Грегори и сам не знал, как у него это получается.

-Вообще, - сказал он себе, шлепая ногами по мелкой воде - все получилось один раз. Это просто случайность. Петя, - он называл старшего брата то по-русски, то по-английски, а то и вовсе на японском языке, - Петя мне объяснял, что такое случайность. Когда учил меня играть в го. Может, и не получится больше. Хотя нет, я стану врачом, и буду лечить людей.

Сокол опять что-то прокричал. С террасы раздался голос мамы: «Завтракать, милый!». Грегори, забыв об этом,  побежал к низкому столу, где был разложен по деревянным чашкам рис, где старший брат занялся креветками. Завидев Грегори, Петя усмехнулся: «Догоняй». Мальчик, усевшись напротив, обернулся к пруду. Сокол все еще был там.

Когда они ездили на Холм Хризантем, мама рассказала им, что здесь хотели казнить человека из их семьи, отца Джованни, однако он спасся. Было сумеречно, над вершинами гор, на западе, играл закат. Грегори  благоговейно смотрел на бронзовый крест, а потом закрыл глаза.

-Тоже крест, - вспомнил мальчик, - только золотой. Как медальон у мамы. Кто-то его носил. Вспомнить бы. Там были камни, очень красивые.

 Он почувствовал запах пряностей, услышал ласковый, уверенный мужской голос: «Пора спать, сыночек» и вздохнул: «Это, наверное, был папа. Только он погиб, и мама тоже. И у Пети отца нет».

Грегори протянул руку и коснулся лепестков хризантем. Они были мягкими, теплыми, как волосы мамы. Когда Грегори был маленьким, он любил зарываться лицом в бронзовые пряди.

-Я и раньше это делал, - подумал мальчик, - с другой мамой. У нее были темные волосы, как у меня. И была сестричка, только она не родилась еще, - мальчик погладил цветы и улыбнулся. Хризантемы тянулись к его руке.

-Они сами растут, - сказал себе Грегори, - и так будет всегда. Я так тоже умею, - он вспомнил, как на Кюсю развлекал своего друга тем, что смотрел на еще сомкнутые бутоны цветов. Лепестки сразу разворачивались.

-Но это просто, - Грегори слышал, как шепчут, переговариваются хризантемы, как шелестит ветер в листве деревьев, - просто. Лечить людей сложнее. Мне надо вырасти, я еще многого не умею. Я не хочу, - мальчик искоса посмотрел на маму и брата, - не хочу, чтобы людям было плохо. Буду врачом, - он поднял ладонь и увидел, как белые хризантемы опускают свои соцветия. «Кивнули, - весело подумал Грегори, - значит, так и случится».

После завтрака пришел его светлость Йошикуни. У мамы были дела, а даймё увел их с братом в фехтовальный зал. Грегори нравилось заниматься кэндзюцу. Он был высокий, изящный, быстрый и хорошо владел бамбуковым мечом. Его использовали для тренировок. Даймё показал им комнату с доспехами. Старший брат потом сказал Грегори: «У моего папы тоже был родовой меч, с незапамятных времен».

Они отлично позанимались, а потом все вместе пошли в бассейн. Здесь, как и в замке под Киото,  был целый каскад теплых прудов. Грегори все равно поежился, спускаясь в воду.

-Что-то случится, - он услышал над бамбуковой, легкой крышей шорох крыльев птицы. Сокол все клекотал.

Когда они оделись, даймё весело сказал: «Масами-сан, судя по всему, задерживается. Я с вами позанимаюсь японским языком. Пойдемте в мой кабинет».

-Я сейчас, ваша светлость, Ичиро-сан, - поклонился Грегори и побежал по дорожке к воротам, что вели в большой парк.

-Куда это он? - недоуменно пробормотал Петя и посмотрел вслед брату: «Жалко его. Мой папа жив. Мама говорит, что просто надо его ждать, и не терять надежды. А его папа погиб».  Петя пошел вслед за даймё по большому, прохладному коридору. Мальчик не видел, как младший брат остановился, вскинув голову.

-Как вырос, - Питер почувствовал слезы на глазах, - как вырос, мой хороший..., Глаза у него еще посветлели. Глаза Луизы. Он на Вадию похож. Такой же высокий, изящный. Мальчик мой..., - Питер протянул к нему руки.

-Я знал, - сдавленно всхлипнул мальчишка, уткнувшись мокрой щекой ему в плечо, - знал, что ты приедешь, папа. Я тебя вспомнил, здесь, в Сендае, когда мы с мамой были на Холме Хризантем. Я чувствовал, - Грегори плакал. Питер гладил его по спине, в простом, детском кимоно: «Я все расскажу тебе, сыночек,  все».

