-Даже если он не хотел ребенка? - поинтересовался Макс. Они сидели в гостиной. Анри читал учебник анатомии, бабушка правила статью. Макс, вместе с дядей Полем, готовил документы для очередного процесса.
-Я, тогда как раз с шахт приехал, - вспомнил Волк, - мне семнадцать было.
Джоанна затянулась папироской и ядовито ответила: «Если мужчина вступает с женщиной в близкие отношения, он должен быть готов к появлению на свет потомства, милый мой. Такое случается, несмотря на все меры, предпринимаемые обеими сторонами. Ничего не поделаешь, - Джоанна развела руками.
-Ладно, - Волк сбежал вниз по лестнице и вышел на Пантелеймоновскую улицу, - с этим я потом разберусь. Может быть, ребенок умер. Может быть, она умерла, а лучше всего, - он вдохнул свежий ветер с Невы, - чтобы оба.
-Я завтра зайду, - предупредил он Илью Андреевича, - как обычно, после обеда.
-Конечно, месье Вильнев, Федор Петрович нам говорил, - поклонился жандарм.
Француз пошел по набережной Фонтанки к Невскому проспекту. Илья Андреевич сказал напарнику: «Его превосходительство велел снять слежку с этого Вильнева. Бабочка доносит, что он ничего подозрительного не делает, врач и врач. Совершенно безобидное создание».
Воронцов-Вельяминов предупредил их: «После моего возвращения из Царского Села, департамент вплотную займется кружком Сераковского». К тому времени должен был состояться званый вечер. Гетман, их агент, обещал предоставить сведения о госте, курьере европейских радикалов, что приехал к Сераковскому с Запада.
-Их всех ждет крепость, трибунал и расстрел, - пообещал Федор, принимая от Ильи Андреевича пальто, - а Гетмана мы потом переведем в Варшаву, в это осиное гнездо. Придумаем хорошую легенду о том, как он спасся от полиции, бежал из Санкт-Петербурга..., Можно будет его легко ранить, при аресте Сераковского. Это сразу вызовет к нему доверие.
Волк издалека увидел девушку. Она ждала его на Аничковом мосту. Катенька притоптывала ногами от холода. Девушка, наконец, заметила белокурую голову. Месье Вильнев оказался настоящим французом, о таких людях Катенька читала только в книгах. Он водил Катеньку в дорогие рестораны, со знанием дела выбирал вино и закуски, рассказывал ей о Париже и Лионе. Иногда, мужчина вздыхал:
-Как жаль, мадемуазель Катрин, что вы не можете поехать со мной во Францию..., Я хочу завершить все дела, по семейной недвижимости, прежде чем окончательно осесть в России. Я чувствую, - искренние, голубые глаза смотрели на нее, - что могу обрести здесь свой дом.
Катенька читала отчеты об обыске в его комнатах. У Вильнева были дорогие вещи, аккредитивы из Лионского Кредита, на большую сумму. Месье Франсуа рассказывал ей о своей семье. По всему выходило, что он обеспеченный человек.
-Только он католик, - Катенька морщила нос: «С него сняли слежку, после моих сведений, он вне подозрения. Он собирается сюда переехать, хочет купить квартиру, у Невского проспекта..., Он меня даже водил смотреть эти апартаменты».
Катенька вспомнила семь комнат на Большой Конюшенной улице. Там был отполированный паркет и мраморный камин, высокие потолки украшала лепниной. «Можно устроить салон, - девушка улыбнулась,- он врач, образованный человек, разбирается в науке, в искусстве…»
Месье Вильнев внимательно слушал переводы ее стихов на французский язык. Катенька делала это неумело, однако он только отирал глаза: «Очень, очень хорошо, мадемуазель Катрин. У вас настоящий талант».
Домой его Катенька пока не приглашала, держала на расстоянии. Девушка сказала, что живет одна, в квартире, доставшейся ей от покойного отца. Месье Вильнев интересовался русским языком. Он даже, послушно, сходил с Катенькой на православную службу в Казанский собор. «Мне понравилось, - потом заметил француз, - может быть, если я буду жить здесь..., - он не закончил. Катенька, горячо сказала: «Конечно! Всякий может войти в ограду истинной веры, месье Франсуа!»
Она уже представляла себе венчание в Александро-Невской лавре, и свое платье белого шелка, с фатой брюссельских кружев. Потом месье Вильнев пригласил ее в Париж.
