-В любом случае, - Полина приняла от Женни Маркс фарфоровую тарелку с пирожными, - Волк бы нам ничего не написал, Карл. Он у нас, - Полина повела в воздухе рукой, - осторожный. А что Интернационал? - она размешала сахар в чашке.
-Будем организовывать, - Маркс поднялся и прошелся по бедной, с вытертой ковром, гостиной. Маленький садик за окном был залит осенним солнцем.
-Я сейчас пишу для New York Daily Tribune, американские товарищи к нам тоже присоединятся. Может быть..., - он испытующе посмотрел на Полину.
Та молчала. Она и сама не знала, чем хочет заниматься. Когда полиция закрыла дело против Виллема, Полина сказала матери:
-Поеду, поживу в Париже, с Анри. Потом отправлюсь в Лондон, навещу семью, - она, отчего-то покраснела и увидела мягкую улыбку Джоанны.
-Посмотрим, - почти сердито закончила Полина. Она прочла в газете статью об «Угольной компании де ла Марков». Репортер описывал жизнь в шахтерских поселках, как настоящий рай на земле. Полина в сердцах разорвала лист: «Если я еще раз увижу этого мерзавца, клянусь, я его убью на месте». Она никому, ничего не говорила. Полина взяла с матери и Поля обещание, что и они будут хранить тайну.
В Париже она жила с Анри, на рю Мобийон, ходила в Лувр, гуляла вдоль набережной Сены, каталась на лошади в Булонском лесу. Ей становилось легче, а совсем легко стало, когда мать переслала ей письмо из Америки. Майкл сообщал, что Бет в безопасности. «Однако она работает на правительство. Учитывая неизбежную войну, - писал Майкл, - не хотелось бы, чтобы об этом стало известно».
-Не будет, - Полина быстро написала ответ. В постскриптуме она добавила: «Передай Бет, что я верю, на земле Америки скоро не останется ни одного раба. Она обязательно добьется этого».
-Я не хочу возвращаться в Америку, Карл, - вздохнула Полина: «Хотя, там видно будет». Больше они об этом не говорили. Полина полистала свой блокнот: «Герцен, надо ему отвезти материалы для «Колокола». Это потом, после обеда. Джон..., - она закрыла глаза: «Просто извинишься, и все. И больше ничего».
Она послала телеграмму Питеру, на Ганновер-сквер. Кузен ответил, что его родители и тетя Вероника уехали в Саутенд. «По их возвращении мы устроим большой обед, а пока, кузина Полина, поедим вчетвером. У нас гостят преподобный отец Аарон и его дочь».
-Познакомлюсь, я их никогда не видела, - вспомнила Полина. Она вытерлась шелковым полотенцем и прошла в гардеробную. Темно-синее платье было разложено на кушетке. Полина сняла траур. В Париже она пошила себе целый гардероб. Ей почему-то хотелось носить яркое, оно и было в моде. Полина прикоснулась к нежному, отделанному кружевом шелку. Чарльз Уорт, в своем ателье, измеряя Полину, весело сказал: «Вы, как мадам де Лу, ваша матушка. Я ее больше, десяти, лет обшиваю. Ее фигура совсем не изменилась. И вы такая же будете, мадам Фримен».
Полина подняла бровь: «Вы женский портной, месье Уорт...»
Он покачал головой, записывая мерки:
- Модельер. Как мадам Сидония, в Лондоне. Век портных прошел, мадам Фримен. Я собираюсь создать ассоциацию модельеров, синдикат. Ваша матушка, хоть и предпочитает мужские наряды, но ценит качественные ткани и хороший крой. Вы, кстати, - Уорт внимательно осмотрел Полину, - не хотите демонстрировать модели? Мне всегда нужны красивые женщины с отменной фигурой.
-Мне тридцать четыре, - Полина покраснела, - я не в том возрасте, месье Уорт.
-В самом лучшем возрасте, - усмехнулся модельер. Он настоял на шелках цвета драгоценных камней. «Пастельные тона хороши для молоденьких девушек, а не для опытных женщин, - заметил Уорт, - мы вас оденем в темную лазурь, в берлинскую зелень, в пурпур...»
Полина натянула кружевные, темно-синие чулки . Кузен Питер предложил прислать экипаж, но в своей телеграмме Полина отказалась: «От гостиницы на Ганновер-сквер десять минут ходьбы. Это совершенно ни к чему».
Она взяла ридикюль крокодиловой кожи и зашнуровала высокие, синей замши ботинки. Обувь тоже была сшита по мерке. Полина вспомнила, как они с Бет и Мирьям выбирали приданое в Нью-Йорке, в эмпориуме.
