя на том, что мысленно прикидывает, какую комнату отдать Аните, если она вернется.
-Когда она вернется, - убеждал себя каноник, - она молодая девушка..., Она оправится, встретит человека, что ее полюбит..., Все устроится. Сейчас новое время, на такое внимания не обращают. Юджиния не получила развода, а они ребенка ждут. Ничего страшного.
Джон и Полина приехали к нему, вернувшись из Парижа. Они возили сына в Брюссель. Джон вздохнул:
-Бедная Юджиния. Столько перенести..., Непонятно, что с отцом моим случилось. Она только сказала, что видела его живым, в замке, где у них тюрьма устроена. Подумать только, дядя Аарон, - Джон затянулся сигарой, - второй сын Воронцовых-Вельяминовых, крупный чин жандармский. Но я, конечно, - герцог помолчал, - не имею права вмешиваться во внутренние дела Российской Империи. Пока их резиденты ведут себя тихо...
-Они в тебя стреляли, - желчно заметил Аарон. Герцог развел руками: «Прямых доказательств того, что в Ричмонд-парке были русские, у меня нет. Косвенных улик, - недовольно добавил он, - тоже. Были бы, я бы давно об этом, - Джон помолчал и отпил вина, - позаботился».
Аарон даже не стал спрашивать, как.
В гостевой спальне, Полина, приподнявшись на локте, грустно сказала:
-Так жалко Юджинию. Джон, неужели нельзя как-то заставить этого самого Федора Петровича, - выговорила она по-русски, - дать развод? Давай я съезжу в Санкт-Петербург, нелегально, встречусь с ним..., - Джон присел на кровать и коснулся губами такой знакомой щеки:
-Не рискуй, Чайка. Если кому-то и рисковать, - он взглянул на светлые волосы сына, - то это мне.
Граф Хантингтон лежал на животе, в холщовой ночной рубашечке, посапывая, зажав в пухлой ручке деревянный пистолет. Лицо у графа даже во сне было строгое.
Джон взял жену за руку и прижался губами к теплым пальцам. «Так хочется, - тихо сказал он, - так хочется, чтобы мальчик не знал, что такое война». Он поцеловал тот самый, крупный африканский алмаз. Полина потянула его к себе: «Не узнает. Ты все для этого делаешь, милый».
От нее пахло фиалками, мальчик только чуть пошевелился, когда Джон переложил его в маленькую кроватку. Гладя распущенные, белокурые волосы, герцог улыбнулся:
-Дядя Аарон еще станет главой англиканской церкви, поверь мне. Королева мне много раз говорила, что не желала бы себе лучшего архиепископа. Он, - Джон поискал слово, - он такой, как его дедушка, рав Горовиц. Бабушка Рэйчел мне о нем много рассказывала. И он тебя любит, - смешливо добавил Джон: «Я-то вижу. Но я не в обиде, Чайка, кто бы тебя не полюбил? - он стал целовать мягкое, едва прикрытое кружевной рубашкой плечо.
Полина, на мгновение, вспомнила боль, солоноватый вкус крови во рту и закрыла глаза. Она никому, кроме матери и Поля, не говорила о Виллеме. «Джону нельзя даже упоминать об этом, - сказала себе женщина, - он поедет в Бельгию и убьет его. А у Виллема все-таки дети. Они ни в чем не виноваты».
-Все ты придумываешь, - томно заметила Полина, прижавшись к нему: «Ты просто на досуге читаешь романы тети Вероники, дорогой мой герцог. Не спорь, я сама это видела».
Джон тихо рассмеялся: «Надо же и мне когда-то отдыхать. Не все отчеты об испытаниях мин изучать, или донесения резидентов».
Он заснул, устроившись под боком у Полины. Она вспомнила голубые, в сеточке морщин, глаза Аарона, и то, как он тогда, в Ричмонд-парке, прикрыл ее своим телом от выстрела. «Аарон просто порядочный человек, - Полина ласково погладила мужа по голове, - вот и все». Они вернулись из Брюсселя через Амстердам. Давид Мендес де Кардозо женился. Они все вместе сидели в саду Кардозо. Граф Хантингтон гулял за руку с Рахилью у маленького пруда, восхищаясь лебедями, а Полина, тихо, сказала: «Давид, я уверена, не могла Мирьям пропасть без следа. Она найдется, обязательно».
-Я тоже себе об этом говорю, каждый день, тетя Полина, - кивнул он: «Будем ждать и надеяться».
-Макс, как сквозь землю провалился, - вздохнула Полина.
-Хоть у Анри ребенок будет. Джон меня теперь бабушкой называет, - она поняла, что улыбается. Закрывая глаза, погружаясь в сон, женщина покачала головой: «Все вернутся. И тетя Вероника Пьетро еще увидит, и Питер со Стивеном с востока приедут, обязательно».
Ньюмен передал Аарону захватанный пальцами конверт. Священник прочел: «Aaron sacerdotis anglicus».
-Это мне из Рима доставили, - они сидели в простом кабинете Ньюмена, в лондонском братстве ораторианцев.
-Сам понимаешь, - Ньюмен помолчал, - не так много в Англии священников с твоим именем. Я подумал..., - он осекся. Аарон кивнул: «Спасибо».
Ньюмен был его исповедником. Аарон никому, кроме семьи и отца Джона, не говорил об Аните, все еще веря, что она найдется.
Он не стал распечатывать письмо в Лондоне. Аарон дошел до Фенчерч-стрит и купил билет третьего класса в Саутенд. Армейская жизнь приучила его к экономности. В вагоне он просматривал The Times. Писали о гражданской войне в Америке. В Париже стояли очереди на скандальную выставку в Салоне Отверженных. Мистер Диккенс и мистер Троллоп создали в Лондоне Клуб Искусств. «Об этом мне еще тетя Вероника говорила, - пробормотал Аарон, - она там в совете. Негласно, конечно. Все же женщина».