-Вы познакомитесь с моей матушкой, мадемуазель Катрин, будете жить у нее под крылом..., Мы с вами сходим в Лувр, погуляем в Латинском квартале..., Открывается железнодорожное сообщение до Варшавы, - добавил француз, - оттуда мы за двое суток доберемся до Парижа, в вагоне-люксе. Это мой подарок, - он ласково посмотрел на девушку.
-Он хочет сделать предложение, - Катенька покраснела: «В Париже, как романтично. Не одной Аполлинарии по Европе разъезжать. Она не только бездарь, но даже и не хорошенькая. Кто на нее польстился? У меня будет кольцо, с бриллиантом...»
О таких вещах надо было предупреждать начальство, но Панаева с Некрасовым собирались пробыть в Италии всю зиму. У поэта опять обострилась чахотка. Катенька сейчас была свободна. «Это всего на две недели, - сказала себе девушка, - побуду там, и вернусь. Месье Вильнев все оплачивает».
Он сказал, что знаком с атташе французского посольства, и визу ей сделают без волокиты. «К началу следующей недели все будет готово, - уверил ее мужчина, - и в декабре я буду иметь честь сопровождать вас в Париж».
Катенька принесла ему паспорт, как и он и просил. Месье Вильнев склонился над ее рукой:
-Спасибо. Не думайте о деньгах, мадемуазель Катрин, я все беру на себя. Пойдемте, - он взглянул на Невский проспект, - побродим где-нибудь, в одиночестве. Я вам почитаю Ламартина, других поэтов..., - у него была крепкая, надежная ладонь. Катенька решила: «Он порядочный человек, надо его все-таки пригласить на кофе..., Пусть увидит, что я хорошая хозяйка». Катенька скрывала от своих литературных знакомцев псковское прошлое. Дома, при папаше, она сама квасила капусту и таскала ведра из колодца. Авдотья Яковлевна Панаева даже кофе не могла сварить. Женщина пожимала красивыми плечами: «К чему? Мужчины, милая Катюша, всегда могут нанять кухарку». Писательница поднимала холеный палец: «Мы рождены для других занятий. Для служения музам».
Катенька кивала, элегантно покуривая папироску. Возвращаясь, домой, девушка с удовольствием съедала тарелку собственноручно приготовленных, суточных щей.
Волк предупредил Юджинию, что завтра днем на Пантелеймоновскую придет Анри. «Ни о чем не волнуйтесь, кузина, - шепнул он на кухне, - вас будет ждать экипаж и надежный паспорт».
Она робко коснулась его руки: «Как мне вас благодарить...»
-Я об этом сам позабочусь, - чуть не ответил Волк. Слушая щебетание Катеньки, направляясь с ней под руку к Неве, он напомнил себе, что надо зайти в мелочную лавку и купить сапожное шило. «Потом, - Волк все улыбался, - займемся провокатором. И мадемуазель Катрин, конечно. Я говорил, - он полюбовался серой, мощной рекой, - все будет просто».
После обеда мальчики заснули. Юджиния неслышно прошла в гостиную и сняла со стены кортик. Утром, после того, как муж уехал в Царское Село, она сложила саквояж.
-Стивену отдам, - ласково подумала женщина, - Господи, я не верю, не верю, все закончилось..., - она едва не расплакалась вслух. Она вспомнила тот страшный, зимний день, когда видела брата в Летнем Саду, вспомнила скручивающую, режущую боль и животе и сцепила пальцы. Они тряслись.
-Один раз, - сказала себе Юджиния, - всего один раз. Анри врач, он поймет..., Мне прописали морфий, от мигреней. Всего один укол, и я обещаю, я больше никогда к этому не вернусь.
Юджиния уложила кортик на дно саквояжа, прикрыв его своим бельем. Она оставила все драгоценности, впрочем, их у нее и так было немного, и даже сняла с шеи крестик. Юджиния закрыла дверь в детскую: «Он, конечно, им скажет, что я шлюха, развратница, что я его обманула, сбежала с любовником..., Все равно, - она тяжело вздохнула,- это не мои дети, а его. Они меня никогда не любили. И письмо он пошлет, Маленькому Джону, но я объясню..., семья мне поверит, обязательно».
Она вздрогнула. Дверь заскрипела. Илья Андреевич пропустил в квартиру Анри.
