Она вздрогнула. В комнате повеяло холодком, и она услышала знакомый, женский голос: «Своя стезя, помни это».
-Я знаю, бабушка, - весело сказала Мирьям, - я нашла ее…, - девушка поднялась и радостно приникла к нему:
-Наконец-то, милый, я так скучала…, Ты позанимался? Давай, - захлопотала Мирьям, - давай я на кухню сбегаю, принесу что-нибудь…., - Степан молчал. Мирьям, недоуменно спросила: «Что случилось? У тебя глаза, - девушка провела ладонью по его лицу, - глаза покраснели».
-Сейчас, - велел себе Степан: «Скажи ей все, проводи ее туда, к Стивену, Питеру…, Пусть ее заберут на корабли, и вы больше никогда не увидитесь. Как я мог, как? Почему я не сдержал себя?»
Он говорил, а Мирьям все держала его за руки. Наконец, она, потрясенно отозвалась: «Степа…, Но ты мне обещал, обещал, что мы всегда будем вместе…, Обещал на мне жениться…, Ты не женат на ней! - вскрикнула девушка: «Ты мне говорил, вы не венчались!»
У него были крепкие, сильные ладони, Мирьям ощутила под пальцами след от ожога: «Это я его лечила. Тогда, в горах. А потом мы к водопаду пошли…., - она опустилась на колени и всхлипнула: «Я прошу тебя, прошу…, Останься со мной, я люблю тебя, я всегда буду тебя любить…»
-Я знаю, - чуть не сказал Степан и сглотнул: «У меня сын, Мирьям. Он должен расти с отцом. У меня жена, и я…, я хочу быть с ней. Не с тобой, - зачем-то прибавил он: «Только с ней, с Мартой. Собирайся, тебя отведу…., - он указал рукой на перегородку.
От него до сих пор пахло гарью и лесом. Мирьям, подняв заплаканное лицо, кивнула: «Хорошо, Степа. Я понимаю, все понимаю…, Пожалуйста…., - она потянулась развязать пояс его кимоно, - один раз, один только раз…»
-Сейчас как раз время, - быстро, отчаянно посчитала Мирьям, - мы были осторожны, а сейчас…, Я сделаю так, что он обо всем забудет. Он меня не бросит, если появится ребенок…., - лазоревые глаза похолодели. Степан шагнул назад: «Нет. Это бесчестно, Мирьям. Такого больше никогда не случится. Собирайся, - повторил он, - я должен вернуться к семье…»
Она поднялась и приникла к нему, высокая, стройная, взволнованно дышащая.
-Ты помнишь, - шепнула Мирьям, - помнишь, Степа, прошлой ночью, в лесу…, Я говорила тебе, что я вся - твоя. Ты целовал мне руки, ты отвечал, что любишь меня..., Ты меня раздел, светила луна…., Степа, - она все прижималась к нему, - один раз…, Ты тоже этого хочешь, я вижу…, - он сжал зубы и повторил: «Собирайся, я буду ждать тебя у ворот. Спасибо тебе за все, Мирьям, - Степан помолчал, - и я желаю тебе счастья, конечно».
Он шел по коридору, опустив голову: «Я сделал то, что было нужно. Марта, любовь моя, как мне теперь искупить свою вину, как…, Господи, спасибо тебе, что она меня простила….»
Мирьям, глядя на обтянутую рисовой бумагой перегородку, рухнула на колени и закусила зубами рукав кимоно. Она рыдала,тихо, сгорбившись, повторяя: «Своя стезя…Я не могу, не могу жить без него…Бабушка, почему так? - она услышала томное жужжание пчел, шорох жаркого ветра и застыла, вытирая слезы с лица.
-Своя стезя, - сердце болело. Она, уткнувшись растрепанной головой в циновку, еще долго стояла, не двигаясь. Мирьям вспоминала его рыжие волосы, его глаза, что так ласково смотрели на нее там, в горах, его руки, большие, сильные.
-Никто не должен знать, - твердо сказала себе Мирьям, - никогда. Никто не узнает. А его жена? Кузина Марта? Она знает? Господи, - она взвыла, - я так его люблю, так люблю…, Бабушка, помоги мне, - попросила Мирьям. Девушка, заставив себя подняться, начала собирать вещи.
Йошикуни-сан и Степан прогуливались по саду. В обеденном павильоне готовили столы. Даймё пригласил их к трапезе. Пахло азалиями, от пруда доносились голоса детей. Питер, капитан Кроу и младший сын даймё катали их на лодке.
Степан вспомнил потрясенный голос мальчика. Он тогда, молча, отвел Мирьям в чайный павильон, и даже не стал заходить внутрь. Он не видел, как Марта поднялась, обняв девушку, как она улыбнулась: «Кузина, ярада, что вы живы». Степан стоял на мосту, отвернувшись, разглядывая темную воду канала. Он услышал шуршание шелка, жена оказалась рядом и тихо сказала: «Пойдем, Петенька сейчас в покоях даймё».
