В море было тихо, их никто не беспокоил. Замок даймё возвышался на холме. Стивен каждый день рассматривал стены в подзорную трубу. Сигнала тревоги не появлялось. Семафор был старой конструкции. Такие механизмы в Европе давно уступили место электрическому телеграфу.
-Однако здесь, - сказал Степан, - провода взять неоткуда. Я сначала думал зеркало поставить, но его большое не сделали бы, а от маленького толка нет.
Он прикоснулся ладонью к деревянному шесту: «Пришлось вернуться к технике наполеоновских времен. Она еще во времена моего отца устарела».
Степан коротко рассказал капитану о смерти своих родителей, о детстве в сиротском доме. Капитан Кроу вздохнул: «Мы с Юджинией тоже мать и отца рано потеряли. Однако о нас семья заботилась, бабушка с дедушкой...»
-Я их помню, - Стивен увидел неожиданно нежную улыбку на хмуром, жестком лице.
-Бабушку Марту, дедушку Питера..., Все это время помнил. Нам, кузен, - Степан затянулся папиросой, - император Николай семейных могил не оставил. Марта, когда была в Сибири, могилы моих родителей обустроила. Церковь в их память, в память моих бабушки с дедушкой возвела..., Их в Ладогу сбросили, - Степан отвернулся и замолчал.
Он сказал Марте, что видел в Томске Федора Кузьмича. Жена покачала головой: «Он уже умер, наверное. Все равно, Степушка, никто не поверит, никогда».
-Это она права, конечно, - хмыкнул Степан. Он расспросил у капитана Кроу о Юджинии: «Скорее всего, она у Третьего Отделения, ваша сестра. А что она в Летний Сад вышла, так у нее дети..., Наверняка, они ей угрожали, что малышей заберут, и она их больше никогда не увидит. Но вы не волнуйтесь, - добавил Степан, - когда мы окажемся в Европе, я напишу своему брату. Он поможет найти кузину Юджинию. Он у меня в Санкт-Петербурге».
Мирьям занималась с мальчиками английским, капитан Кроу учил их математике. Наримуне-сан быстро схватывал. С ним Стивен уже перешел к основным постулатам физики.
-Не волнуйтесь, - говорил Стивен японцу, - пока мы с вами до Англии доплывем, у вас язык будет хороший. Поступите в Кембридж и начнете учиться.
Наримуне-сан все никак не мог поверить, что где-то на Западе есть железные дороги, гидравлические подъемники и телеграф.
-Скоро, - сказал ему капитан Кроу, - мы сможем разговаривать с людьми, находящимися на другом краю земли, мистер Дате. Тоже по проводам. Соединим Лондон с Японией, и услышим все ваши новости.
Юноша днями сидел в машинном отделении, разбираясь в принципах работы парового двигателя. Ночью, просыпаясь, чувствуя легкое покачивание корабля, Наримуне-сан говорил себе:
-В Японии будет точно так же. Сейчас новый век, страна не может долго оставаться закрытой. Мы никогда не станем колонией, но нет ничего плохого в том, чтобы учится у европейцев.
Стивен избегал смотреть на кузину Мирьям. Она чем-то напоминала ему Шуламит. Как-то раз, вечером, когда мальчики спали, стоя на палубе, девушка вздохнула:
-Мы с Давидом тоже родителей потеряли, кузен Стивен. Мы слышали, как они умирали. Не дай Господь никому такое пережить. И мне так жаль, - Мирьям, на мгновение, коснулась его руки, - так жаль, что кузина Шуламит погибла...
Он курил, глядя на далекие, редкие огоньки Сендая: «А вы в Америку не вернетесь, - вдруг спросил Стивен, - у вас там жених, кузен Дэниел...»
Мирьям помотала изящной головой:
-Это детское было, кузен Стивен. Я с тех пор..., - она повела рукой и бодро добавила: «Буду в Европе учиться, частным образом, а потом сдам профессиональный экзамен и стану врачом. Скоро такое разрешат, я уверена».
Стивен снял кольцо с цепочки и положил его в медальон, что ему отдала кузина Марта. «Забудь, забудь, - велел он себе, - скажи спасибо, что у тебя сын есть..., Ты не станешь евреем, да и зачем ты ей нужен?»
Мирьям часто стояла у борта корабля, смотря на белые стены замка. Она сказала Стивену, что попала в Японию случайно, что ее похитили в Сан-Франциско. Здесь, в Сендае, она встретилась с мужем кузины Марты.
