-Тихо, - велел он, хлестнув ее по щеке, рванув к себе за волосы, - тихо, иначе отсюда я пойду к твоей матушке, этой шлюхе. Уверен, она рада будет меня видеть. 

Женщина бросилась на него, пытаясь расцарапать лицо. Она была на две головы ниже, и весила, понял Виллем, сбивая ее с ног, вряд ли больше ста фунтов.

-А я  двести, - он прижал Полину коленом к ковру и разорвал платье на груди. Юбки задрались, наряд  был простым, без кринолина. Женщина пыталась высвободиться, стонала, кусалась. Виллем, разъярившись, стукнул ее белокурым затылком о ковер. Он  отодрал кусок от платья и засунул ей в рот, сжимая шею. Синие глаза закатились, она обмякла. Виллем скинул сюртук: «Начнем, милочка».

Потом он немного полежал, отдыхая. Она плакала, скорчившись, пыталась куда-то ползти. Белокурые волосы растрепались, лицо было испачкано кровью.

-Тихо, я сказал, - Виллем подтянул ее к себе. Глаза были изуродованы синяками и превратились в щелочки. Полина даже не понимала, кто перед ней. Голова кружилась, в ушах звенело, все плыло. Она, пошатнувшись, все-таки попыталась встать.  Полина почувствовала грубые, сильные руки у себя на плечах, ее голову пригнули к полу. Мужчина, почти весело, сказал: «Терпи, милочка. Впрочем, я уверен,  тебе понравится».  Боль была такой, что Полина потеряла сознание. Женщина очнулась, только когда на нее полилась холодная вода.

Виллем стоял над ней с тазом в руках. Он взглянул на разорванные юбки, на исцарапанные, окровавленные, ноги: «Еще понесет. Впрочем, это не моя забота. Пусть что хочет, то и делает».

-В следующий раз, - он застегнулся и надел сюртук, - это буду не я, а пара сифилитиков, и не здесь, а в грязной канаве. И с твоей матушкой, то же самое случится. Он наклонился и плюнул Полине в лицо: «Не смей приближаться к моей семье, запомни это».

Полина услышала, как захлопнулась дверь. Превозмогая боль, она добралась до умывальной. Ее вырвало на пол. Полина, рухнув на колени, вдыхая запах крови и страха, тихо зарыдала.

Мелкий дождь хлестал в окна полицейского участка на Грассмаркт. Пахло застарелым табаком, пылью, чернилами, но комната была убрана. На большом, дубовом столе красовались аккуратно сложенные папки. 

-Вы курите, мадам. Фримен, - комиссар Арно поднялся и прикрыл дверь, что вела в кабинет, - курите, пожалуйста.

Он пошарил на столе. Найдя картонную коробочку с дешевыми папиросами, Арно чиркнул спичкой.

Дым был едким, горьким, почерк писаря четким. Полина прочла показания, подтвержденные тремя свидетелями, данные под присягой в полицейском участке Остенде. Женщина подняла на комиссара синие глаза: «Он лжет».

На лице  были видны желтоватые следы синяков. Полина тогда забилась в угол умывальной и велела себе: «Не двигайся. Не мойся. Ничего не делай. Я должна обедать у мамы и дяди Поля.  Они забеспокоятся и придут сюда».

Она сидела, уронив голову в руки. Полина, отчаянно подумала: «А если это не я была виновата? Если это Тед? Если  у меня сейчас…., - Полина справилась с тошнотой: «Избавлюсь. Это просто. Я не смогу, никогда не смогу…»

За окном было сумеречно, избитое тело болело. Полина, наконец, услышав стук в дверь, еле добралась до передней. Она оказалась в объятьях матери. От Джоанны пахло знакомо и надежно, хорошим табаком, кофе, горьким цитроном. Она бросила один взгляд на дочь и велела Полю, что стоял сзади: «Беги на Грассмаркт, милый, в полицейский участок».

Когда они остались одни, Джоанна довела дочь до спальни. Обняв женщину,  она попросила: «Потерпи еще немного, пожалуйста. Сейчас придет полицейский врач, проведет осмотр. Я помою тебя, переодену…., Молодец, что не стала уничтожать никаких следов».

-Я  адвокат, - Полина подышала и расплакалась: «Мама, я не виновата! Я просто открыла ему дверь и все….»

Светло-голубые, прозрачные глаза матери заледенели.