Когда они заходили в личные сады Йошикуни, Степан остановился: «Марта…, Прости меня, пожалуйста, прости…, Я люблю тебя, тебя одну и так будет всегда».
-Пока мы вместе, смерти нет, - вспомнила женщина: «А теперь она появилась».
-Ничего, Степа, - он ощутил прикосновение прохладной ладони: «Ничего. Разные вещи бывают. Петенька тебе обрадуется».
Они больше не говорили об этом, а потом он увидел высокого, крепкого, широкоплечего мальчика, с лазоревыми глазами. Степан, на мгновение, ощутил у себя в руках толстенького, пахнущего молоком ребенка. Он вспомнил, как вел Петеньку за руку в кузницу, как качал его вечером, укладывая спать, и тихо прошептал: «Петенька…Мальчик мой…»
-Я знал, - выдохнул сын, оказавшись у него в объятьях: «Знал, папа, что ты жив. Мамочка всегда мне это говорила. Папа, милый…, - Петя прижался щекой к его щеке, Степан все держал его, не умея отпустить: «Господи, какой я был дурак…., Я мог лишиться их, навсегда лишиться. Господи, Марта меня простила, я всю жизнь оставшуюся обязан перед ней на коленях стоять…»
Он повел сына к себе в комнату. Они долго сидели, держась за руки. Петенька рассказывал ему о России и Китае, о том, как они жили на Кюсю. Мальчик, едва дыша, касался, эфеса катаны. Отец надел ему на шею крестик: «Теперь он твой, сыночек. И сабля наша, родовая, когда-нибудь тебе достанется».
Петенька приник рыжей головой к его плечу: «Спасибо, папа. Мне мама о крестике говорила, о том, что он тоже со времен незапамятных. У дяди Питера, отца Грегори, пара ему есть, с алмазами. Я так рад, что ты нашелся, папа, и Грегори тоже рад. Только мы теперь расстанемся с ним, - мальчик погрустнел.
-Отчего расстанемся? - смешливо спросил его отец.
-Мы отсюда в Америку поедем. Твоя мама, наверняка, хочет нам свою родину показать, семью увидеть. У них, несмотря на войну, как я слышал, начинают железную дорогу строить, через континент. Мне дело найдется, а ты, - Степан погладил сына по голове, - у меня учиться начнешь. Потом в школу отправишься, в Англии. Там вы с Грегори и встретитесь.
-Это хорошо, - весело ответил Петенька и распахнул глаза: «У тебя тоже книга есть! Я помню Федора Михайловича, он со мной сидел, в Семипалатинске, игрушки мне приносил…, - мальчик полистал пожелтевшие страницы и открыл рот: «Шифр!»
Степан усмехнулся: «Мама твоя, как вы из Семипалатинска уезжали, мне так сведения передала, куда вы направились. Он легкий, посмотри, сможешь ли справиться».
-Смогу, - уверенно сказал ребенок и действительно смог.
-Я с тобой начну математикой заниматься, - пообещал отец. Петя рассмеялся: «Мама уже три года это делает. Меня учит, и Грегори. Однако он хочет врачом стать. А я инженером, как ты, - Петя устроился у него в руках. Степан услышал, как бьется его сердечко.
-И в Россию вернусь, - внезапно, весело заметил Петя: «Там, папа, тоже будет железная дорога, от Москвы до Тихого океана, я уверен. Я ее и построю. Пошли, - мальчик даже подпрыгнул от нетерпения, - пошли, я тебе икону покажу, Богородицы, и книгу Пушкина, мы по ней читать учились, и мамин пистолет…»
Они не знали, что Марта, проводив их глазами, зашла в свои апартаменты. Взяв Пушкина, она осторожно, аккуратно, вытащила из тайника в обложке приказ. Свернув бумагу, Марта спрятала ее один из скрытых карманов кимоно. Так она перевозила переписку Ёсинобы с его сторонниками.
-Потом, - сказала Марта, глядя в сад. Питер и Грегори все сидели на скамье. Она опустилась рядом и лукаво спросила: «У вас, кузен, наверняка, папиросы есть. Я чувствую, - Марта повела носом, - дайте-ка одну».
Она курила и думала, что надо послать записку Ёсинобе с надежным гонцом.
-Конечно, - вздохнула Марта, - мне стоит самой туда поехать, попрощаться с его светлостью, поблагодарить его за все…, Но нельзя Степу и Петеньку одних здесь оставлять, и туда их везти опасно, мало ли что. Сейчас все успокоится, - она, невольно, улыбнулась, - и напишу отчет для Ёсинобы о настроениях на севере. Дождемся, пока он подаст прошение императору, и отплывем в Сан-Франциско.