-И Мирьям больше нет, - грустно подумала женщина, спускаясь вниз по мраморной, устланной ковром лестнице. В гостинице стоял подъемник Отиса, однако номер Полины был на третьем этаже. Она, как и в Нью-Йорке, ходила пешком. У стойки портье ей передали письмо. Распечатав конверт, Полина пробежала глазами ровные строки и улыбнулась. Герцен ждал ее к обеду.
-Вот и славно, - она отдала ключ и оглядела просторный, устланный коврами холл. Было время чая, из-за бархатных драпировок нежно звучало фортепиано.
-Шопен, - поняла Полина и посмотрела на свои серебряные часики: «Давно я по Лондону не ходила. Заодно и прогуляюсь».
Постояльцы сидели в креслах, закрывшись газетами, пахло хорошим табаком. Листы The Times заколебались. Невидный человечек, в темном сюртуке, закинул ногу на ногу. Он увидел дамочку рядом с домом Маркса. Человечек, хоть и надзирал в Лондоне за русскими эмигрантами, не выпускал из виду и других радикалов. Он довел красотку до «Клариджа». Пара шиллингов, что он дал рассыльному, сообщили человечку ее имя.
-Миссис Полина Фримен, - аккуратно занес человечек в свой блокнот. Телеграммы из Лондона в Санкт-Петербург шли окольным путем, через Париж и Варшаву. Занимало это сутки. Вчера, в посольстве, прочитав расшифрованное послание из столицы, человечек поперхнулся и покрутил головой. Федор Петрович предписывал глаз с дамочки не спускать, объясняя, что она, давний агент европейских социалистов. «Пусть посетит Герцена, - читал человечек приказ, - а потом доставьте ее в Санкт-Петербург, где мы и устроим ей допрос».
Человечек почесал нос и незаметно посмотрел на даму. «Она хорошенькая, - хмыкнул он, - волосы, какие..., белокурые». Полина усмехнулась, обведя глазами разбросанные на столах газеты, неслышно двигающихся официантов.
-Вот и моя тень, - она заставила себя не смотреть на человечка, - он сначала фонарный столб напротив дома Маркса подпирал, а потом за мной сюда направился. Вряд ли это агент Джона, - она почувствовала, как зарделись ее щеки, - Маркс в Лондоне живет с разрешения британского правительства. Либо он с континента…, Но я в Париже проверялась, там никто за мной не следил. Либо..., - Полина замерла. Не поворачивая головы, женщина вышла на гранитные ступени гостиницы. Вечер был тихим, безветренным, деревья на Брук-стрит золотились под заходящим солнцем. Она заметила высокого человека, в простом сюртуке и пасторском воротничке. Он быстро шел по тротуару, держа под мышкой какие-то книги. У мужчины были рыжие, коротко стриженые, побитые сединой волосы.
Аарон выпил чаю в Брук-клубе и посмотрел на хронометр: «Зайду в гостиницу. Все же дама. Неприлично, чтобы она сама брала кеб, ходила по улице..., Все это предрассудки, конечно, - преподобный отец, невольно, усмехнулся. Священник вскинул голову. Она стояла у входа, маленькая, ладная, в платье темной лазури. Аарон подумал: «Мэри такая была. Мне до плеча не доставала. Господи, какая красавица она, оказывается».
Он взбежал наверх и поклонился: «Миссис Фримен? Простите мою смелость, я ваш кузен, Аарон Корвино. Мне вас Питер описал, и я...»
Полина спиной почувствовала взгляд человечка: «Он, наверняка, узнал, как меня зовут. К Герцену ходить пока нельзя. Я его предупрежу. Это русские, сомнения быть не может».
Аарон посмотрел в глубокие, синие глаза и велел себе: «Не смей! Тебе год до пятидесяти, а она молодая женщина. Что это с тобой, преподобный отец?»
От нее пахло фиалками, неуловимо, нежно. Белокурый локон спускался из-под шляпки с узкими полями на прикрытую высоким воротником дневного платья шею. Женщина взяла его под руку и краем губ велела: «Возьмите кеб, но не у гостиницы, а на той стороне улицы, кузен Аарон. Очень рада вас видеть. Пропустите первые два, садитесь в третий, - Полина, не оборачиваясь, последовала за ним.
-В кебе я от него оторвусь, - решила Полина: «Нельзя приводить его на Ганновер-сквер. Аарона он видел, но это не страшно. И надо сказать Джону, - она, на мгновение, представила себе светло-голубые, прозрачные глаза, клык в медной оправе на загорелой шее, - надо сказать..., Вряд ли русские просили разрешения, чтобы послать сюда агентов. Джон должен знать».