-Женщина, - отчеканила Джоанна, - никогда не виновата в изнасиловании. Такого просто не может быть. Виноват в нем мужчина, преступник, и патриархальное общество, которое его взрастило. Она присела рядом с дочерью и погладила ее по белокурой голове: «Ты все сделала правильно, милая. Хочешь, потом, как все здесь закончится, - Джоанна обвела рукой комнату, - у нас пожить? Спальня твоя старая в порядке, ты  видела».

Полина кивнула и просто сидела, ожидая полицейских, держась за руку матери.

Врач осматривал ее в присутствии Джоанны. Раскурив сигару, доктор пожал плечами: «К сожалению, никаких прямых доказательств насилия у нас нет, мадам. Вы вдова, сами понимаете…., - он не закончил.

-А побои, синяки, ссадины? - гневно спросила Джоанна.

Доктор стал складывать инструменты: «Все косвенно. Мадам Фримен могла просто повздорить с любовником. У нас часты такие случаи. Потом женщина прибегает и забирает жалобу. Семейное дело, сами понимаете, - врач тонко улыбнулся.

Полина стояла у окна, глядя на фасад театра Ла-Монне. К нему подъезжали экипажи. «Я знала, знала, - покачала она головой, когда врач ушел, - мы не сможем…., - Полина прервалась, - привлечь его…, его к ответственности, мама».

Полина почувствовала твердую, сильную руку на своем плече. Мать сказала:

-Во-первых, нельзя сдаваться. Мы с Полем рядом, и так будет всегда. Иди к комиссару Арно, давай показания. Пусть они шлют телеграмму в Остенде. Пусть его арестуют, - Джоанна нехорошо улыбнулась: «Даже если он выйдет сухим из воды, его всегда можно вызвать на дуэль. Я  и вызову, - он присела на подоконник и потянула дочь к себе.

-Тебе шестьдесят пять лет, мама, - мрачно заметила Полина, - а дядя Полю шестьдесят. Вы пожилые люди. И ты всегда была против дуэлей.

-Конечно, - согласилась мать: «Варварский пережиток патриархального строя, не более. Вызов от Поля он не примет. Поль не дворянин. А я дочь герцога, - тонкие губы Джоанны усмехнулись, - со мной он будет обязан драться. Думаю, я стреляю лучше него.  А что  я против дуэлей, - Джоанна развела руками, - иногда без них не обойтись. Вот как сейчас, например».

-Тебе седьмой десяток, - упрямо повторила Полина и заметила в глазах матери какой-то холодок.

-Седьмой, - согласилась та, обнимая дочь: «Впрочем, ты права. Если нам ничего не удастся сделать судебным путем, мы предпримем другие меры. Хватит «Компании де ла Марков» эксплуатировать рабочих».

-Я не хочу, чтобы из-за меня рисковали другие люди, - горько отозвалась Полина.

-Революций без риска не бывает, - услышала она голос матери. Джоанна, нежно, попросила: «Пойдем домой, милая. Я с тобой побуду, расскажу тебе об отце твоем, ты мне об Америке…, Полежим вместе, как в детстве».

Полина переселилась  в свою старую комнату. Мать делала ей примочки, дядя Поль приносил чай и газеты. Она читала книги, времен своего детства. Мать укладывала ее спать каждый вечер и пела шахтерские песни. Полина вспомнила вечеринку в Лондоне, где она познакомилась с Джоном и велела себе не думать о нем.

Она сходила в участок на Грассмаркт. Комиссар Арно уверил ее: «Телеграмму в Остенде я послал, его вызовут на допрос». Последствий не было. Когда начались крови, Полина только, тоскливо, подумала: «Это я. Сомнений больше нет».

-Он лжет, - повторила женщина и посмотрела в усталые глаза комиссара.

Арно потушил папиросу:

-Мадам Фримен, вы знаете законы. Это ваше слово против его слова. Прямых улик нет. Мы не нашли свидетелей, которые бы подтвердили, что барон де ла Марк заходил к вам в подъезд, в  указанное вами время. А если бы и нашли, - полицейский запнулся и покраснел, - это могла быть просто ссора, сцена ревности…, - он увидел яростные, синие глаза и пробормотал:

-Простите. В любом случае его светлость предоставил свидетелей, как вы читали. Граф, вот еще…, - Арно зашелестел страницами, - председатель правления акционерного общества…., Они все говорят, что барон в этот день был в Остенде.

В кабинете повисло молчание.

-Я вам верю, - наконец, вздохнул комиссар, - но я получил распоряжение оттуда, - он указал пальцем на потолок, - сверху, мадам Фримен. Я должен закрыть дело. Поймите и вы меня, - умоляющим тоном добавил мужчина, - у меня жена, дети…Я не могу рисковать своей должностью.