Он повел ребенка к садовой скамейке и усадил себе на колени.

-Я большой, - сказал себе Грегори, - я не малыш.

Мальчик все равно обнял отца за шею и засопел куда-то ему в ухо. Пахло теплом, у отца были крепкие, смуглые руки, он тихо говорил, а потом Грегори вздохнул:

-Жалко сестричку. Папа, я буду врачом, и сделаю так, что больше никто, никогда не умрет. Значит, у меня были родные мама и папа?

-Мы поедем с тобой в Бомбей, - кивнул Питер. Красивая, большая стрекоза присела на деревянную ручку скамейки и затрепетала прозрачными, с голубым отливом,  крыльями. Грегори взглянул на нее и услышал нежный голос: «Сыночек мой, маленький…».

-Мама, - понял мальчик, - у нее были глаза, как у меня.

Стрекоза взвилась вверх, Грегори увидел рядом с ней вторую. Он улыбался, следя за ними, пока они не растаяли в жарком, полуденном сиянии.

-Поедем, - Питер погладил его по голове, -  помолимся на могилах твоих родителей. У тебя есть брат и сестра, старшие. Виллем и Маргарита. Они в Европе живут. Ты с ними обязательно встретишься.

-Обязательно, - пообещал себе Питер, рассказывая Грегори о Лондоне, о Мейденхеде, о школе, куда он пойдет: «В конце концов, черт с ним, с кузеном Виллемом. Дети скоро вырастут, он над ними будет не властен. Пусть хоть на дуэль меня вызывает, не страшно. Мальчик должен с ними увидеться».

-А мама Марта? - спросил Грегори, держа его за ладонь: «Она поедет  с нами в Лондон? И мой старший брат, Ичиро…, То есть Питер, - поправил себя мальчик, - его, как тебя зовут, папа. Петр, если по-русски. У него отца нет, - Грегори помолчал, - мама Марта его потеряла, в России еще».

Питер отчего-то вспомнил холодок в зеленых глазах кузины и прижал мальчика к себе: «Конечно, ты их еще увидишь, милый. И  священник, что тебя в Бомбее крестил, отец Пьетро, он тоже здесь. Мы вместе в Лондон поплывем».

-Увидит ли? -  спросил себя Питер: «Как его у кузины Марты забирать, она его растила все это время…, - Питер почувствовал прикосновение ее нежных пальцев и опять погрузился в блаженное, спокойное тепло. «Они приедут, - сказал себе Питер, - обязательно. Приедут и будут жить в Лондоне. Я буду ее видеть, иногда…, - Грегори потянул его: «Пошли, папа. Я тебе все здесь покажу».

Они остановились у края пруда. Грегори увидел в воде отражение сокола.

-Лети, - попросил он птицу, наконец, поняв, кто это, - лети, дедушка. Теперь все будет хорошо. Арлунар, - пришло ему в голову. Грегори помахал птице.

Однако сокол только скользнул на крепостную стену, и уселся там, сложив крылья.

У Мирьям была своя, маленькая комната в женском крыле замка. Здесь жило два десятка наложниц, служанки, был свой сад и большая терраса. Она сидела, разбирая вещи, складывая простые, темные кимоно в сундук из кедра.

-Интересно, куда мы поплывем, - Мирьям, что-то напевала, -  в Амстердам, наверное. Потом можно будет в Лондон перебраться. Степа хочет в Англии жить, там семья. Поженимся, и я буду учиться дальше. Одну ночь я его не видела, и уже скучаю, - Мирьям бросила кимоно и легла навзничь, на циновку, раскинув руки. Было жарко, из сада слышался плеск воды. Девушки катались на лодке.

-И у водопада так было, - она опустила веки и всем телом вспомнила влажный, прохладный воздух, запах сосен, заходящее солнце. Она тогда первой обняла его, первой шепнула:

-Я вижу, вижу, кузен, как вам этого хочется…, Я люблю вас…, - Мирьям целовала его, а потом потянула на мягкий мох, распустив волосы, чувствуя, как бьется его сердце.

-У нас будут дети…,- Мирьям все лежала, счастливо улыбаясь: «Ничего, что он не еврей. Давид обрадуется, что я по любви замуж вышла. Надо будет в Америку написать, Дэниелу, Джошуа, Бет, Майклу…, К тому времени, как мы домой вернемся, война закончится».