-А больше никому ничего знать не надо, - напоминала себе девушка, - это все прошло и более не вернется. У него сын, у него жена..., Даймё и Наримуне-сан никогда, ничего не расскажут. Они люди чести.
Ей все равно хотелось смотреть на замок. Она ворочалась на узкой, корабельной койке, вспоминая его лазоревые глаза, его большие руки, его улыбку. Девушка тихо плакала, закусив губами угол жесткой подушки в холщовой наволочке.
-Все еще будет, - слышала Мирьям голос бабушки, - у тебя своя стезя, милая.
Она всхлипывала, вытирая лицо:
-Нельзя, нельзя…, Нельзя и думать о таком. Ты видела, как их сын рад, что его родители встретились..., Нельзя желать дурного другим людям. Кузина Марта мне ничего плохого не сделала, даже словом не обмолвилась о том, что я и ее муж...
Она приваливалась спиной к дощатой переборке и успокаивала себя:
-Я встречу человека, полюблю его, и он будет любить меня. Выучусь, стану врачом..., - Мирьям засыпала, отгоняя мысли о Степане. У кузена Стивена тоже были лазоревые глаза. Она, как-то раз, осторожно заметила: «В Стамбуле, наверное, были очень хорошие врачи. Вы были тяжело ранены..., И это, - Мирьям покраснела, - это муж кузины Марты сделал...»
-Была война, - коротко ответил капитан Кроу, - на войне разные вещи случаются, кузина. Как и в мирной жизни, конечно, - он вздохнул.
-Я на него не в обиде. Он мог бы быть на моем месте. У меня просто торпед не было. А врачи..., - он замялся, - я в первые несколько месяцев и не вставал. Сами видите, - он повел рукой в сторону шрамов на лице и голове, - все это долго заживало.
-И кузина Шуламит его таким полюбила, - подумала девушка, - впрочем, это, конечно, все равно. Степан будет Марту любить, даже если..., - она одернула себя: «Не смей!»
Шрамы и ожоги у него сгладились, только ухо осталось изуродованным. Туда, как сказал Стивен, попала пуля, в Санкт-Петербурге.
День был жарким, мальчишки полезли купаться. Они оба отлично справлялись с трапом и снастями. Петенька, правда, морщил нос: «Все это, дядя Стивен, устарело. Паруса..., Когда-нибудь корабли будут ходить только на силе пара».
Капитан Кроу шутливо погладил рыжий затылок: «Моше у меня такой же. Шесть лет мальчику, а уже вверх тянется. И тоже пытливый».
-И люди будут летать по воздуху, как птицы! - встрял Грегори и посмотрел на чистый, без единого паруса горизонт. Вода была теплой, прозрачной. Мальчик нырнув, открыл глаза. Он увидел дно шлюпки, и стайку блестящих рыб: «Дядя Стивен рассказывал об акваланге. Человек может дышать под водой». Рыба подплыла и коснулась ладони Грегори.
-Она умела их слышать, - вспомнил он, - рыб, птиц, растения..., И дедушка Арлунар умел. И я умею, - Грегори даже забыл о том, что он под водой, и склонил голову,
Он затаил дыхание. Высунув голову, мальчик взглянул на берег. Петя, что плавал рядом, вздрогнул. Серо-голубые глаза брата были туманными, блуждающими, обычно смуглое лицо побледнело. Грегори услышал, крик птиц вдали, и закрыл глаза. Их было много, так много, что голоса путались у него в голове.
Мальчик заставил себя успокоиться.
Он ощутил далекий толчок, потом еще один. Грегори почувствовал боль в руке, в пальцах, на него повеяло холодом. Он успел попросить сокола, что вился над замком: «Нет! Сделай так, чтобы он не тронул маму! Пожалуйста, дедушка!»
Птицы летели к земле, испуганные голоса смешивались в один стон. Петенька обеспокоенно встряхнул его за плечи: «Ты что?»
Капитан втащил мальчишек в шлюпку, и сел на весла. Грегори лежал, тяжело дыша, закрыв глаза. Над вершинами далеких гор кружилась огромная стая птиц. Они летели стеной, дул холодный ветер. Губы Грегори посинели, он поежился, и капитан накинул на него куртку.
-Надо успеть, - Грегори, приподнялся, глядя на горизонт. Мама..., - он услышал крик сокола, увидел, как птицы вьются над замком: «Спасибо, дедушка».
Они оказались на палубе корабля. Грегори схватил Стивена за руку: «Дядя Стивен..., Надо их предупредить..., Осталось совсем немного...»